Книга Тупики психоанализа. Роковая ошибка Фрейда - Рудольф Баландин

Шутка орангутана

Чем вызван смех? Преодолением запрета на прямое упоминание о половом акте или испражнениях? Вряд ли. Теперь строгих запретов нет. Чаще всего так проявляется самодовольство потребителя подобных острот. Он радуется своей сообразительности. Если и сказывается при этом «бессознательное», то в наибольшей степени – неосознанное восхищение собой и радость от своего постижения смысла шутки.

Само по себе вторжение в «деликатную сферу» анатомии и физиологии человека способно вызвать улыбку. Вспоминается анекдот о Ходже Насреддине. Он залез в соседский сад, чтобы набрать плодов. Хозяин погнался за ним, поймал и хотел отвести к судье. Насреддин ответил: «Я всего лишь присел под деревом по естественной надобности». «Покажи, где это было?» Ходжа, пройдясь по саду, указал на коровью «визитную карточку». Хозяин возмутился: «Врёшь! Это сделало животное!». «Но ты же не дал мне сделать всё спокойно, по-человечески».

Поэт-философ Николай Заболоцкий усматривал гармонию Мироздания и в кристалле, и в цветке, и в организме каждого из нас. На этот счёт он выразился витиевато, и не без задней мысли:

Как хорошо, что дырочку для клизмы Имеют все живые организмы.

Даже в такой малости можно усмотреть проявление совершенства природы! Тем более, с точки зрения специалиста именно в этой медицинской области. У Заболоцкого подобные афоризмы приведены в цикле «Из записок старого аптекаря»:

Дай хоть йоду идиоту — Не поможет ни на йоту.

Подобные строки не отличаются глубиной мысли, изощрённым остроумием. Но юмор или ирония на это и не претендуют. Нам приятно отмечать созвучие слов, далеких по смыслу, тем более когда происходит внезапная «сшибка смыслов», перескок мысли из одной области мысли в другую.

В подобных проявлениях остроумия нет ничего особо примечательного и достойного многословного анализа. Однако Фрейд ставит их в один ряд с действительно отменно остроумными высказываниями, например, Генриха Гейне. В самом схематичном и примитивном виде и те, и другие остроты могут быть схожи. Скажем, они вызывают смех. Но это – принципиально разные смехи.

Анализируя остроты, следовало бы, по-видимому, задуматься: кому они смешны и почему? Какая цель у шутника? Какой смысл в остроте? Она действительно острая или плоская, как блин?

Эти вопросы особенно важны при анализе насмешки, зубоскальства. Одни люди смеются, когда кто-то поскользнулся, сделал нелепые движения и упал, а другие спешат на помощь. Такие реакции разделяют личности двух типов. По-разному воспринимаются (или отторгаются) остроты, которые всегда имеют в виду адресат.

Одно дело, когда высмеивают тебя или что -то тебе дорогое, другое – когда высмеиваешь ты. Хорошую иллюстрацию на тему «хорошо смеётся тот, кто смеётся последний» привёл Джером К. Джером в повести «Трое в лодке (не считая собаки)»:

«В это утро во время одевания случилась одна забавная история… Торопясь надеть рубашку, я нечаянно уронил её в воду. Это меня ужасно разозлило, особенно потому, что Джордж стал смеяться. Я не находил в этом ничего смешного и сказал об этом Джорджу, но он только громче захохотал… Я совсем рассердился и высказал Джорджу, какой он сумасшедший болван и безмозглый идиот, но Джордж после этого заржал ещё пуще прежнего.

И вдруг, вытаскивая рубашку из воды, я увидел, что это вовсе не моя рубашка, а рубашка Джорджа, которую я принял за свою. Тут комизм положения дошёл наконец и до меня, и я тоже начал смеяться. Чем больше я смотрел на мокрую Джорджеву рубашку и на самого Джорджа, который покатывался со смеху, тем больше меня это забавляло, и я до того хохотал, что снова уронил рубашку в воду.

– Ты не собираешься её вытаскивать? – спросил Джордж, давясь от хохота.

Я ответил ему не сразу, такой меня разбирал смех, но, наконец, между приступами хохота мне удалось выговорить:

– Эта не моя рубашка, а твоя.

Я в жизни не видел, чтобы человеческое лицо так быстро из весёлого становилось мрачным.

– Что! – взвизгнул Джордж, вскакивая на ноги. – Дурак ты этакий! Почему ты не можешь быть осторожнее?.. Подай багор.

Я пытался объяснить ему, как это всё смешно, но он не понял. Джордж иногда плохо чувствует шутку».

В этой истории поочерёдно смеются то один, то другой персонаж, и это имеет прямое отношение к сознанию, а не бессознательной радости. Один потешается над неловкостью другого, которому не до смеха до тех пор, пока он не понял, что в неприятную ситуацию попал не он, а его приятель. Все мы плохо чувствуем шутку, имеющую отношение к нашей персоне.

В молодости мы смеёмся над этими двумя зубоскалами, имея в виду комичность ситуации. С возрастом начинаешь задумываться не над техникой шутки (она проста), а над её смыслом, и радостных эмоций не испытываешь. Разнообразные чувства, с которыми связано восприятие острот, заслуживают внимание психолога больше, чем скучная схематизация техники остроумия, вызывающая и по стилю и по смыслу много сомнений.

Приведу один занятный еврейский анекдот из книги Фрейда.

Обедневший мещанин занял у богатого знакомого 25 флоринов. Вечером благотворитель, увидев его в ресторане вкушающим сёмгу с майонезом, возмутился:

– Как вы смеете занимать у меня деньги на бедность, а сами заказываете себе сёмгу с майонезом!

– Простите, я не понимаю, – отвечает гурман. – Когда я не имею денег, я не могу кушать сёмгу с майонезом. Когда у меня есть деньги, я не смею кушать сёмгу с майонезом. Когда же я буду кушать сёмгу с майонезом?

Фрейд делает аналитический вывод: «Давший ему деньги взаймы совсем не упрекает его в том, что ему захотелось сёмги …а напоминает ему о том, что он при настоящем своём положении вообще не имеет права думать о таких деликатесах. Этот единственно возможный смысл упрёка обедневший бонвиван оставляет без внимания и отвечает на что-то другое, как будто он не понял упрёка. Не заложена ли в этом увиливании ответа от смысла упрёка техника этой остроты?»

Риторический вопрос предполагает положительный ответ. Но если суть в увиливании от прямого ответа, что тут смешного? Должник, застигнутый на месте «гастрономического преступления», казалось бы, должен оправдываться. Таково наше ожидание. А ещё мы ждём неожиданного смешного финала, как бывает в хорошем анекдоте.

События в нём развиваются быстро, и мы не успеваем придумать остроумный вариант, невольно представив себя на его месте. И тут звучит напористый, логичный и в то же время отчасти абсурдный его ответ. Почему нам нравится такое поведение, вызывая улыбку?

Мы на стороне находчивого поедателя сёмги с майонезом, его кредитор осмеян. Нам безразлично, на что остряк решил потратить деньги. Он поступил как свободный человек, сделавший свой выбор вопреки обстоятельствам. Быть может, он двое суток будет голодать, зато полакомится всласть в ресторане, как богач.