Книга Сжечь мосты - Саша Кругосветов

Он пропустил один поезд. Платформа опустела на несколько минут. Я сел на скамейку рядом с ним. Потом все опять было залито плотной толпой. Надо бы попробовать завязать разговор. Но народу слишком много, и почему-то я никак не мог найти подходящих слов.

Он продолжал смотреть на светящийся экран планшета, глаза его закрывались; казалось, он вот-вот уснет. Но когда дыхнуло воздухом из тоннеля и почувствовалось легкое дрожание, еще ничего не было слышно, он поднялся. Я вошел в вагон вслед за ним. Нас разделяла компания совсем молодых парней и девчонок. Они размахивали руками и громко говорили на украинском. Я вспомнил, что собирался ехать совсем не туда. Да, я встал совсем неудачно, загораживал всем проход. На остановке толпа вынесла меня на перрон, а потом снова внесла в соседнюю дверь.

Я оказался ближе к нему. При ярком неоновом свете внутри вагона он выглядел заметно старше, чем только что на перроне. Сколько ему было бы сейчас? Я же знаю: если бы он был жив, – сорок. На фотографии – тридцать два, тридцать три. Может быть, 35? И такой же взгляд: удивленный, наивный, как бы замутненный, взгляд человека, находящегося не здесь, где-то далеко отсюда, вначале немного глуповатый и вдруг неожиданно жесткий взгляд.

Случайно этот взгляд упал на меня.

Я вздрогнул, внутри меня все заметалось. Зря я метался, он меня не увидел. Снова открыл планшет, что-то полистал, отодвинул подальше, пытаясь что-то разглядеть. Дальнозоркость, у него уже есть дальнозоркость.

Поезд набирал скорость, нас бросало из стороны в сторону. Я схватился за поручень. А он стоял очень твердо, не теряя равновесия. На станции Печерьска хлынули новые толпы, все кое-как втиснулись, двери с трудом закрылись. Он успел убрать планшет до того, как люди набились в вагон.

На какой станции ему сходить? Ехать ли за ним до конца? Надо ли вообще это делать? – я не знал, что и думать. Надо привыкнуть к мысли, что он жив. Что он в Киеве. И я тоже сейчас в Киеве. Мы совсем рядом. В Киеве… В могиле, на которую недавно кто-то положил свежие цветы. Или вот он, живой? А как же свидетельство о смерти, которое привез Николаич? Мог он сам его опознать? Или его опознавал некий Артур? Что там было на уме у этого Артура и его брата? Есть ли этот Артур в природе? Он звонил тогда, в день смерти. А если это звонил кто-то другой? И зачем он тогда звонил?

Неизвестный, которого я принял за своего Алешу, поднял воротник пальто, как будто озяб. Духота, вагон переполнен, все стоят вплотную друг к другу – как можно замерзнуть? Строчка по краям воротника вытерта, местами торчат нитки. Сколько лет он носит это пальто? Со времени нашей последней встречи? Тогда он был в кожаной куртке. Может быть, это пальто уже было? Тогда неудивительно, что оно выцвело и затерлось.

Мы доедем до конечной, до станции Червоiнii Хутiр, а там, наверное, пересядем на автобус, который повезет нас на какую-нибудь окраину. Тут я с ним и заговорю. На Видубичi вышло много народа. Его взгляд снова упал на меня, но это был взгляд человека, который машинально смотрит на соседей по вагону.

– Скажите, неужели вы меня не помните? Я из Петербурга. Неужели вы меня не узнаете? Я Феликс Петрович. А вы, разве вы не Алеша? Вы ведь так часто звонили мне… Раньше. Это было раньше.

Теперь мы сидели друг напротив друга.

– Мне привезли бумагу, что тебя нет. Я приезжал в Киев. Заказал памятник. Как я мог сомневаться, что это ты там лежишь? Мне даже не приходило в голову… Николаич тебя раньше видел совсем мало. И то мельком. Как он мог тебя опознать? Я не думал. Если б сомневался, заказал бы эксгумацию и генетическую экспертизу.

