Книга Сын ХАМАС - Мосаб Хасан Юсеф

Мы жили у дяди Дауда до тех пор, пока вооруженные силы ООН не отправили Саддама Хусейна обратно в Багдад. Я был зол и горько разочарован.

«Почему война закончилась? Израиль не побежден. Мой отец все еще в израильской тюрьме. У Ирака еще есть ракеты!»

Конечно, все палестинцы были раздосадованы. После десятилетий оккупации — настоящая война, с настоящими боеголовками, летящими в Израиль.

* * *

Отца освободили вскоре после окончания конфликта в Персидском заливе. Когда он вернулся домой, мама сказала ему, что хочет продать золото, бывшее ее приданым, купить землю и взять кредит, чтобы построить собственный дом. В то время нам приходилось снимать жилье, и в отсутствие отца хозяин обманывал нас, грубо и жестоко вел себя с матерью.

Отец был тронут тем, что она так легко готова расстаться со столь дорогими для нее вещами, но боялся, что не сможет выплачивать кредит, потому что в любой момент может опять оказаться в тюрьме. Тем не менее они решили не упускать своего шанса, и в 1992 году мы построили дом в Бетунии, близ Рамаллы, где мои родные живут и по сей день. Мне в это время было четырнадцать лет.

Бетуния оказалась более спокойным местом, чем Аль-Бирех или Рамалла. Я ходил в мечеть около нашего нового дома и вступил в группу, где мы изучали Коран и принципы, которые, по мнению лидеров, приведут к образованию глобального исламского государства.

Через несколько месяцев после переезда отца арестовали снова. Часто ему даже не предъявляли конкретного обвинения. Поскольку мы были на оккупированной территории, законы военного времени позволяли израильскому правительству арестовывать людей просто по подозрению в терроризме. Как религиозный и политический лидер мой отец был крупной мишенью.

Все это напоминало замкнутый круг, и, хотя в то время мы еще об этом не знали, аресты, освобождения и новые аресты повторялись еще многие годы, каждый раз погружая семью в нарастающее напряжение. Между тем ХАМАС становился все более жестоким и агрессивным, поскольку его молодежь давила на руководство, требуя активных действий и твердых решений.

— Израильтяне убивают наших детей! — кричали они. — Мы бросаем камни, а они расстреливают нас из автоматов. Мы в оккупации. ООН, все международное сообщество, каждый свободный человек в мире осознает наше право на борьбу. Сам Аллах, да восславится Его имя, требует этого. Так чего же мы ждем?

Большинство акций в те дни проводились по инициативе отдельных людей, а не организации. Лидеры ХАМАС потеряли контроль над своими подопечными, которые реализовывали свои личные планы. Целью моего отца была исламская свобода, он считал, что с Израилем нужно бороться, чтобы обрести свободу. Но для молодых хамасовцев борьба стала самоцелью.

Сколь бы ни было опасно на Западном берегу, в Газе дела шли еще хуже. Из-за географического положения доминирующее влияние на Газу оказали фундаменталисты из египетской организации «Братья-мусульмане». Свою лепту внесла и скученность людей. Газа была одним из наиболее густонаселенных мест на Земле; на территории около трехсот шестидесяти квадратных километров располагался лагерь беженцев с населением более миллиона человек.

Семьи вешали документы на недвижимость и ключи от домов на стену как молчаливое свидетельство и ежедневное напоминание о том, что когда-то у них были собственные дома и прекрасные фермы — собственность, отобранная Израилем в качестве трофея прошлых войн. Это была идеальная среда для вербовки новых членов. Беженцы имели сильную мотивацию и были всегда свободны. Они подвергались гонениям не только со стороны израильтян, но и со стороны палестинцев, своего же народа, которые считали их гражданами второго сорта. Беженцев также называли захватчиками, поскольку их лагеря были построены на землях соседей.

Большинство нетерпеливых юных активистов ХАМАС были выходцами из лагерей беженцев. Один из них — Имад Акель. Младший в семье, Имад учился на фармацевта, когда ему пришлось столкнуться с несправедливостью и крушением надежд. Он раздобыл ружье, убил нескольких израильских солдат и забрал их оружие. Другие последовали его примеру, авторитет Имада вырос. Действуя независимо, Имад основал маленькую военную единицу и переехал на Западный берег, который предоставлял больше возможностей и пространства — здесь было где развернуться. От людей я знал, что ХАМАС очень гордится Имадом, хотя тот вовсе не принадлежал к организации. Тем не менее лидеры ХАМАС не хотели смешивать боевые действия с другой деятельностью. Поэтому они присоединили к организации самостоятельное боевое крыло — «Бригады Изз ад-Дин Аль-Кассама» — и сделали Имада его главой.

Теперь ХАМАС был вооружен. Когда на смену камням, граффити и «коктейлю Молотова» пришли винтовки и автоматы, перед Израилем встала проблема, с которой он не сталкивался раньше. Одно дело — отвечать на удары ООП из Иордании, Ливана и Сирии, и совсем другое, когда они наносятся изнутри, со своей земли.

Глава восьмая
РАЗДУВАЯ ПЛАМЯ
1992–1994

13 декабря 1992 года пять членов «Бригады Изз ад-Дин-Аль-Кассама» похитили около Тель-Авива израильского пограничника Ниссима Толедано. Они потребовали, чтобы Израиль освободил шейха Ахмеда Ясина. Израиль ответил отказом. Спустя два дня было найдено тело Толедано, и Израиль начал тотальную охоту на ХАМАС. Немедленно были арестованы более тысячи шестисот палестинцев. Затем Израиль принял решение тайно депортировать четыреста пятнадцать лидеров ХАМАС, «Исламского джихада» и членов ассоциации «Братья-мусульмане». Среди них был мой отец, который все еще сидел в тюрьме, и три его брата.

В тот момент мне было только четырнадцать лет, и никто из нас не знал, что происходит. Когда информация стала просачиваться, мы по кусочкам восстановили картину и поняли, что отец, скорее всего, находится в той многочисленной группе учителей, религиозных лидеров, инженеров и социальных работников, которых в наручниках и с завязанными глазами погрузили в автобусы. Через несколько часов после того, как эта история всплыла наружу, адвокаты и представители правозащитных организаций начали посылать ходатайства. Автобусы были остановлены, и Верховный суд Израиля в пять часов утра собрался на экстренное заседание для рассмотрения правовых вопросов. Следующие четырнадцать часов (именно столько продолжалось заседание) моего отца и других депортируемых держали в автобусах. Без еды. Без воды. Без туалета. Наручники и повязки не снимали. В конце концов, суд поддержал правительство, и автобусы вновь двинулись на север. Позже мы узнали, что людей отвезли на заснеженную безлюдную землю в южном Ливане. Хотя на дворе стояла середина суровой зимы, людей бросили там без крыши над головой и без пищи. Ни Израиль, ни Ливан не позволили гуманитарным организациям доставить туда продукты питания и лекарства. Бейрут отказался принять больных и раненых в местные больницы.

18 декабря Совет Безопасности ООН принял резолюцию № 799, требующую «безопасного и незамедлительного возвращения на оккупированные территории всех депортированных лиц». Израиль ответил отказом. Мы всегда могли навестить отца в тюрьме, но поскольку ливанская граница была закрыта, у нас не было возможности повидаться с ним в ссылке. Через пару недель мы, наконец, увидели его по телевизору — впервые с момента депортации. По-видимому, члены ХАМАС выбрали его генеральным секретарем лагеря, вторым лицом после Абдель Азиз аль-Рантисси, другого лидера ХАМАС.