Книга Полный форс-мажор - Владислав Вишневский

Дирижёр удивлённо вскинулся, даже шею вытянул.

— Ой, неужели снова Стокгольм?!

— Какой Стокгольм… — Ульяшов в сердцах рукой обречённо рубанул. — Авиаторов…

— Каких авиаторов…

— …Американских? — Подал голос сержант Смирнов. Голос с подоконника прозвучал в контрастном с полковником регистре, восторженном. Там где-то, за бугром, Смирнов запросто мог встретиться со «своей» Кэт. Катрин. Неужели?! Вот радость!!

Ульяшов нервно дёрнул головой.

— Забудьте, Смирнов, а ещё лауреат… Наших, авиаторов, российских.

Дирижёр опустился на стул.

— Не понял… Мы же не… Ульяшов начальственно перебил.

— Вот-вот, и я «не!» — с нажимом, сердито воскликнул он. — Информирую! Возникла настоятельная необходимость авиаторов с вашей помощью победить… Наших, отечественных. Настоятельная и неожиданная. Не пугайтесь. Престиж войск этого требует. Неожиданно, конечно. Мы — командование! — понимаем, переживаем за вас, но… Нам же, — полковник с нажимом исправился, — ВАМ же не впервой… Стокгольмы всякие брать, как говорится. Так, нет, товарищ лейтенант?

Лейтенант всё ещё не понимал.

— Простите, не понял…

— Да чего непонятного, взять и победить вертолётчиков, — пожал плечами полковник. — Все дела.

Срочники ахнули, но не попадали со стульев-этажерок, как должны бы, удержались.

— Вертолётчиков?! — озвучил общий вопрос сержант Смирнов.

— Да, этих… вертолётчиков.

— В каком смысле? — тупо переспросил дирижёр. — Сбить что ли?

На что товарищ полковник простецки хохотнул:

— Во-во, именно… Или они нас… Ха-ха!

В адекватных улыбках скривились и лица присутствующих.

— Шутка, да, товарищ полковник? — Переспросил дирижёр и сам себе ответил. — Конечно шутка. Шутка.

— Да нет, товарищ дирижёр, какие уж тут шутки, всё самое серьёзное, без шуток. — Возразил Ульяшов.

Сержант Смирнов спрыгнул с подоконника…

— А, я понял, — заявил он. — Наверное, марш лучше тех авиаторов нужно сыграть, да, товарищ полковник? Это мы можем…

Лоб Ульяшова пошёл морщинами.

— Это какой ещё марш?

Смирнов прыгнул за фортепиано, открыл крышку, напевая, легко проиграл марш композитора Хайта «Всё выше» «…стремим мы полёт наших птиц, и в каждом пропеллере слышим»…, дирижёр оторопело, Ульяшов мысленно, скептически препарируя слова марша, слушал…

Смирнов прервал исполнение, закрыл крышку фортепиано.

— Хороший марш, товарищ полковник, — заметил он. — Отличный! Как раз про них, про вертолётчиков… Гармония хорошая, слова… Хайт, товарищ полковник.

Полковник с общественным мнением согласен не был, хмыкнул.

— Ничего особенного, товарищ сержант. Мне не нравится. Старая песня… Винты уже не в моде. Сейчас другая эра. Ракет и ракетных войск. За это я и… вот! — Полковник не стал вдаваться в детали своего пари, не та аудитория, да она и не нужна полковнику. Сообщил главное. — Мы их обязательно победить должны, сбить просто. Чтоб не смеялись. Мы — о-го-го уже, понимаешь, в Европе вас знают, пусть и они знают. Они уже готовятся, кстати, я звонил. Назад — получается, нам, — полковник вновь оговорился, но быстро исправил смысл, — вам дороги нет. Ни на какие отступные они не идут. И хрен с ними! Надо — значит надо. Шаг сделал — иди. Слово не воробей… Короче, что делать будем, товарищ лейтенант? Вы у нас ответственный, ваше предложение?

Дирижёр едва не поперхнулся.

— Я?! — прижав руки к груди, переспросил он, и защитился. — Я не могу! У меня поезд вечером: «Москва-Владивосток», товарищ полковник. Скорый.

