Книга Папа, я проснулась! (сборник) - Марианна Гончарова

— Не морочь мне голову. Ты спишь. Назови число пи.

— Пи?

— Пи! Пи!

— Пи-пи… Щас… (Ирка куда-то убегала, возвращалась.) Але? Это кто?

— Это папа, Ира! Я звоню, чтобы тебя разбудить.

— О! Папа! Молодец ты какой! Я уже проснулась, папа.

— Не-ет, Ира, ты спи-и-ишь, Ира. Назови число пи.

— Число пи? Число пи… Число… Але? А это кто?

— Это папа, Ира! Это папа! Я звоню, чтобы тебя разбудить. Назови число пи, Ира!!!

— А! Легко! 3,14!

— Пра-а-авильно. А кто тебе звонит?

— Это… папа? Па-а-апа! Здравствуй, папа! Вот спасибо тебе! Вот спасибо! Это ты, папа!

— Правильно. Ты проснулась?

— Да-да, конечно, я проснулась.

— О чем я только что спрашивал?

— Ты? Ты… спра-а-ашивал… число пи?

— Правильно. Ты точно проснулась?

— Да.

— Ты не будешь мне звонить через два часа и орать, что я тебя не разбудил?

— Нет, ну что ты, папа. Ну что ты!

Через два часа Ира звонила и орала. Опять! Почему не разбудил, меня уволят! Давай вопросы поизощреннее.

— Ира, доброе утро! Как зовут Маркеса?

— Габриэль Гарсиа. Я проснулась.

— Не-ет, ты врешь. Экзюпери?

— Мари Роже Антуан. Я проснулась.

— Титул?

— Граф.

— Чем меньше женщину мы любим, Ира, тем…

— …легче, папа! Легче нравимся мы ей, папа! Я проснулась, папа. Точно. Все! Точно, папа!

— Ира! Ира! Слушай, Ира! Если ты опять позвонишь мне через два часа! Если ты мне позвонишь, Ира, я тогда не знаю, Ира…

Ира позвонила через два часа. Скандалила и рыдала. Папа отказывался звонить, сказал, что больше не выдержит, пусть Ира кого-нибудь нанимает и хорошо платит за эти муки, за эти нервы, папа больше не может…

Ира ныла, давила на папину совесть и плохую наследственность, у Иры были неприятности на работе, она проспала хорошие заказы и выгодных клиентов.

— Ну па-а-апа… Я здесь уже никого не найду, никто уже не хочет, меня уже все будили… Ну па-а-ап… Ты сам виноват — не надо было меня в детстве баловать.

— В последний раз! — согласился папа. — В последний раз, ты поняла, Ира?

— Давай спрашивай что-то, где надо не просто отвечать, а соображать…

Отец стал задавать задачи на умножение трехзначных чисел.

Ирка решала легко. Не просыпаясь.

Потом пошли уравнения…

Приспособилась. Продолжала спать.

Потом начались компьютерные вопросы.

— Ира! У меня не включается компьютер, что мне делать?

Ира грамотно обследовала папин компьютер по телефону, давала дельные советы, предлагала разные варианты, но продолжала сладко спать.

При этом после десяти утра, когда она действительно просыпалась, Ира пользовалась уважением на работе, поскольку была специалистом высокого класса, и вниманием юношей, поскольку была очень симпатичной и веселой барышней.

После свадьбы папа облегченно вздохнул: теперь он сам мог спокойно выспаться утром и подлечить свои растрепанные нервы, теперь есть кому будить Иру. Но не тут-то было. Муж Гарик спал как сурок и не просыпался, когда Ира подробно рассказывала отцу по телефону, из чего состоит материнская плата. При этом все трое — Ира, Гарик и хомяк — дрыхли как медведи зимой. Папа продолжал звонить по утрам, чтобы изводить Иру, а теперь и Гарика трудными вопросами. Трубку иногда брала Ира, иногда Гарик, а иногда, особенно осенью и зимой, когда утром еще серо и прохладно, и так не хочется просыпаться, трубку брал кто-то из них и бормотал хроническое «мы проснулись, папа» таким глухим, сиплым, вялым и невнятным голосом, что папа иногда подозревал, что трубку взял хомяк.

Когда у Иры с Гариком родилась маленькая Ирка, папа взял билет на самолет и в панике помчался к детям. В первую же ночь он улегся спать рядом с комнатой, где поместили ребенка. Он почти не спал, боясь пропустить момент, когда маленькая Ирка заплачет. На ее родителей он, конечно, совсем не рассчитывал. К папиному несказанному изумлению, Ира легко просыпалась от каждого шороха или кряхтенья дочки. Ира вставала и тихонько, чтобы не разбудить папу, подходила к кроватке маленькой Ирки. Но Ирочка спала, иногда во сне морщилась, возилась, но не просыпалась. Так она спала с двенадцати часов ночи до утра. В восемь Ира тормошила Ирочку, чтобы покормить. Ира маленькая ела с аппетитом, громко глотала, чмокала, приговаривала и причитала, но глаза не открывала. Ира маленькая спала…

Жизнь продолжалась.

Мужские игры

Ах, друзья мои, какое же в мире разнообразие людей-человеков! Удивляет это, восхищает, дает пищу для размышлений. Например…

Человек-чайник. Нет, не тот, что, безнадежно задумавшись, застывает перед монитором. Настоящий… Сидит, нормальный такой, а потом как закипит, как загудит, как плюнет кипятком во все стороны… Потом остывает медленно и опять тихий. Потрогаешь его бочок, а он спокойный стоит, холодный, обиженный…

Человек-шлагбаум тоже. Ужасно коварный тип. Все делает, казалось бы, по закону. Когда надо — закрывает, когда надо — открывает. Туда — нельзя, оттуда — тоже. Стоит в своих нарукавниках сатиновых… Нет-нет, я фигурально… Нарукавники, они ведь и на очень дорогих костюмах видны, и на военной форме, и вообще на ком попало. Это такой символ, понимаете?.. Ну вот, иногда бывает, этот шлагбаум вдруг заскучает и думает, что такое — никто его не ценит, никто не дает ему похвальную грамоту за верную службу, на него, такого красивого и полосатого, девушки не смотрят, никто с ним не считается вообще. И жизнь, блестя лаковыми крыльями, мчится по совсем другой дороге. Где его, шлагбаума, нет…

Среди моих знакомых есть человек-торт. И если у шлагбаума чувствуется полосатая прямота и нарукавники, то у этого — бант! Огромный розовый бант на шее. Недавно один вышел на трибуну и ну выступать! Велеречивый такой. Торт с кремом. В жутких розочках — а как же. «Дорогие избиратели…» — обращался он маслено, цыкая на звуке «т». Получалось «Дорогие избирацели». Каждое слово было тщательно выпечено, глазурью покрыто. Речь его была — сироп. Сладкий сахарный густой сиропный сироп, вылитый на торт с марципанами. Ну а в конце он ее, эту речь свою, еще и обещаниями припудрил…

Есть человек-овца. Временами покорная, временами упрямая овца. Которая, окончив вуз, возмущенно закатывая глаза, исправляет собеседника, когда тот говорит, например, слово «невропатолог». У нее, у овцы, пунктик.

— Нервопатолог! — кричит овца писклявым обиженным голоском. — От слова «нервы»! — поучает овца.

И собеседник уходит в недоумении, как это… Как это может такое быть? Чтоб овца эта (или этот), окончив вуз, факультет биологии, и вдруг нервопатолог… С ума ведь сойти можно, как и чему ее (его) научили в том биологическом институте, эту (этого) овцу.