Книга Война роз. Право крови - Конн Иггульден

Дерри рухнул с седла, рискуя свернуть себе шею. Слышно было, как всхрапнул Возмездие, и он использовал корпус животного как прикрытие, проворно отползая на локтях в напряженном ожидании, что сейчас его неминуемо пригвоздит к земле стрела. Где-то за спиной слышались мягкие глухие удары и прерывистые вскрики. Дерри, вжав голову в плечи, продолжал ползти, пока не услышал сзади частую поступь бегущих ног, самой своей легкостью выдающую молодого человека.

* * *

Дерри Брюер незаметно выпростал из-под плаща кинжал, подбирая под себя ноги и думая в случае чего напрыгнуть на противника. Выходило как-то медлительно. Движение, безошибочно-быстрое в молодости, стало со временем каким-то неуклюжим, разлапистым и просто замедленным. Сила и ловкость, которой когда-то впору было бравировать, выродились в свою угнетающую противоположность.

Стоящий сверху солдат поднял обе руки, в одной из которых держал окровавленный топорик. Он был завидно молод и явно позабавлен возней и пыхтением Дерри.

– Полегче, мастер Брюер! Рах[10], или как там оно произносится. Мы с вами на одной стороне.

Дерри посмотрел мимо солдата туда, где лежала груда тел с торчащими наружу стрелами – новыми, добротными, с белыми султанчиками перьев. Один или два человека еще дрыгали на плитняке ногами, как будто собираясь встать. Среди поверженных уже сновали лучники Сомерсета, безжалостно выдергивая черенки стрел. Каждая представляла собою труд умелых рук и чрезмерную ценность, чтобы ее вот так запросто можно было оставить в трупе. В Дерри мимолетно шевельнулось сочувствие к этим погибшим – как-никак раненые. Хотя, если вдуматься, человек остается жив или погибает в силу единственно удачи или ее отсутствия. Про себя лично Брюер затруднился бы сказать, делает это его жизнь ценнее или нет. Если смерть может прийти к тебе просто оттого, что ты выбрал не ту дверь, ведущую к солнцу, то, наверное, во всем этом и впрямь нет смысла – один лишь пятый всадник. Мысленно Дерри пожал плечами, откидывая подобные рассуждения в сторону. В жизни ему нравилось, пожалуй, одно: до сегодняшнего дня всегда находился кто-то, желающий умереть прежде, чем он. Не важно, что происходило, но Дерри Брюер стремился умереть последним. Вот она, тропа к счастью, именно в этом – пережить всех ублюдков до единого. А вот его коняге, Возмездию, свезло меньше: ему продырявили шкуру. Стрела, пробороздив, сорвала с крупа кусок кожи, и это место сейчас сочилось яркой кровью. Дерри, поморщившись, ладонью приладил кожу на место, успокаивая животное голосом. Хорошо хоть, зимой нет мухоты, которая облепляет раны.

Мимо маршем шли ряды лучников и мечников, вливаясь в общий вал, что катился с холма к квадратам неприятельской рати внизу. Снизу со склона доносилось бряцание оружия и высокими, напряженными голосами отдаваемые приказы. Когда-то с этого места Дерри сверху смотрел на гораздо более мелкое воинство Йорка-отца, а сейчас было слышно, как барабанщики Уорика отбивают дробь, призывая крушить людей королевы, и это смешивалось с воспоминаниями шестилетней давности, в то время как студеный ветер сушил Брюеру холодом глаза.

Барабанщики сдержать натиск не могли – словно туча растекалась внизу, понемногу захлестывая левый квадрат и отъедая от него часть за частью. Войско поподвижней, возможно, и могло бы развернуться лицом к королевским силам, и кто-то, возможно, так и поступил. Однако половина людей Уорика стояла в ложементах и рвах лицом к северу, не имея возможности быстро перестроиться в другую позицию.

