Книга Испепеляющая страсть - Кейси Майклз

Да, кое-что еще. Платье было красным — ярким, вульгарным, вызывающе красным!

Глаза Джилли встретили взгляд жениха, словно говоря: готов ли ты принять мой вызов, Кевин Ролингс?

Кевин поднял руку и провел ею по лбу, потряс головой — не веря своим глазам? В ужасе? Что он почувствовал? Он сам не знал.

Как раз в этот момент тетушка Сильвия, чьи мысли довольно трудно было угадать, увидела Джилли, шествующую мимо ее стула. Она решительно дернула ее, которую всю жизнь знала как служанку, за платье:

— Эй ты, девчонка! Моя Элси озябла, здесь такой сквозняк. Быстро принеси ей шаль!

Все говорило о том, что браку между Кевином Ролингсом, графом Локпортом, и некоей Евгенией Форчун не суждено стать церемонней, о которой у присутствующих сохранятся незабываемые впечатления.

* * *

— Евгения Жизель Горация Дон Форчун! — изрек Кевин саркастически по окончании свадебной вечеринки в большой гостиной, на которой присутствовали священник, слуги и великолепная тетушка Сильвия. — Разрази меня гром, Муттер, довольно впечатляющий набор имен дня результата случайного соития на сеновале. Ты абсолютно уверен, что моя новоиспеченная супруга именно то, о ком говорится в завещании? Незаконная дочь старика?

— Так как я не присутствовал на неправомочной церемонии, будучи прикован к постели ангиной, и не видел брачного контракта, я не могу утверждать этого на сто процентов, — отвечал Муттер. — Священника изображал странствующий проповедник, и, когда через год граф сделал свое заявление, найти его не представлялось возможным.

— А родители девушки? — настаивал Кевин. — Ведь она могла обратиться к ним за защитой.

— Даже этот путь был закрыт, милорд, так как оба умерли от инфлюэнцы через месяц после того, как прибыли в Италию, — Муттер печально покачал головой. — А ведь они отправились туда для того, чтобы поправить свое здоровье. Это урок нам всем, я считаю.

Джилли, до сих пор молчавшая, не могла больше выдержать.

— Придержи свой грязный язык, когда говоришь о моих предках, Муттер-Гуттер, или мне придется порубить тебя на отбивные! — пригрозила она адвокату, после чего обратилась к супругу: — А ты, напыщенный хлыщ, как можешь ты смеяться над моими именами? Если тебя шокировал перечень имен, прочитанных священником, которые мне дали при крещении, то я была шокирована в не меньшей степени, когда он обратился к тебе, Кевин Сильвестр!

Кевин вздрогнул.

— Прошу тебя, женушка, я хотел бы, чтобы это осталось между нами. Я обещаю больше не заговаривать о твоих именах, если ты окажешь мне встречную любезность.

— Ну что ж, — заметил Муттер, — час поздний, милорд, миледи. Если мне будет позволено, может быть, мы… закончим с этим?

Все трое уселись в кресла, и Муттер достал несколько документов, выбрал из них один, имевший вполне официальный вид: пергамент, надпись на котором была сделана каллиграфическим почерком.

— Вот та загадка, которую ваш двоюродный дедушка приготовил для вас, милорд, — произнес он, подавая пергамент Кевину, который прочитал написанное вслух:

Ты ешь хлеб бедности, дитя. Вот ре-а-би-ли-та-ция! Фортуна ждет в кругу времен. Ключ к счастью — в имени твоем.

— Что ж, — прокомментировал Кевин, — Шекспиру нечего опасаться конкуренции. Мой дедушка оказал миру большую услугу, не став поэтом. Но что все это значит — здесь должно быть зашифровано какое-то послание?

Джилли поднялась со своего места и взяла пергамент из рук Кевина — он не сделал попытки его удержать. Она пересекла комнату, читая и перечитывая загадку, наконец, остановилась и обратилась к мужчинам:

— Девушка, к которой обращена загадка, — это я, вы согласны? Все остальное — сущая бессмыслица, еще одно доказательство того, что у старика помутился разум.

Левая бровь Кевина слегка приподнялась.

— Я знаю, что этот человек обрек тебя на бедность, Джилли, но помни — он был твоим отцом.

— Правда? — возразила Джилли, уперев руки в бока. — Чего ты хочешь от меня — слез или изъявлений благодарности за то, что он наконец соизволил признать меня? И каким же образом он это сделал, а? Вынудив меня вступить в брак против моей воли, а потом повесив у меня перед носом эту загадку, как морковку перед мордой ослика!

Она откинула назад свою рыжую шевелюру и расхохоталась:

— Ха! И они еще называют меня отродьем!

— Ну-ну, детка, — сочувственно произнес Кевин, в то время как Муттер пытался стать невидимым, вжавшись в кресло. — Мы всего лишь пытаемся стать сильнее обстоятельств. Дай-ка мне загадку.

Она подала ему пергамент с таким видом, будто до смерти рада от него избавиться, и процокала каблуками к ближайшему креслу, в которое и опустилась, даже не пытаясь сделать это изящно.

Кевин откладывал начало своей речи, потягивая бренди и перечитывая загадку снова и снова, затем он сообщил Муттеру о том, что, по его мнению, стихи действительно адресованы Джилли.

— Обратите внимание, что слово Fortune написано с большой буквы — как будто это фамилия, которую он дал своей дочери вместо девичьей фамилии ее матери.

— Целый год прошел, прежде чем ее рождение вообще было зарегистрировано, так как граф запретил кому-либо посещать Холл, даже местному священнику, а когда наконец ему разрешили сделать запись в церковной книге, эта фамилия была единственной, на которую согласился граф, — Муттер печально покачал головой. — Создается такое впечатление, что уже тогда он имел определенный план относительно ее будущего — как еще можно объяснить его завещание?

— Или его отвращением и даже ненавистью ко мне, отдаленному родственнику, которому предстояло унаследовать все, что по праву должно было принадлежать его сыну.

— Какому сыну? — фыркнула Джилли. — Беспутному пьянице, которого проткнул ножом обманутый муж, ставший по его вине рогоносцем, или моему брату, который не сделал и вздоха? Он не любил ни того, ни другого, вот что я вам скажу. Он просто хотел иметь наследника по крови. Если бы я родилась мальчиком, любезный мой Кевин, ты бы и по сей день скрывался от кредиторов и обманывал судебных приставов.

Джилли была права, и Кевин знал это. Но сознание того, что все они стали жертвами обстоятельств, мало что давало для разрешения загадки. Все, что оно могло, — это напомнить Джилли о ее злоключениях, а ему — о его обязательствах. Ни к кому в особенности не обращаясь, он предположил:

— Не мог ли он доверить секрет разгадки своей сестре, как вы думаете?

Джилли захлопала ладонями по коленям от восторга.

— А если и да, дурья твоя башка? В доме больше сотни часов, а я не могу добиться у этой придурочной, который час.

Ее речь запестрела просторечиями, что происходило с нею всегда, когда она волновалась.