Книга Попутчицы любви - Анастасия Доронина

— Все равно странно это, вот странно, и вы даже не спорьте.

— Охота была — спорить! Да Алка и сама не больно-то скрывает, что до Владика ей столько же дела, сколько до Америки.

— Так, значит, это он влюблен?

— Он? Он ее вообще видеть не может, чтобы не поморщиться.

— И что, при этих условиях они рассчитывают на счастливую семейную жизнь?

— Да прям! Прописка ей нужна московская, ну и это, квартира.

— Квартира?

— Ну, так Влад же квартиру на нее перепишет. Сразу после свадьбы. Такая у них договоренность.

Широко размахнувшись, Даша выкинула за обочину окурок и щелкнула по пачке, выбивая следующую сигарету. Я машинально наблюдала за ее действиями, параллельно соображая: а ведь все, что эта девушка только что мне рассказала, очень похоже на примитивный шантаж. И Владик, конечно, его жертва. Но на чем же было можно его поймать? Я еще раз перебрала в памяти все, что слышала об этом молодом человеке: ну ни дать ни взять, мальчик с рождественской открытки! И чем бы такая Цирцея, как эта (по всему видать) видавшая виды Алла могла связать его по рукам и ногам?

То ли воображение меня подводило, то ли не получалось сосредоточиться (Даша дымила в мою сторону), но честное слово, я ничего не могла придумать!

* * *

Адвокатская контора «Воронов и сын» занимала двухэтажный особнячок в самом конце Сокольничего парка. Уютный такой домик с лепнинами, воплощение размеренности, деловитости и ощущения того, что все будет хорошо. Впрочем, Даша этого моего мнения, кажется, не разделяла. Глубоко вздохнув, она выбросила окурок и ухватилась за ручку массивной двери. Пружина у этой двери оказалась будь здоров: когда я вошла вслед за Дашей, тяжелая створка очень чувствительно пнула меня пониже спины.

Спутница моя сразу же свернула в один из коридорчиков, вдоль которых располагались пять-шесть кабинетов. Как и всякий старенький особнячок, это здание не баловало посетителей большими просторами.

— Влад… То есть Владислав Ильич на месте? — отрывисто спросила она у девочки-секретарши, которая сидела за столиком в приемной и со всей силы бабахала по компьютерной клавиатуре.

— На месте — только — к нему нельзя — у него посетители — а вы по какому вопросу — пройдите в соседний кабинет — там идет прием — вас выслушают — вам помогут, — ответила та скороговоркой, даже не подняв глаз.

— Мы по личному делу, ненадолго, на пять минут!

— К нему нельзя — у него посетители — а вы по какому вопросу — пройдите в соседний кабинет — там идет прием — вас выслушают… — опять завела шарманку секретарша.

И совершенно напрасно, потому что Дашка, прошмыгнув мимо нее, заглянула за плотно закрытую дверь кабинета:

— Я дико извиняюсь, — сказала она в соседнюю комнату, где, как я поняла, заседал с «посетителями» Воронов-младший, — но у меня срочное дело, и я на минуточку. Влад, котик, выгляни на минуточку.

Секретарша так и замерла с поднятыми над клавиатурой руками. «Какая нахалка!» — было написано на ее чрезмерно официальном лице. Я ждала, что вот-вот она поднимет протестующий визг, но этого, по счастью, не случилось.

— Ты что, с ума сошла? Забыла, где находишься? Какой я тебе «котик»?! Любая наглость должна иметь границы, вот что я тебе скажу!

Высокий черноволосый молодой человек вышел из кабинета и, оттеснив Дашу в сторону, выговаривал ей все это с плохо скрытым раздражением.

— Чтобы духу твоего тут не было через пять минут!

— Ой, да пожалуйста! — сказала она агрессивно. — Скажи вон этой фре, что ты нас с Алкой сам к себе в квартиру впустил, а то нас за уголовниц хотят принять — и уйду! Больно надо! Не такой уж ты красавец невозможный, чтобы на тебя смотреть. Без особой необходимости.

Владик обернулся ко мне. Я увидела серьезное, бледное лицо с красивым разлетом бровей и сухо блестящими под ними глазами. «Серьезный какой», — подумалось с невольным уважением.

— Что вы хотите?

Я объяснила. С минуту он смотрел на меня, а потом взял за локоть, вывел из приемной и повел по коридору. Дашка осталась в приемной — краем глаза я успела заметить, как она растерялась. Миновав два или три кабинета, мы оказались в круглой комнате с большим столом и расставленными вдоль него стульями — наверное, переговорной.

Владик… а собственно, почему Владик? До сих пор я называла молодого человека этим детским именем, потому что так называли его Мария Николаевна, которая знала его с детства, и Надя, которая была в него влюблена. Но сейчас, глядя на серьезное, умное, хоть и очень молодое лицо и чувствуя сильные пальцы на своей руке, я невольно подумала, что никакой он не Владик. По крайней мере, не для меня.

— Владислав Ильич, не сердитесь, — сказала я, не дожидаясь, пока он сам начнет меня допрашивать — по всему было видно, что парню этого очень хотелось. — Я понимаю, что моя «легенда» для любого думающего человека выглядит, мягко говоря, неубедительно. Но честное слово, ничего для вас плохого я… Напротив, я действую в ваших же интересах… Понимаете, случилось так, что…

В общем, пришлось все ему рассказать. И он ни разу меня не перебил.

— Понятно… Я должен был предвидеть, что тетя Маша… то есть Мария Николаевна «всего этого» так не оставит. В сущности, это моя вина: надо было прийти к ней и объяснить… она бы меня поняла… Но сейчас уже поздно. В любом случае вы — лично вы — напрасно потратили свое время. Я, конечно, не буду вам ничего объяснять и не позволю вмешиваться в дела дорогих мне людей и мои лично. На этом ваше «расследование» должно остановиться. Так и скажите своей клиентке. Дело закрыто раз и навсегда. Все расходы по этому делу я вам возмещу, если в этом есть необходимость.

— Но так не пойдет! — воскликнула я и затрясла головой, чтобы он окончательно убедился, что так действительно не пойдет. — Поймите, есть девушка и она страдает! Хорошая девушка, красивая, добрая — да что я говорю, вы же и сами ее знаете! Ведь вы, может быть, даже любите ее!

На этих словах Влад быстро закрыл и снова открыл глаза. Мне показалось, что я услышала едва уловимый стон, который донесся до меня сквозь крепко стиснутые зубы.

— Вы… вы любите ее? — спросила я тихо. — Но если вы и в самом деле любите Надю… Ведь тогда все можно поправить! Вас шантажируют? Да? Но чем? Вы еще так молоды — вряд ли в ваши годы вы сумели натворить что-нибудь ужасное! Скорее всего, речь идет о глупой ошибке, правда? Надо просто признаться во всем, рассказать Наде, она поймет и простит…

— Мне нечего рассказывать Наде, — ответил он глухим, безжизненным голосом. — Скорее даже наоборот: я ни в коем случае не должен ей ничего рассказывать… ради нее же самой. Именно потому, что я ее…

Я ясно видела, что он хотел сказать «люблю», но ничего не сказал. Просто смотрел на меня, и в глазах его я увидела такую боль, которая бывает только тогда, когда человеку уже не хочется жить.