Книга Ночь светла - Петер Штамм

Она понемногу пришла в себя только после чашки кофе, а тело ее лишь под душем обрело подлинные очертания. Смутно помнилось Джиллиан то время, когда все, казалось, было ей по плечу. И бедра были шире, и грудь больше. Не жизнь, а постоянный вдох и стойка с прямой спиной. А теперь – выдох, давно уже она только и выдыхает, и чувствует порой, что воздуха-то не осталось, но выдыхать все равно ведь придется.

Раз в несколько дней Джиллиан ходила на перевязки. Другие пациенты в приемной у врача старались не встречаться с ней взглядом. Врач утверждал, что раны заживают прекрасно, но ей эти слова казались издевкой. После процедуры она обычно отправлялась кататься по городу. За рулем ее почти не видно, лишь иногда она, остановившись на светофоре и ненароком повернув голову, замечала, как водитель машины на соседней полосе, посмотрев на нее, поспешно отводит взгляд. Она искала всякие пустынные места, где могла бы спокойно пройтись, ездила в промышленные районы на окраинах города, а как-то раз припарковалась возле футбольного стадиона. Не видно ни души, только на усыпанной гравием площадке несколько строительных машин. Вся территория обнесена проволочной сеткой, но ворота открыты. Она вошла, поднялась по ступеням. Стадион оказался намного больше, чем казалось снаружи. Трибуны пусты, во всех секторах сиденья разных цветов – синие, оранжевые, зеленые и серые. Постояла, глядя вниз, на игровое поле, и пытаясь вообразить, как оно тут бывает во время матча, когда трибуны заполнены людьми.

В другой раз она заехала на самый верх многоярусного паркинга. Утром было сухо, а с полудня не переставая лил дождь. Сквозь широкие просветы в стенах, составленных из бетонных блоков, что есть силы задувал ветер. Джиллиан вылезла из машины и прошлась по всему ярусу, лавируя между немногочисленными оставленными здесь автомобилями. Шла и разворачивалась, крутилась вокруг своей оси, пробовала длинные выпады, как на занятиях по фехтованию в училище: прыжок вперед, прыжок назад. Овладевала пространством, как учили их на занятиях по актерскому мастерству, простирала руки, словно пытаясь ладонями раздвинуть стены. Выкрикивала протяжные шипящие звуки, неизвестно отчего придя в возбужденное состояние. Но уж очень велико было это пространство, и оно не отвечало, не оказывало сопротивления. Мелкими шажками подбежала она к стене, выглянула в проем, а там – промышленные корпуса, потоки машин на многополосных улицах, где по краю стоят изуродованные обрезкой тополя, и вдалеке гора, чьи очертания размыты за плотной завесой дождя. Джиллиан стало холодно.

Возвращаясь к машине, она вдруг заметила, что в одном из припакованных на этом ярусе автомобилей сидит мужчина. Сидит не шевелясь. На миг их взгляды встретились. А вдруг он наблюдал за ней все это время?

* * *

Накануне второй операции, в воскресенье, Джиллиан отправилась к родителям. С матерью они последний раз виделись еще до аварии. Та открыла дверь, взглянула на Джиллиан, но тут же отвернулась и расплакалась. Вмешался отец, сделал матери замечание и раздраженно отстранил ее от двери.

– Заходи, заходи, – обратился он к дочери.

Со словами, что обед вот-вот будет готов, мать сбежала в кухню. Джиллиан – за ней.

Вилки и ножи стучали по тарелкам ужасно громко, так громко, что Джиллиан едва удавалось расслышать родителей. Оба – старые люди, жуют, а лица их кривятся уродливыми гримасами. Джиллиан, уткнувшись в свою тарелку, нарезала еду мелкими кусочками и глотала, почти не разжевывая.

– Ты, кажется, совсем не голодная?

– Что? Не расслышала.

– Ты почти ничего не ешь.

– Да я не голодная… – Джиллиан отложила прибор и встала. – Я выйду на минутку.

Закрывая за собой дверь, она увидела, как отец опять накладывает себе полную тарелку еды.

Она сидела на унитазе, тянула время. В доме по-настоящему холодно, она замерзла. «Отец поставил отопление на минимум», – шепнула ей в кухне мать. Джиллиан нажала смыв и вернулась в столовую. Отец еще не расправился с едой, а мать уже убирала со стола. Кофе пили, рассевшись втроем на диване. Отец читал газету, мать примостилась рядом с Джиллиан так, чтобы не смотреть ей в лицо. А Джиллиан разглядывала материнские руки, когда та разливала кофе – одну чашку ей, другую себе, – поблекшие и будто загорелые уже в это время года, покрытые старческими пятнами, но при этом унизанные полудюжиной колец. В молодости мать была очень хороша собой. Интересно бы знать, как же она справилась с утратой красоты? Наверное, все-таки легче, когда это происходит исподволь, а не в одночасье. Где-то она читала, что большинство людей имеют весьма далекое от реальности представление о собственной внешности, кажутся себе стройнее, моложе и красивее, чем они есть на самом деле. Может, мать навсегда осталась для себя той прекрасной молодой женщиной с фотографии, что стоит на буфете? Во всяком случае, вид у нее и теперь ухоженный, хотя тщетность усилий делает распад еще печальнее.

– Ты поправилась? – спросила мать.

Джиллиан провела у них больше времени, чем собиралась изначально. Вышла с отцом в сад, он показывал кусты, которые собственноручно посадил. Потом они все втроем опять сидели в гостиной, читали. В бывшей своей комнате Джиллиан прилегла отдохнуть. Мать хлопотала на кухне – готовила ужин. Отец сновал по дому, будто искал что-то и не мог найти. Иногда заходя к нему в мастерскую, Джиллиан отмечала, что на работе он совсем другой человек – вспыльчивый, но жизнерадостный и отзывчивый. А дома он походил скорее на раненого зверя, рыщущего в поисках укрытия.

– Значит, ты не против, если мы на той неделе уедем кататься на лыжах? – спросила мать.

– Да нет же, – ответила Джиллиан, – операция неопасная. А мое новое лицо вы все равно скоро увидите.

– Почему бы и тебе потом не уехать куда-нибудь в горы или на море?

– Одной?! – возмутилась Джиллиан и ушла в гостиную со стаканами в руках: она накрывала на стол.

Вернулась в кухню, а мать поглядывает на нее с опаской. Но Джиллиан больше ничего не сказала. После ужина они посмотрели вечерние новости.

– Ну, я пошла, – объявила Джиллиан.

Родители ее не задерживали. Проводили до двери, мать обняла ее, отец крепко пожал ей руку.

– Смотрите, ноги там не переломайте! – весело крикнула она, садясь в машину. Развернувшись, взглянула назад, на дом. Дверь закрыта.

Вечером она проверила почту, но в ящике Фрекен Жюли новых сообщений не было.

* * *

Эсэмэска, посланная ей Хубертом вслед за демонстрацией своих картин, показалась Джиллиан обидной. Так прямо и спросил, не ожидала ли она большего. Две недели Джиллиан не выходила с ним на связь, он тоже явно выжидал. Маттиас все спрашивал, что с ней такое, но она только головой качала в ответ, мол, дел невпроворот, половина редакции разъехалась на осенние каникулы.

В конце концов Джиллиан написала Хуберту мейл, упрекая в том, что он якобы ее использовал. «Не каждая из тех, кого ты заманил в мастерскую, станет для тебя раздеваться».