Книга Хранитель секретов Борджиа - Хорхе Молист

– Но ведь Папа не овладел девушкой силой.

– Конечно нет. Несмотря на свой почтенный возраст, Александр VI обладает особым магнетизмом и великолепно владеет искусством обольщения. Власть очень соблазнительна, сам знаешь.

Оба замолчали, глядя друг на друга. Улыбка снова заиграла на губах Микеля, глаза его блестели тем стеклянным блеском, который появляется благодаря алкоголю.

– Надо видеть положительные моменты в сложившейся ситуации, – сказал он спустя немного времени.

Жоан посмотрел на него, не веря собственным ушам. Этот цинизм, сквозивший в словах друга, поражал его. Жоану было трудно осознать то, что говорил Микель. Чтобы он извлек выгоду из связи Анны с этим проходимцем?! Даже сама мысль об этом вызывала в нем такую ярость, что, казалось, все внутри у него завязалось узлом. Он подскочил и изо всех сил грохнул кулаком по столу, так что зазвенела посуда.

– Я уже убивал из‑за Анны! – закричал Жоан. – И снова сделаю это, если понадобится!

Валенсиец спокойно посмотрел на Жоана. Ни один мускул не дрогнул на его лице; бокал застыл в воздухе. А затем улыбка стерлась с его лица, и оно приняло свойственное Микелю выражение, которое делало его похожим на бешеного быка, готовившегося к нападению, и наводило ужас на людей.

– Ты мне угрожаешь? – мягко спросил он.

Жоан, все еще стоя, почувствовал, что его ярость смешалась с новым чувством – страхом.

– Не вам.

– И кому же тогда?

– Этому подлецу, который хочет развлечься с моей женой.

– Этот недостойный человек по решению своего отца является хоругвеносцем, знаменосцем Церкви, главой нашего клана, который итальянцы называют каталонцами. Он – мой господин, и я обязан его уважать, подчиняться ему и быть верным. Его жизнь я должен защищать ценой собственной жизни. Когда ты угрожаешь ему, ты угрожаешь и мне.

Жоан посмотрел на него в отчаянии. Он чувствовал в себе силы, чтобы противостоять Борджиа, но не хотел сталкиваться с Микелем. К тому же он считал Микеля своим другом и был обязан ему бесчисленными проявлениями поддержки, главными из которых были его книжная лавка и помощь каталонцев.

– Но он и в самом деле подлец и ничтожество, – пробормотал Жоан.

– Сядь. – Выражение лица валенсийца смягчилось, и Жоан послушался.

– Как же Папа мог дать такую огромную власть этому юнцу? – посетовал книготорговец. – Вы мне говорили, что понтифик был в курсе его похождений в Барселоне. А сейчас герцог Гандийский ведет себя еще хуже, только в Риме никто уже не может остановить его.

– Послушай, Жоан, – сказал валенсиец примирительным тоном. – Я не говорю, что ты не прав. Александр VI обладает огромным количеством добродетелей, но есть у него, как говорят, два недостатка. Один – это его страсть к женскому полу, хотя он никогда не был неразборчивым в связях и всегда поддерживал длительные отношения. И второй – это его не знающая меры любовь к семье. Можно сказать, что он великолепный муж и отец, хотя и излишне снисходительный.

– Но он плохой Папа. Понтифик должен быть целомудрен и не иметь детей.

– В нашу эпоху это совсем необязательно.

– Почему же нет?

– Потому что у многих церковников есть дети, хотя они и называют их своими племянниками. А еще потому, что Александр VI, являясь очень религиозным человеком, решил одновременно выступать в роли короля и Папы.

– Почему он должен выступать в роли короля?

– Потому что он должен защищать Церковь и ее земельные владения от посягательств врагов так же, как это сделал бы король. И таким же образом, каким короли женят своих детей, чтобы упрочить союзы, он женит своих. Без земельных владений, без войска Папа превращается в марионетку в руках власть имущих, как уже столько раз имело место быть в истории и почти произошло во время последнего вторжения французов. Короли и императоры назначали и низвергали пап. И мы, не будучи итальянцами, не имеем крепостей, войска и собственных владений в Риме или в его окрестностях, как знатные итальянские семьи, которые хотят, чтобы Папой стал один из них. Как Орсини, например, и многие другие. Папе нужна собственная семья, и у Александра VI она есть в лице его детей и нас – каталонцев. Только добившись независимости, которую обеспечивают военная сила и дипломатия, Папа свободно может быть пастырем для своей паствы и главой Церкви.

– Но ко мне-то это какое имеет отношение? – посетовал Жоан.

– Папа слеп, когда речь идет о Хуане Борджиа. Он считает, что его сын полон добродетелей, и думает, что он, будучи верховным главнокомандующим папского войска, отвоюет принадлежавшие Папе территории, которые сейчас контролируются целой сворой мелких тиранов. Что Хуан заткнет за пояс могущественную семью Орсини, с которой он всегда враждовал.

– Вы считаете, что он сможет этого добиться? Разве герцог силен в военном деле?

Микель пожал плечами и, подумав немного, ответил:

– Я не знаю. Быть задирой и хорошим генералом – разные вещи. Я думаю, что его брат Цезарь лучше бы справился с задачей быть хорошим военным и политиком, но Папа направил его на церковную стезю. В любом случае герцог Гандийский постарается выполнить возложенные на него обязанности, а я должен всячески помогать ему в этом.

– Даже в неправедных делах? – воскликнул Жоан, с трудом сдерживая волнение. – Даже если он всего лишь бессовестный и хвастливый щеголь, который занимается тем, что отнимает женщин у других?

– Человек ждет от своего начальства справедливости. Но даже если они несправедливы, эти люди остаются начальниками. Военный обязан подчиняться. А я – военный.

– И вы отдали бы ему свою жену?

Улыбка снова заиграла на лице валенсийца. Он не сразу ответил.

– В зависимости от того, что получил бы взамен.

Жоан отрицательно затряс головой. Он не верил ему.

– Я думаю, что герцог имеет что-то против меня еще с тех пор, когда мы познакомились в Барселоне.

– Вполне возможно, – серьезно ответил Микель. – Это, кстати, в его стиле: ему помогают, а он потом ненавидит того, кто протянул ему руку помощи, – именно потому, что ею воспользовался.

– Помогите мне, пожалуйста!

– Я лично ничего не могу сделать, Жоан. Если бы герцог был моим другом, я поговорил бы с ним, но я этого делать не буду, потому что он меня не послушает.

– И как мне быть?

– Я все уже сказал тебе.

– Моя жена не продается. Я не отдам ее ни за что на свете.

– Ну что ж, я восхищаюсь твоей твердостью и безрассудством. – Глаза валенсийца заблестели, в них читалась ирония. – А ты спросил ее мнения? – Он уже открыто улыбался. – Может, у нее мозгов побольше, чем у тебя, и она думает иначе.

Книготорговец застыл в ошеломлении, уставившись на своего друга и не зная, что сказать.