Книга За Столбами Мелькарта - Александр Немировский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так, значит, нет никаких Столбов? – разочарованно промолвил Гискон.
– Нет, – задумчиво ответил грек.
И, словно отвечая на какой-то другой, давно уже волновавший его вопрос, он продолжал:
– Так же, как нет пределов для человеческих дерзаний. Человек всегда создает воображаемые Столбы, очерчивая ими границы своего знания. Когда его мысль переходит за эти границы, он отодвигает их дальше и дальше. И так без конца.
– И мы тоже передвинем Столбы?
– Ты понял меня, мой мальчик! – удивленно воскликнул грек. – Может быть, это сделаем и мы, когда откроем людям то, что им пока еще неведомо.
Корабль начало сильно качать. Рабы гребли изо всех сил, но «Сын бури» словно застыл на месте. Казалось, океан, ревниво оберегая свои тайны, не хотел никого пускать в свои владения.
Взяв щепку, Ганнон бросил ее за борт. Волны подхватили, завертели ее, и через мгновение она скрылась за кормой.
– Какое сильное течение! – обратился Ганнон к учителю.
– А знаешь, почему? – отозвался Мидаклит. – Океан вливает свои воды во Внутреннее море через этот пролив.
– Да! – согласился Ганнон. – Я слышал, что корабли простаивали перед Столбами неделями и подчас ни с чем возвращались в свои порты.
Край неба розовел. По небу плыли острые, как копья, облака. Это была верная для моряков примета.
– Ветер усиливается! – весело воскликнул Ганнон. – К утру мы выйдем в океан. Эй, на корме! Прибавить паруса! – приказал он.
В ответ послышался топот босых ног, хлопанье натягиваемой парусины.
Стемнело. На небе загорелись звезды. За кормой виднелись темные силуэты с горящими огоньками. Огоньки вздрагивали, мигали. Казалось, это были не фонари на реях, а одноглазые чудовища, ведущие между собой непонятный разговор.
Ганнон долго не мог уснуть. Тревожные мысли обступили его. Они выходят в океан, в новый, неведомый мир. Что ждет их впереди? Буря может рассеять его корабли, как овец, у которых нет пастыря. А если ему и удастся высадиться на западном берегу Ливии и найти плодородные земли, сумеет ли он защитить поселенцев от ярости тех, кому принадлежат эти земли? Сумеет ли он оправдать надежды многих тысяч людей, покинувших родину?
Наступило утро. Из моря показался раскаленный солнечный диск. Еще не рассеялся туман, паруса были покрыты влагой. Ганнон провел рукой по лицу, словно стирая остатки сна и ночных сомнений.
Палубы заполнились людьми. Они упали на колени, обратив просветленные лица на восток, туда, где лежала покинутая родина, и молитвенно сложили руки. Люди пели. Торжественные звуки гимна солнцу разносились над широким простором моря, сливаясь с плеском волн:
Веселый солнечный диск, брызжущий ослепительными лучами, вдохнул надежду в людские сердца. Все дурное и тяжелое осталось позади. Солнце поднялось из вод, чтобы осветить им дорогу.
Еще долго колонисты и матросы стояли на коленях, славя владыку Мелькарта:
Слава тебе, о Мелькарт!..
Миновав Столбы Мелькарта, корабли пошли вдоль гористого берега страны Запан. Берег, изгибающийся к северу, был пустынным и неприветливым. Лишь изредка виднелись стада овец и псы свирепого вида. Суда шли так близко от берега, что нетрудно было различить лай собак.
К полудню показался глубоко вдающийся в море мыс. Вблизи оказалось, что это два острова, отделенных друг от друга и от материка неширокими проливами. На одном из них уже можно различить силуэты строений и серебряный купол храма. Это Гадир, древнейшая финикийская колония.
Почти семьсот лет назад по воле оракула жители славного города Тира снарядили корабль и отправили его за Мелькартовы Столбы. Дважды они приставали к побережью страны Запан и бросали жребий. Дважды знамения были неблагоприятны. Лишь на третий раз, когда тиряне причалили к этому острову, выпал удачный жребий. И здесь был заложен город. Это было за триста лет до появления Карфагена. Молодому городу пришлось выдержать упорную борьбу с могущественным Тартессом[42], основанным в незапамятные времена иберийцами, жителями страны Запан. И в этой борьбе Гадир одержал победу. Вскоре Тартесс был уничтожен страшным землетрясением, и на западе у Гадира уже не было соперников. Опасность ему угрожала только с востока, со стороны Карфагена. Не в силах противостоять Карфагену, Гадир вынужден был ему подчиниться. Это было лет сорок назад. С той поры карфагенские купцы завладели богатой торговлей Гадира. Ни один греческий, этрусский или какой-либо другой корабль не мог быть принят в гавани Гадира. Олово, янтарь, серебро, медь – все это досталось Карфагену. Но гадирцы сохранили самоуправление городом. Во главе Гадира стоял выборный суффет, правивший в согласии с богатыми мужами города.
Все это хорошо известно Мидаклиту. Но о Гадире существует так много легенд, столько выдумок об опасностях, подстерегающих на каждом шагу путешественников, пожелавших увидеть город, что очень заманчиво взглянуть на него своими глазами. Вот почему с таким любопытством смотрит Мидаклит на стены Гадира. Может быть, ему удастся отделить правду от лжи, как ветер отделяет зерно от плевел.
В руках у грека – прямоугольная медная доска. На ее блестящей поверхности – какие-то узоры, напоминающие причудливую вышивку.
– Что это? – спрашивает Гискон.
– «Рисунок земли». Вот эта линия обозначает берег. Видишь, как сходятся две черты, оставляя узкий проход? Это и есть Столбы Мелькарта. А за ними – океан. Такие «рисунки земли» впервые появились у вавилонян и египтян. Делали они их на глине и папирусе. Очертания берегов на медь перенесли твои предки – финикияне. Никто из смертных не заплывал дальше них. Лишь восемьдесят лет назад «рисунок земли» появился у моих соотечественников. Почти сто лет назад его дерзнул начертить мой земляк Анаксимандр. Другой мой соотечественник, Гекатей, прозванный Многостранствующим, исправил и дополнил «рисунок земли», принадлежавший Анаксимандру. А я хочу продолжить работу Гекатея. Ему ведь не пришлось здесь побывать. Он даже не знал, что Гадир находится на островке.
– А кому нужны эти «рисунки земли»? – прервал грека Гискон.
– Морякам – чтобы они знали, куда плыть, купцам – чтобы они могли найти дорогу в другие страны, путнику – чтобы он не заблудился.
Корабли медленно сворачивали в узкий пролив между островами. На глаз он шириной в пятьсот локтей[43]. Рой лодок и барок высыпал им навстречу. На барках покрупнее нос был украшен изображением лошадиной морды.
