Книга Откровение огня - Алла Авилова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гальчиков откинулся на спинку стула и спросил:
— А по какой теме вы пишите диссертацию, если не секрет? — Я назвал. — Далеко от духовных книг, — заметил он. — И что же, вы бы отложили свою диссертацию и переключились на «Откровение огня», если бы его получили?
Я и сам не знал, как бы тогда поступил.
— Зависит от текста, — сказал я. — Насколько он специфичен, насколько своеобразен, насколько интересен для истории культуры. А как бы поступили вы, окажись «Откровение» в вашем распоряжении?
— Ну, ко мне оно никогда не попадет, — ответил он уклончиво.
— Представим чисто теоретически: вы проходили мимо кучи выброшенного старья, а там, среди тряпок и старых газет, валяется книга в кожаном переплете. В ней никаких штампов и пометок. Мы с вами никогда не встречались, про пропажу в АКИПе вы ничего не слышали, а вот Сизова — читали, и «Откровение огня» узнали сразу. Что бы вы сделали с этой, как вы говорите, «бесполезной» книгой? Бросили бы ее обратно в кучу?
Гальчиков усмехнулся и поднял на меня глаза.
— Это было бы глупостью. Зачем же выбрасывать антиквариат? У нас есть букинистические магазины.
— Значит, вы бы отнесли «Откровение огня» в букинистический магазин?
Гальчикову этот поворот разговора явно не нравился, и не в моих привычках было прижимать людей к стенке, но в этот раз меня словно кто ужалил — вопреки всякому приличию я загонял своего собеседника в угол.
— Я этого не сказал. Так бы поступил всякий грамотный человек, найдя старую книгу, которая ему лично не нужна. Что же касается меня, я бы передал ее в соответствующий отдел Патриархии.
— Несмотря на то, что она бесполезная?
Гальчиков вымученно улыбнулся и взял еще один пирожок, в этот раз меня не угощая. Он откусил его, прожевал и выдал:
— Мне кажется, вы меня неверно поняли. Я высказал вам свое собственное мнение об «Откровении огня». Я эту книгу не видел, но какой бы она ни была, для меня лично — она излишняя. Мне самому не требуются никакие дополнения к Священному писанию, я нашел там для себя все. Что мне до умствований какого-то монаха? Что мне вообще до чьих-то умствований? Когда Господь открывался уму? Он открывается душе. Скажите пожалуйста, «мистическое учение»! Наше пение, убранство наших церквей, величие обрядов — вот истинная православная мистика. Сколько потерянных людей задевала служба в православном храме! У западной церкви свое лицо, у нашей — свое. Богословские споры, монашеские ордена, чьи-то мистические авантюры — все это вносит в религиозную жизнь больше сумятицы и раздора, чем пользы. Единая, сильная церковь — и поддержка верующим сильная. Давайте по-честному, без красивых слов — что нам всем нужно, если жизнь прижмет? Поддержка! Вы согласны?
Он сидел передо мной прямой, убежденный, основательный. Его уверенность располагала меня к нему, хотя мы были уверены в разных вещах. Одно лишь мешало идиллии: я видел в нем непохожего на меня человека, и уже этим он был мне любопытен, — он же видел во мне заблудшую душу, и я чувствовал, что был ему в сущности совершенно безразличен.
— Люди разные, и потребность в поддержке разная, — сказал я в ответ.
Гальчиков улыбнулся и покачал головой.
— Да не такие уж люди разные. Оперение — вот что на самом деле пестро. А точнее — хохолок. Вы называете это индивидуальностью, и для вас это превыше всего. Вот вы даже диссертацию на эту тему пишите. Буду с вами откровенен: и для меня это так было. Пока раз на ветру не оказался. Этот хохолок держится на соплях. Налетит ветер посильнее — и нет его.
Сказав это, Гальчиков доел свой пирожок и добавил:
— Хочу повторить, о полезном или бесполезном я говорил от себя, а мое мнение даже для меня самого имеет относительное значение. Если бы я и правда нашел «Откровение огня» и оно было ничейным, я бы передал его нашим богословам, потому что их мнение, а не мое определяет полезность и бесполезность книг для верующих. А их мнение на этот счет меняется. Из чего следует: оценки современных богословов могут не совпасть с оценками их коллег в XVIII или XIX веке. Вот так. Хотите чаю?
От чая я отказался. Пора было уходить. Тогда Гальчиков вдруг спросил:
— А кто вам сказал, что АКИП не называет бывших владельцев рукописей, если они не коллекционеры?
— Дежурная по залу.
— Я бы на вашем месте поинтересовался у заведующего, откуда к ним поступило «Откровение огня».
— Вы думаете, он скажет?
— Шанс, конечно, невелик, ну а вдруг? Это необычный случай. Вы ведь установили непорядок в их рукописном фонде. Теперь вы для них не просто читатель. — Его взгляд оживился. — Прежний владелец, может быть, еще жив, и этот человек не забыл, что за книгу он принес в АКИП.
— Именно поэтому мне его в АКИПе не назовут. Такой возможностью архив воспользуется сам.
— А вы все-таки попробуйте, — мягко сказал Гальчиков.
Дверь открылась, и в гостиной появилась Анюта. Она подошла к отцу со спины и, обняв его, стала меня рассматривать. Гальчиков ласково погладил ее сцепленные замком пальцы и спросил:
— Ты что, детка?
— Скучно, — сказала Анюта. Уголки ее губ и глаз чуть приподнялись.
— Гулливер скучен? Не может быть. — Гальчиков перевел взгляд на меня и пояснил: — Валя читает ребятам мою любимую детскую книжку — «Путешествия Гулливера».
Монотонный голос матери семейства уже давно раздавался через стену. В этот момент он как раз стих. Валя окликнула дочь из другой комнаты. Анюта закусила губу и не отозвалась.
— Ну не дразни ее, иди, — ласково попросил Гальчиков. — Если не хочешь Гулливера, возьми какую-нибудь другую книжку и почитай на кухне. Выбери, что тебе интересно.
— Интересных книг нет, — заявила Анюта, не спуская с меня глаз, где все время играли смешинки. Гальчиков взглянул через плечо на дочь, и те же смешинки появились в его глазах.
— С каких это пор, детка? Такого я еще от тебя не слышал.
— А я тебе не все говорю, — в том же духе отвечала Анюта. Тут появилась Валя и увела дочь с собой.
— Извините, — сказал Гальчиков, — Анюта — девочка с сюрпризами. Раньше меня беспокоило то, что она слишком серьезная, теперь же она становится чересчур игривой. Что говорить — подросток!
— У нее нет неприятностей в школе из-за того, что отец служит в Патриархии?
— Проблемы, конечно, есть, но в меру. Сейчас у нас в стране больше терпимости к церкви. Что еще хорошо, это то, что Анюта умеет за себя постоять. Ее нисколько не смущает, что я работаю в Патриархии, даже наоборот. — Гальчиков гордился своей дочерью. — Не думайте, что это я ее так настраиваю. Она сама такая. Анюта очень религиозная, — добавил он с нежностью. — Причем по-своему. Я уж ее не поправляю, вырастет — выровняется. А вы, наверное, никогда не были верующим?
Я сообщил Гальчикову, что перестал ходить в церковь с шестнадцати лет. Ему непременно хотелось знать почему.