Книга Превращение - Мэгги Стивотер

Долго еще после того, как новый волк скрылся, перед глазами у меня стоял его образ: следы от инъекций на внутренних сгибах локтей, высокомерный взгляд, знакомое лицо.

Я вернулся в кухню, чтобы протереть заляпанный кровью и грязью пол, увидел на полу запасной ключ и пошел вернуть его на место, за косяком задней двери.

В этот момент я почувствовал на себе чей-то взгляд и обернулся, ожидая увидеть на опушке нового волка. Однако там стоял совсем другой волк, крупный серый самец, знакомый мне до мельчайшей черточки.

— Бек, — прошептал я.

Он не двинулся с места, лишь повел носом, чуя тот же запах, что и я: запах нового волка.

— Бек, кого ты к нам притащил?

9

ИЗАБЕЛ

После уроков я осталась на заседание школьного совета. Заседание было смертельно скучное, к тому же меня совершенно не волновало, какой принцип организации изберет наша школа, однако оно давало мне законный повод, во-первых, не идти домой, а во-вторых, сидеть на задней парте с безмолвной усмешкой и прищуром густо подведенных глаз, демонстрируя абсолютную недосягаемость. Вокруг меня восседала моя обычная свита из девиц; глаза у них были подведены в точности как у меня, и они тоже пытались казаться недосягаемыми, однако казаться — одно дело, а быть — совершенно другое.

Завоевать популярность в крохотном городишке вроде Мерси-Фоллз — раз плюнуть. Надо лишь твердо верить, что все вокруг от тебя без ума, и дело в шляпе. Не то что в Сан-Диего, где для поддержания популярности приходилось выкладываться, как на полноценной работе. Отсидев на этом дурацком заседании час, я могла не беспокоиться о популярности бренда «Изабел Калперер» еще как минимум неделю.

Но в конце концов ехать домой все же пришлось. К моему огромному удовольствию, обе родительские машины стояли перед домом. Я была вне себя от радости. Остановив джип у обочины, я открыла томик Шекспира, которого нам задали, и врубила музыку на полную мощность, так что даже зеркало заднего вида задрожало. Через десять минут в окне показалась мама и сердито замахала мне рукой.

Вечерок обещал удаться на славу.

Едва я вошла на кухню, как предки немедленно принялись разыгрывать спектакль «Семейка Калперер».

Мама: «Уверена, наши соседи жить не могут без твоей дебильной музыки. Надо было сделать погромче, вдруг они не слышали?»

Папа: «И вообще, где ты была?»

Мама: «На заседании школьного совета».

Папа: «Я спрашиваю не тебя, а нашу дочь».

Мама: «Честное слово, Томас, не все ли тебе равно, кто ответил?»

Папа: «Такое впечатление, что заставить ее разговаривать со мной можно только под дулом пистолета».

Я: «Мне уже можно начинать бояться?»

Теперь оба готовы были испепелить меня взглядами. На самом деле я могла вообще не подавать никаких реплик; спектакль прекрасно шел без моего участия и обычно растягивался на весь вечер.

— Я же тебе говорил, не надо было отдавать ее в государственную школу, — упрекнул отец мать.

Дальнейший сценарий был мне прекрасно известен. Следующей репликой мамы должна была стать: «А я говорила тебе, не надо было переезжать в Мерси-Фоллз», после чего папаша принимался швыряться вещами и они расходились по разным комнатам, где накачивались каждый своей излюбленной маркой алкоголя.

— У меня много уроков, — прервала их я. — Я иду наверх. Увидимся на следующей неделе.

— Постой, Изабел, — окликнул папа, когда я уже двинулась к лестнице.

Я остановилась.

— Джерри говорит, ты общаешься с дочкой Льюиса Брисбена. Это правда?

Вот теперь я обернулась, чтобы взглянуть на выражение его лица. Он стоял, скрестив руки на груди и прислонившись к бесцветной столешнице, в своей безукоризненной, как будто только что отутюженной сорочке с галстуком.

— А что? — поинтересовалась я, вздернув бровь под стать его выражению.

— Не говори со мной таким тоном, — отчеканил отец. — Я всего лишь задал тебе вопрос.

— Ну ладно. Да. Я общаюсь с Грейс.

Он сжал кулаки, потом снова разжал их и опять сжал. На руке у него выступила синяя жила.

— Я слышал, она вечно крутится возле волков.

Я сделала неопределенный жест, что-то вроде «это кто тебе такое сказал?».

— Говорят, она их подкармливает. В последнее время я частенько вижу их поблизости, — продолжал он. — И вид у них подозрительно холеный. Думаю, пришла пора устроить им небольшое прореживание.

Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. Я хотела понять, знает ли он, что на самом деле это я кормлю волков, и таким образом пытается вынудить меня проговориться.

— Конечно, папа, — произнесла я наконец. — Перестрелять волков — отличная идея. И главное, поможет вернуть Джека. Славно придумано. Попросить Грейс, чтобы подманила их поближе к дому?

Мать уставилась на меня, этакая ожившая картина «Портрет женщины с бокалом шардоне». У отца сделался такой вид, как будто он собирался меня ударить.

— Может, хватит уже? — осведомилась я.

— О, с меня уже совершенно точно хватит, — процедил отец.

Он бросил на мать многозначительный взгляд, однако она этого не заметила: была слишком занята тем, что готовилась заплакать.

Я решила, что моя роль в этом акте пьесы завершена, и удалилась из кухни.

— Я перебью их всех до единого, — сказал отец мне в спину.

— Делай что хочешь, Том, — со слезами в голосе отозвалась мать.

Вот и все. Наверное, пора было прекращать кормить волков.

Чем ближе они подбирались, тем большая опасность грозила всем нам.

10

ГРЕЙС

К тому времени, когда вернулся Сэм, мы с Рейчел уже полчаса пытались приготовить цыпленка пармезан. У Рейчел не хватило бы терпения, чтобы заниматься панировкой, так что я приставила ее помешивать томатный соус, а сама принялась один за другим погружать куски цыпленка сначала во взбитое яйцо, а потом в сухари. Я делала вид, что раздражена, но на самом деле это монотонное действо оказалось в некотором роде успокаивающим, к тому же было какое-то изысканное тактильное удовольствие в том, как тягуче колыхался вокруг ломтиков куриного мяса глянцево-желтый яичный льезон и с мягким шорохом терлись друг о друга крошки сухарей.

Еще бы не болела так голова, все было бы совсем прекрасно. И все же приготовление ужина и присутствие Рейчел помогало отвлечься и от головной боли, и от по-зимнему густых сумерек за окном над раковиной, и от того, что Сэм до сих пор не вернулся домой.

«Он больше не превратится в волка. Он исцелился. Все кончилось», — словно мантру, твердила я про себя.