Книга Свиток Рифея - Людмила Павельская

И такую речь завёл Дух пещерный, что волосы у Марьи поднялись дыбом.

Обещала злая сила ей и богатство, и мужей знатных, и не одного, а нескольких. Перстень ей сулила сказочный, волшебный, с чёрным камнем, небывалым по своей силе. Наденет Марья драгоценность, имя сменит, и жизнь по-другому повернёт.

Но взамен злодей поставил девушке условие. Нельзя ей будет мужей своих любить, да и вообще, влюбляться строго запрещено. Жалеть никого не нужно. Мужья её будут холить, лелеять, задаривать, но проживёт с ней каждый не больше года. Дальше смерть постылого и новое богатство для Марьюши. А если влюбится красавица в кого, нажитое добро все разом потеряет, избранника не спасет – перстень всё равно его убьёт, пусть и не пытается. Если же подарок сил могучих выбросить или потерять надумает, смерть ей грозит мгновенная, лютая, без покаяния. И душу её не примет никто.

Но зачем такой красавице влюбляться? Разве плохо, когда любят тебя и живёшь ты королевой всю жизнь?

«А ведь правильно, – подумала Марья, – кому нужна эта любовь, если она в бедности, в работе, в болезнях? Не лучше ли прожить жизнь без забот и печали?»

Согласилась гордячка на все условия подземного Духа, надела перстень, сверкающе-чёрный, как душа Ада, имя новое приняла – Мара.

Как ни в чём не бывало домой вернулась, а тут её уже и весть ждала: сватается к ней сам управляющий здешними рудниками. Так, говорят, влюбился, про низкое происхождение невесты забыл. Да и все вокруг забыли.

Зажили молодые в довольстве. Уж как только муж Марью-Мару ни баловал, как только ни одаривал. Оказалось, что управляющий-то наш не только о богатстве хозяина заботился, себя в обиде не оставлял. Были у него и самородки припрятанные, и деньги в банках на чёрный день. Да когда он ещё наступит, этот день чёрный?

А чернота-то рядом ходила! Простудился муж любящий-нелюбимый, охватила вмиг его чахотка, от неё и сгинул.

Молодая вдова горевала недолго. На полученные от управляющего средства купила имение в тёплых краях и укатила, захватив добро да камни, в поисках нового мужа.

А тот и ждать себя долго не заставил. Помещик-сосед обомлел, увидев на именинах предводителя дворянства красавицу-вдову, одетую, словно с картинки заграничной, всю в каменьях изумрудных.

Не успели соседи пересуды закончить, а он уж сватов засылает. А что не пойти было Маре – деньги к деньгам, сосед-то не бедный, кроме имения, дом в Петербурге.

Что тут зря говорить – через год и этот муж вслед за первым ушёл, на охоте нечаянно в себя выстрелил.

Успокоилась Мара. Что ей ещё надо? Переехала в Петербург, по балам ездить полюбила, по театрам. И не нужен ей никто, сама себе хозяйка, богатая, знатная, красивая.

Но жизнь-то она всегда по своему повернёт.

Однажды, гуляя в Летнем саду, встретила наша Мара незнакомца, высокого, статного, с ясными зеленоватыми глазами. И как волна между ними прошла, огонь вспыхнул от взглядов встретившихся. Забеспокоилась красавица, испугалась. Что с ней такое? Домой быстрее уехала, забилась в особняке, затаилась. Вдруг пройдёт неведанное? Успокоилась через неделю, в театр отправилась, а там опять тот же человек, совсем рядом, в соседней ложе, и вновь притяжение взглядов. И вот уже встаёт незнакомец, оглядывается, кто бы мог его Маре представить. Не помнит несчастная, как убегала без оглядки.

Догадалась наша героиня, что нельзя ей более с тем человеком встречаться. Умом поняла, а сердце просит. Что же делать? Рискнуть, попробовать, вдруг будет счастлива?

Нет, испугалась, что погубит зарождающуюся любовь свою внезапную.

С горечью в душе вернулась Мара-Марья в посёлок. Перстень ненавистный бросила в расщелину гор рифейских, а сама скрылась в пещере. Ушла под землю да там и сгинула.

С тех пор бродит её бестелесный дух, плачет о любви земной, неизведанной. Нет ей приюта нигде, нет спасения Душе.

И только раз в четыре года, 29 февраля, в день Касьяна, разрешается ей силами неземными выйти на поверхность и вновь стать девицей-красавицей. Говорят, что, если она в течение этого дня встретит свою любовь и возлюбленный позовёт её замуж, чары колдовские падут, а Марья оживёт. Но время идёт, а перемен в судьбе изгнанницы нет. Может быть, повезёт в грядущем високосном году?

Придёт час, Весна-хозяйка свою печь растапливать начнёт.

Затрещат поленья в топке, заговорят, и под их уговоры всё, что черно, грешно и страшно, станет обновлённым, тёплым, живительным.

Из тьмы в свет путь один – огонь!

Пёстрые крылья

Давно это было. В те годы седые, когда предгорья Рифея только-только стали привыкать к русской речи. Жил в местечке прикамском необычный лекарь. Предки этого человека пришли вместе с народом дивным из земель далёких, северных, после великих земных перемен. Племя пришельцев отличалось ростом высоким, цветом волос золотистым, уменьями обширными и знаниями неземными. Долго ли, коротко ли, расселились пришлые люди по просторам уральским, а кто и дальше по большой Земле. Те, кто в Прикамье остался, нашли здесь свою любовь. Дети их землю суровую полюбили, своей назвали. Вот и наш герой в жёны себе выбрал зеленоглазую, черноволосую красавицу, дочь местного охотника. Дружно-ладно жила семья: отец добычу в дом нёс и людей лечил, мать за домом смотрела да дочерей-погодок рожала одну другой краше. Восемь их народилось, ласковых да справных.

От отца-матери всё лучшее взяли, как от земли, краски перемешав: головок по цвету волос в семье за столом широким было поровну: четыре – золотисто-русые, солнечные; четыре – словно гагат-камень, смоляные; у четверых глаза зелёные, будто трава весной, а у остальных – серо-голубые, похожие на северное небо.

Выросли дочери, все, как одна, статные, высокие, в отца, а любимица младшая, копия мать, небольшого росточка, весёлая да озорная.

С малолетства учил отец своих дочерей лечить людей, знания им свои, из северных земель предками принесённые, передавал.

Всё могли прикамские лекари: раненного зверем охотника от потери крови спасти, жён несчастных, у которых никак дети не появлялись, вылечить, тем, кто разум потерял, помочь, и голову, и сердце, и желудок поправить. Те, кто к лекарю обращался, видели, что есть у семьи, кроме знаний, ещё и амулеты целительные.

Камни для них врачеватели умели найти невиданные в родных местах: пёстрые, гладкие, никаким острым предметом их нельзя было поцарапать, блестящие, с затейливыми узорами: то деревья на них виднелись, то птицы сказочные, то цветы, а то и лица людские проступали. И краски такие были у камней, что, казалось, век не выгорят, словно огонь изнутри закипал.

Где их семья находила, никто выведать не мог, как ни следили.