И то плохо, и это плохо. Я не знал, как начать разговор. Он меня не узнаёт. Вычеркнул всех из своей жизни. И меня в том числе. Но сердце отца не может ошибаться.

После станции Славутич стало совсем свободно. Он сидел напротив, сжав в руках планшет. Машинально водил пальцем по экрану, но глаза его смотрели куда-то мимо. Куда-то туда, где нет этого поезда метро, где нет пассажиров… В каком мире он теперь жил?

Из рукавов пальто выглядывали голые запястья. И голые руки. Голые. Раньше у него была золотая печатка. И серебряная неделька. Сейчас ничего. И на фотографии печатка и неделька. Мне показалось, что видны полустертые наколки. Полустертые, стереть наколки невозможно. Не понять буквы. «А», пропуск, «т», маленький пропуск, «моз», что ли? Раньше вроде не было наколок. Может, не видел? Он не хотел, чтобы я видел, скрывал. Что это может быть? Антимоз… Почему нет? Помогал ему на зоне. Положенец. Может, я ошибся.

Он закрыл глаза. Еще шесть станций и конечная. Червоный хутор. Я встану очень тихо, оставив его спать в вагоне. Сяду на другой поезд, который идет в обратном направлении. А потом перейду на Театральную и поеду до Вокзальной. Как и поступил бы, если бы не заметил это клетчатое пальто.

Состав медленно затормозил на станции Вирлиця. Он открыл глаза, и я увидел, что в них снова появился жесткий блеск. Посмотрел на перрон и поднялся. Я снова шел за ним по коридорам и переходам. Но теперь мы были одни. Я заметил, что каблуки его мокасин заметно стоптаны наружу, отчего подошвы сильно перекошены. Плоскостопие, такое же, как у меня.

Большой многофункциональный комплекс Вирлиця. Вышли на улицу Армянская. Он перешел на противоположную сторону и сел на скамейку внутри стеклянной ограды автобусной остановки. Долго листал планшет. Потом достал смартфон.

Я сделал вид, что рассматриваю витрину магазина интимных товаров. «Планета оргазма». В витрине расположился муляж женщины-вамп на фоне пламени, весь в красной коже, с плеткой и металлическими шипами на поножах и плечах. И, конечно же, – кровоподтеки на бедрах, руках и щеках, как без этого? Мне всегда претили такие изображения и манекены, вызывали легкий страх, смешанный с брезгливой неприязнью. Я не находил в них ничего эротичного. Фу-у, гадость какая…

Оглянулся. Он набирал номер. Осторожно тыкал пальцем в смартфон, внимательно смотря перед этим в экран планшета. Набирал медленно. Будто делал это впервые. Потом ждал, прижав смартфон к уху. Номер, видимо, не отвечал. Он отключил телефон. Снова уперся глазами в планшет и снова стал осторожно тыкать пальцем в смартфон, не отрывая глаз от планшета. И я подумал: а есть ли у него вообще где-нибудь свой дом?

На сей раз кто-то ответил. Он схватил телефон обеими руками и так сильно прижал к уху, будто от этого зависела его жизнь. Сквозь стекло остановки было видно, как он шевелил губами. Говорил все быстрее и быстрее, в какой-то момент почти орал. Кому, интересно, он звонил? Я никого не знал из его киевского круга. Какие-то Артур и его брат. Какая-то Ира. Сожительница Ира. Бывшая сожительница, а потом злодейка.

Он продолжал говорить по телефону и так был поглощен этим, что я мог бы, наверное, подойти совсем близко, и он бы меня не заметил. Может, сделать вид, что я жду автобус, подойти к остановке и попытаться разобрать какие-то слова, которые помогли мне понять, чем живет этот мужчина в клетчатом пальто и о чем разговаривает? Я стоял рядом, за стеклом остановки, но ничего не слышал.