Книга Кроткая заступница - Мария Воронова

Да, другого рода, но всё же глупость – и неважно, что она вызывает больше уважения, чем хитроумные расчёты.

– Вась, если он даст чистуху, я буду натягивать на самооборону, – сказала Лиза негромко, – с судебными медиками поговорю. Хотя если он профессор медицины, так на них и без меня надавят.

Шаларь только рукой махнул:

– Да я уж намекал, а толку ноль! Главное, дядька классный, мужик-мужик! Мы его когда стали конвертовать, я думал, начнётся, как обычно, а ничего подобного. Понимаю, говорит, как это выглядит со стороны, поэтому делайте, что считаете необходимым. Я его зауважал прямо! А девчонка какая у него…

– Ты имеешь в виду даму сердца, из-за которой весь сыр-бор?

– Ага! Прямо панночка из «Вия», только в хорошем смысле, ну, сама увидишь. Прибежала в дежурку, и тоже, знаешь, никаких истерик, всё по делу. Сразу метнулась в магазин за спортивным костюмом, мы же у него одежду на экспертизу изъяли. Если бы не её расторопность, так в трусах бы и сидел.

Лиза поморщилась. Этот момент казался ей очень унизительным для человеческого достоинства. Если у подозреваемого изымали одежду на экспертизу и не находилось никого близких, чтобы принесли сменные вещи, он так и сидел, завёрнутый в дежурное одеяло, или опера находили для него какое-нибудь сомнительное тряпьё.

– Послушай, – вдруг опомнилась она, – ты говоришь, дама в магазин бегала за одёжкой?

– Ну да, принесла костюм в упаковке и в фирменном пакете из гипермаркета.

– Странно. Если они любовники, то какие-то его вещи должны у неё быть. Хотя бы треники и футболка.

– Лиза, сейчас адвокат подъедет, и всё выясним. Что гадать-то?

Подъехала Ирина Эльханановна – маленькая сутулая старушка с некрасивым, но очень живым лицом. Сильно тонированные очки, которые она вынужденно носила из-за проблем со зрением, не могли скрыть азартного и радостного выражения её глаз, а улыбка была такой искренней, что Ирина Эльханановна казалась совсем молодой, несмотря на морщинистую, как печёное яблоко, кожу и совершенно седые волосы.

– Ведите злодея, – сказала она, устраиваясь сбоку от Лизиного стола, так чтобы можно было делать записи.

Вася привёл задержанного. Это оказался высокий и широкоплечий сухопарый человек, державший себя с достоинством, несмотря на обстоятельства.

Вежливо поздоровавшись со всеми присутствующими, Голлербах сел на приготовленный для него стул, отодвинув его как можно дальше к стене. Интуитивно Лиза поняла, что это не страх, не агрессия, а деликатность: он хочет оградить женщин от запаха, который мог приобрести после ночи в камере.

Вася Шаларь, присутствие которого было вовсе не обязательно, сел на подоконник и затаился. Лиза невольно позавидовала его энтузиазму.

Представившись, она сообщила, что вынесла постановление о привлечении Голлербаха в качестве обвиняемого. Лиза ждала возмущения, но он только кивнул. Может быть, просто не разбирается в юридических тонкостях и не видит разницы между задержанным и обвиняемым?

Она предъявила обвинение по части четвёртой статьи сто одиннадцатой Уголовного кодекса «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть потерпевшего» и посмотрела на Ирину Эльханановну. Но та только пожала плечами. Какой смысл сейчас спорить, когда в деле появится протокол судебно-медицинского вскрытия, или обвиняемый изменит свои показания, тогда можно будет подумать о том, чтобы переквалифицировать обвинение.

Ознакомив Голлербаха с его правами, Лиза начала допрос, запоздало сообразив, что из-за Васиной трескотни так и не проработала план разговора.

– Максимилиан Максимилианович, – сказала она мягко, – скажите, а почему вы пошли следом за Пушкаренко, а не остались у Тиханской?

Голлербах поднял на неё глаза. Его неправильное треугольное лицо с резкими чертами не выражало ничего, кроме горечи и усталости. На левом виске свежая ссадина, очевидно, след кулака Пушкаренко. Руки Голлербах держал на коленях, и Лиза невольно обратила внимание, какие длинные и сильные у него пальцы. Она всегда считала, что кисти рук говорят о человеке больше, чем лицо, и, составляя впечатление по рукам, ошибалась довольно редко. Это не значило, что Лизе нравились кисти какой-то определённой формы, ничего подобного. Самой классической лепки рука могла вызвать отвращение, а грубая ладонь с пальцами-сосисками и кустиками волос на фалангах вдруг внушала безграничное доверие.

Руки этого задержанного безусловно говорили в его пользу. Кроме того, на них не осталось повреждений, свидетельствующих о том, что их обладатель недавно дрался… Впрочем, осекла себя Лиза, моё дело прочесть заключение судебно-медицинского освидетельствования задержанного, а не фантазировать.

– Наши отношения с Тиханской не того рода, чтобы я мог остаться у неё на ночь, – сказал Голлербах спокойно. – Я настоятельно попросил Пушкаренко уйти, а потом ушёл сам, но не вслед за ним, а в магазин за замком. У Христины дверь в комнату не запирается, и я хотел обезопасить её, чтобы бывший муж не смог снова к ней вломиться.

«Пошёл за замком, а потом передумал и решил обезопасить любимую женщину другим способом», – подумала Лиза и взглянула на адвоката. Ирина Эльханановна слушала с самым безмятежным видом. Насколько Лизе было известно, они с подзащитным ещё не беседовали наедине, и при всём уважении к старой адвокатессе надо выжать из Голлербаха максимум информации, пока они не разработали стратегию защиты.

– А почему вы пошли через двор?

Голлербах пожал плечами:

– Так короче.

– Что случилось, когда вы увидели Пушкаренко?

– Я попытался ему помочь, – сказал задержанный после небольшой паузы, – начал делать искусственное дыхание и непрямой массаж сердца, так что если на вскрытии найдут переломы рёбер, то это скорее всего моих рук дело.

Лиза стала задавать уточняющие вопросы, в надежде поймать Голлербаха на мелких несостыковках, но он был твёрдо верен своей версии, отвечая коротко и спокойно.

«Удивительно, как он держит себя в руках!» – подумала Лиза с неожиданным сочувствием: интеллигентный человек вдруг оказался в совершенно чуждом для себя мире, обвиняется в убийстве, подвергся унизительной процедуре медицинского освидетельствования, ночь провёл в грязной камере с бомжами, наверняка ни на секунду не сомкнул глаз… Страшно подумать, что сейчас творится в его душе, а ведёт себя так вежливо, будто у них не допрос, а светская беседа.

«Чёрт, без криков о «ментовском произволе» даже как-то неловко разговаривать», – усмехнулась про себя Лиза.

Ясно, что человека с таким самообладанием разговорить не удастся. Формально она уточнила все позиции, и допрашивать дальше – только время терять. Лиза принялась печатать протокол допроса, параллельно прикидывая, какую избрать меру пресечения. Оснований полагать, что Голлербах ударится в бега, пожалуй, нет, свидетели все опрошены, показания их зафиксированы, а девушка всё равно покажет в пользу своего возлюбленного, как говорится «какая жена мужу алиби не составит», так что, оказавшись на свободе, он не сильно повлияет на ход следствия.