Уляшов, как ждал, игривым голосом переспросил:

— Да что вы говорите? — и немедленно перешёл на сугубо командный тон, полковничий. — Отставить! Никаких мне, понимаешь, скорых! Этого я не слышал, и вы не говорили. Это отменяется. И без шуток здесь, товарищ лейтенант! Ваши музыканты нужны в полку прямо сейчас, очень срочно, в крайнем случае, завтра. Немедленно! Это приказ. Заварили, понимаешь, кашу… вам и… Что делать будем, ум-м? У вас двадцать восемь дней. Считай двадцать семь.

Фигуру дирижёра смяло…

— Это приказ?

— А что же я здесь с вами, скажите, делаю, чай что ли пью?

Лейтенант уцепился за последнее.

— Кстати, про чай, может…

Ульяшов резко отказался, как обиделся.

— Вы что? Никаких «про»! Всё постороннее отменяется. Только про музыкантов. Ваши предложения, товарищ лейтенант!

Лейтенант растерянно моргал глазами.

— Подумать надо… Вспомнить, географию составить.

Ульяшов наседал.

— Чего вспоминать, какую географию?

Сержант Смирнов пришёл на выручку лейтенанту.

— У нас кто куда поехал, товарищ полковник, — пояснил он. — Страна большая.

Ульяшов отмахнулся. Даже речь произнёс.

— Про страну я уже слышал. Мы с генералом, как и все россияне, гордимся необъятными просторами нашей Родины, несметными её богатствами, и… — Полковник неожиданно запнулся, умолк, похоже, потерял нить разговора, немо вращал глазами. — О чём это я? — Не найдя ту важную мысль, чертыхнулся, махнул на неё рукой. — Короче, не отвлекайте меня, я серьёзно. Делайте что хотите, товарищ лейтенант, думайте, составляйте вашу географию, но чтобы через полчаса, вы, товарищ руководитель, с вашими непременно конкретными, чёткими и ясными для командования предложениями, ко мне в кабинет. Как штык! Подчёркиваю, если вы офицер и настоящий патриот, эээ, наших войск. В противном случае… сами знаете что. И вообще, я вам удивляюсь. Вы, товарищ лейтенант, молодой вроде специалист, серьёзный руководитель, мы так надеялись, только что к нами пришли, с высшим гуманитарным образованием, должны бы всё знать, казалось, и всё продумывать не сейчас, а заранее. А вдруг тревога, вдруг, то да сё. Мало ли… А музыкантов нету. Что делать? Как это? Как на врага, прикажете, идти? Под тру-ля-ля? Нет, только под вашу музыку, товарищ дирижёр, только под оркестр. Так и по штатному расписанию положено, и по… Короче, или грудь ваша, товарищ лейтенант в крестах, как говорится, или голова…

— В кустах… машинально продолжил лейтенант.

— Вот именно. Ха-ха! — Полковник коротко, без смеха, хохотнул, закончил сурово. — Повторяю, это не шутка, лейтенант! Это приказ! Работайте, Фомичёв. Я жду.

10

Александр Кобзев

В Североморске, как и в Мурманске, на пирсе, в любое время года прохладно. Только летом это приятно, а в другие времена не очень. Туман. Ветер холодный, колючий, если близко к воде стоять, взлетев, мелкие брызги замерзают. Но летом нет… Летом приятно. Если солнце, и нет тумана, и приятный ветерок. И непередаваемый запах моря. Запах водорослей, рыбы, океанского простора и романтики… «Синее море — только море за кормой, — как поётся в известной песне. — Синее море, и далёк он путь домой. Там за туманами…» Хорошая песня, точно смысл жизни моряка раскрывает. Его любовь, душу его, мужество, терпение. Кто ходил в море, тот понимает, что такое родной берег, родной причал, родные люди. «И мы вернёмся, мы, конечно, доплывём, и улыбнёмся, и детей к груди прижмём…» Верно. Всё верно, всё правильно, так! И пусть туманы в той песне пьяные, это всего лишь метафора, это душа моряка домой торопится, спешит, главное другое: там за туманами берег наш родной. Точно… берег там родной. Лучше не скажешь. «Шепчутся волны, и вздыхают, и поют. Но не поймут они, чудные, не поймут…» Они — да. Мы понимаем, люди. Особенно моряки… «Там за туманами любят нас и ждут» Эх! Ждут.