Книга Легенда о любви - Лора Эллиот

— Простите, — сказала она. — В Индии так часто в ресторане или кафе беседуешь с новыми людьми, что легко забываешь о такой мелочи, как формальное знакомство. Здесь люди иногда проводят за беседой много часов: откровенничают, делятся друг с другом своими судьбами, открывают секреты и… часто не знают имен своих собеседников. Это кажется не самым главным. Мы из Голландии. Меня зовут Ума.

— А меня Шанкар, — поспешил представиться ее друг.

— А я Джессика Роджерс, американка. И должна заметить, что у вас очень необычные имена.

— Эти имена мы получили от своего гуру.

Шанкаром и Умой в Индии называют бога Шиву и его супругу Парвати. Когда мы три года назад поженились, гуру благословил нас новыми именами.

По-моему, это то, что мне нужно, подумала Джессика, насторожившись. Ее любопытство разгоралось. Хоть она и скептично относилась к увлечениям восточными религиями, пара милых, жизнерадостных голландцев заинтриговала ее.

— А можно ли встретиться с вашим гуру? — неожиданно спросила она.

— Конечно. Каждое утро в девять часов он выходит во дворик ашрама на встречу с людьми, и все, желающие увидеться с ним, собираются там. Это называется даршан.

Еще одно забавное санскритское словечко.

Надо запомнить, подумала Джессика.

— А как найти этот ашрам? — спросила она.

— Очень просто, — ответил Шанкар. — Он находится на другой стороне реки. Если свернете в улочку налево от моста, она приведет вас к большим воротам. Это и есть Вималананда ашрам. А зовут нашего гуру Симха Махарадж.

Приходите. Это место найти нетрудно.

— Спасибо. Значит, этот ашрам открыт даже для непосвященных? — уточнила Джессика.

Парочка переглянулась и снова прыснула.

— Джессика, для святого человека не существует понятий «посвященные» и «непосвященные». Мы все — его дети, — мягко пояснила Ума.

Джессика слушала и мотала все на ус. Похоже, ей крупно повезло: она встретит настоящего индийского гуру и сможет пообщаться с людьми в ашраме. Послушать, посмотреть, почувствовать, спросить. И наверняка эти люди не откажут ей в помощи, как это сделал Кевин.

Кевин. Значит, завтра она сможет снова увидеть его. Как все удивительно удачно складывается: новые знакомые, гуру, ашрам… Кевин.

Не много ли для одного дня, а точнее, для его половины, потому что часы на стене ресторана показывали только два часа пополудни?

А сна у нее ни в одном глазу!

Ума как будто поймала на лету ее последнюю мысль и сказала:

— Джессика, вам не мешало бы отдохнуть, поспать, ведь вы всю ночь тряслись в автобусе, и наверняка индийские дороги не дали вам ни на минуту сомкнуть глаз.

— Да, конечно. Пожалуй, я теперь пойду к себе и попробую заснуть.

Они расплатились, вышли из ресторана и тепло распрощались. Джессика направилась к мосту.

Когда приступ окрыленное™ прошел, Кевин вдруг почувствовал, что не может найти себе места. Он отказался от обеда и сначала пытался расслабиться, лежа на кровати в своей, похожей на келью, комнатушке в ашраме.

Но не смог. Потом пытался медитировать, и тоже безуспешно: стоило ему закрыть глаза, как поток его мыслей становился еще интенсивнее.

Расстроенный, он покинул ашрам, прогулялся по базару, а потом засел в чайной и за стаканом чая принялся наблюдать за толпами паломников на площади, умудрявшихся совмещать духовный поиск с выгодными покупками.

Но людская суета только наводила на него тоску: их проблемы не волновали его. У него была своя проблема: как дожить до завтрашнего утра? Ему казалось, что он находится на грани двух эпох в своей жизни, когда одна уже закончилась, а другая еще не началась.

Завтра. Завтра гуру посвятит его в саньясу, и у него начнется новая жизнь: дисциплинированная, строго духовная. Никаких светских развлечений. Никаких женщин.

С развлечениями он покончил вскоре после того, как познакомился в Париже на своей выставке с Умой и Шанкаром. Они тогда провели несколько вечеров вместе, и веселые голландцы рассказали ему о своем гуру. Через несколько месяцев Кевин впервые приехал в Индию и буквально после первой встречи с Симхой Махараджем понял, что этот человек в корне изменит его жизнь. Он полюбил этого мягкого, доброго, проницательного старика с красивым благородным лицом и всем сердцем привязался к нему. После этого Кевин стал мечтать о чистой духовной жизни, постепенно выметая из своего бытия светский сор.

Покончить с развлечениями было не трудно: вечеринки и посещения салонов уже успели к тому времени изрядно утомить его. Сложнее оказалось оборвать привязанность к женщинам. Эти коварные существа как-то незаметно овладевали его сознанием, подчиняли, соблазняли… И все же за последние два года он побил личный рекорд целомудрия: у него было только две любовницы — мимолетные бабочки, легкомысленные странницы вечеринок. С последней он расстался почти год назад, после чего поклялся держать свои страсти под жестким контролем.

Но как можно порвать с женщинами, если ты художник? Эти две вещи настолько взаимосвязаны, что одна постоянно подогревает другую. Муза стимулирует творчество, творчество рождает музу.

Он вспомнил свою роковую связь с Дианой — богатой, избалованной и гордой аристократкой.

Два года он был ослеплен любовью к ней и не понимал, что любит не ее, а идеал, который он воплотил в ее портретах. Диана была его первой настоящей музой. И хотя уже в первые недели знакомства ему стало ясно, что в ее семье его никогда не примут, что он никогда не станет одним из них, он продолжал тянуться к Диане, нуждаясь в ней, как в музе, дарующей вдохновение. А у холодной, расчетливой Дианы были свои планы на будущее, в которые не входил брак с безродным художником. Произведение искусства — лишь выгодный вклад денег, так думали в семье Дианы.

К концу второго года связь с Дианой разваливалась буквально на глазах, но Кевин не мог найти в себе сил окончательно оборвать ее. Он был растерян, неуверен, одинок. Первое прозрение, которое ускорило разрыв с Дианой, случилось с ним в тот июньский полдень, когда, проснувшись в своей мастерской, он с душераздирающим отчаянием обнаружил, что его ночная гостья, прелестная молодая актриса Джессика Роджерс таинственно исчезла. У него тогда будто в один миг раскрылись глаза: он с ошеломляющей ясностью увидел, что его любовь к Диане мертва, а вместо нее в душе теплится робкая надежда — а вдруг милая ночная гостья снова появится на пороге его мастерской?

Он ждал. Но она не появлялась.

После встречи с Джессикой и расставания с Дианой были два года угрюмого саморазрушения. Он как будто с цепи сорвался. Каким-то блудным ветром его два года носило по вечеринкам, салонам и коктейлям. Как он тогда втянулся в это богемное месиво? Может, подсознательно продолжал искать Джессику? Может, пытался забыть ее, увлекаясь другими женщинами? Абсурд.