Герцог Сомерсет, граф Перси и даже лорд Клиффорд с остальными баронами повели свое воинство неистовым темпом, понимая и расценивая возможность. Рано или поздно квадраты графа Уорика непременно развернутся, а его лучники вскарабкаются сзади на редуты, чтобы стрелами замедлить продвижение королевской армии. Исход битвы зависит от того, какой сейчас урон и ущерб удастся нанести заднему квадрату до того, как силы Уорика перестроятся для противостояния неприятелю.

Дерри припал щекой к шерстистой морде Возмездия и цепко вгляделся вперед через мили сельской окрестности, благодаря небо, что сам сейчас не находится среди сражения. В блеске низкого солнца сонно и глухо шуршал ветер, а бледно-ясная лазурь неба придавала пейзажу умиротворенность – так оно, в сущности, и было, если б не две армии, успевшие схлестнуться в открытом поле. На таком расстоянии знамена едва угадывались. Безусловно, было слишком далеко, чтобы различать отдельных людей или что-то большее, чем общие заходы и броски, словно людские стада топтались сейчас по окрестности.

В молодости Брюеру несколько раз доводилось стоять в подобных построениях. Он невольно дернул головой, чувствуя, как по хребту льдистой струйкой пробежал озноб. Внизу сейчас, безусловно, разворачивается жуткая мясорубка – там слышны последние отчаянные вдохи перед тем, как люди сходятся один на один с топорами, дубинами или клинками и рубятся с неистовым упорством, пока кто-то один не упадет. А затем снова, снова и снова – и вот вконец изнемогший мечник видит, как к нему с недоброй улыбкой подшагивает кто-то молодой и свежий, взмахивая роковым мечом, от которого уже не увернуться.

* * *

Уорик сидел, вцепившись онемевшими пальцами в поводья. Дыхание вырывалось паром, хотя толстая шерстяная поддева под доспехом грела неплохо. Но главный жар телу придавали гнев и смятение. Слышно было, как капитаны гаркают приказы, и в целом уже получалось развернуться и встать к врагу лицом – но сверху было отчетливо видно, как улицы Сент-Олбанса бурлят потоками солдат, и потоки эти изливаются на равнину и вклиниваются в ряды Монтегю, разъедая их, словно смертельная кислота. Ричард тряхнул головой, столь разгневанный собой и ими, что ему не удавалось даже сплотить мысли, чтобы дать команду. Но он все же ее дал. Его конь и окружение из телохранителей сделались центром для несущихся галопом посыльных, подскакивающих за приказаниями и ускакивающих передавать их, крича встречным, чтобы те расступились. Капитаны Уорика свое дело знали, однако солдаты из кентцев и лондонцев были плохо обучены и непривычны к быстрым перестроениям в поле (одна из причин, отчего Ричард сделал ставку на укрепления, противостоящие более крупной армии королевы). Храбрости его людям было не занимать, но им приходилось постоянно командовать, что делать: когда стоять или отступать, строить фланг или крепить линию, – а когда атаковать. Основные маневры были заботой старших офицеров, а большеруким работягам оставалось повиноваться и решать детали своим острым железом.

Всех своих лучников Уорик отослал вдоль флангов назад, и они грузноватой трусцой припустили к редутам. Сжав кулак, граф наблюдал, как косые тучи стрел летят на воинство, которое все еще сходило с холма. О точности попаданий на такой дистанции не могло быть и речи, но расчет делался на то, что под жужжащим сеевом стрел армия королевы хотя бы замедлит движение.

К Норфолку граф послал с приветом юношу-скорохода. Неизвестно, по своей или чьей-то вине, но авангард герцога находился на максимальном отдалении от схватки. По возвращении к своим Норфолк не сдвинулся ни на дюйм. Отчего, сказать было сложно: то ли соратник застыл от потрясения, то ли просто выжидал, когда и каким образом применить свои силы с максимальной пользой. Скороход очумело умчался без всяких наказов, просто в ожидании, что от герцога будет какой-то ответ.