Книга Морские титаны - Александр Калантаев

Эскадренный броненосец «Цесаревич» 19 ноября 1903 года под гром салюта эскадры бросил свои семитонные якоря в гавани Порт–Артура С ним пришел и собрат по стране, давшей им жизнь, крейсер «Баян». Империя ставила японцам мат! Российский флот с приходом «Цесаревича» мог брать море «с боя», имея семь исполинов. Решатся ли японцы бросить вызов — у них в Сасебо дремлют под неусыпным оком брандвахты шесть гигантов, но «последний русский» превосходит любого из них!

Это был действительно великолепный корабль. «Цесаревич» воплощал в себе самые передовые, инновационные идеи своего времени, став венцом эпохи брони и пара. Когда в апреле 1898 года Морской технический комитет разослал технические задания российским и иностранным заводам на разработку проекта броненосцев примерным водоизмещением 12 тысяч тонн, победителями оказались французы и американцы. Комитет не тянул и выдал заказ. Такое рвение диктовалось и наличием весомых кредитов. Париж щедро субсидировал постройку шести русских кораблей. Разумеется, это был и политический демарш — Франция начинала сближение с Россией в противовес крепнущей и пугающей своей мощью Германии.

Так российский флот получил два современных броненосца, построенных за рубежом: в американской Филадельфии заложили казематный «Ретвизан», а во французском Тулоне — башенный «Цесаревич», где уже строился и крейсер «Баян». За основу проекта последнего броненосца был взят французский бронеуродец (глядя на него, точнее не скажешь) «Жорегиберри». Это детище инженера А. Лаганя так в свое время поразило русских специалистов, что уже первая серия кораблей для нужд Дальнего Востока (тип «Полтава»), бронируясь по английской системе, вооружалась с оглядкой на передовой опыт французского кораблестроителя. Являясь продолжателем школы и традиций талантливого конструктора Дюпюи де Лома, чьи шедевры сражались под Севастополем в Крымскую войну, Лагань создавал корабли размашисто и смело до авантюризма Так пьют портовую марсалу и любят женщин. Одним словом — по–французски. Морской комитет уже имел опыт сотрудничества с великим «морским экспрессионистом». К тому же общество «Форж и Шантье де ля Медитерране», основанное еще в 1835 году, строило свои суда качественно и быстро. Морской комитет внес в проект ряд изменений, иначе (в оригинальном, французском варианте) броненосец мало чем отличался бы от корабля–гоблина типа «Массена» или «Жорегиберри».

Лагань раскинул по периметру броненосца шесть двухорудийных башен с шестидюймовой (калибр 152 мм) артиллерией, разместив их на частично вынесенных за пределы корпуса площадках на разной высоте. Это решение чудаковатого инженера позволяло как при отходе, так и при движении вперед вести огонь сразу из 10 орудий (включая главный калибр). Развал бортов «Цесаревича» был запредельный, напоминая об ушедшей эпохе парусов и абордажа; когда броненосец прибыл в Россию, петербургские остряки сразу же окрестили его «пузаном». При такой кривизне бортовой брони корабль был похож на утюг, плывущий по поверхности моря. Но он был великолепен! Черно–оранжевый, с оливковым отливом, броненосец нес две трубы и две мачты с огромными боевыми марсами (открытые или полностью закрытые площадки в средней части мачт, служащие для крепления канатов, наблюдения и ведения огня из мелкокалиберного оружия). Эти пережитки прошлого достались броненосным судам в наследство от великих парусников, но лишь французские кораблестроители довели их до размеров мавзолея, напичканного небольшой артиллерией и беспрецедентным количеством пулеметов. Не исключено, что последний подвиг французских моряков, когда в Трафальгарской битве, в 1805 году, с подобного марса мушкетной пулей был сражен «адмирал всех адмиралов» Горацио Нельсон, сильно повлиял на последующие технические идеи. Эти несуразные бронированные площадки позднее демонтируют, окончательно убедившись в их бесполезности, сразу после Русско–японской войны. Оригинально решил Лагань и проблему спуска–подъема шлюпок, соорудив между трубами две кран–балки п–образной формы. Эти фантастические конструкции заваливались на борт, требуя от моряков просто цирковой сноровки в работе с футштоками и десятками концов. Новики (первогодки) приходили в ужас от подобной шлюпочной эквилибристики, понося гениального француза на чем свет стоит.

«Цесаревич» строился невиданными темпами, изумляя своего будущего капитана Григоровича, наблюдавшего за работой на верфях, качеством сборки. Корабль спустили на воду через 1 год и 10 месяцев—срок по тем временам рекордный. «Из‑под шпица» (адмиралтейства) торопили, но тут пошли нелады с башнями главного калибра. Станки под них делали питерцы на Путиловском заводе, и эти важнейшие детали оказались слабы на прочность. Опять же, русские двенадцатидюймовки (орудия калибра 305 мм) не влезали в изящные французские башни. Сразу добавлю: проблемы с артиллерией, с электроприводами всех башен и системой вентиляции воздуха после выстрела останутся головной болью корабля на долгие годы. Недостаточным оказался и запас хода — броненосец брал мало угля, что и понятно. Лагань проектировал корабль для Средиземного моря, а русские, получив щедрые кредиты, закрыли на это глаза. И конечно, серьезным дефектом стали низко расположенные порты (отверстия) батареи противоминных орудий, в свежую погоду черпавшие воду. И все же на фоне остальных кораблей эскадры «Цесаревич» выглядел грандом, пришедшим в это китайское захолустье из будущего. Соперничать с ним мог только построенный в США броненосец «Ретвизан», но, как публицист И. Бунич, все единодушно отдавали предпочтение «Цесаревичу». Один молодой восторженный офицер назвал его «красой нашего флота».

Корабль нес крупповскую броню, достигавшую 32 процентов от водоизмещения, и не имевшую аналогов в российском флоте броневую противоторпедную переборку длиной почти 90 метров. Такую же систему имел и «крестный отец» — «Жорегиберри», но, глядя на последний — с его несуразными кранами, десятками портов и какими‑то невзрачными одноорудийными башнями, даже не верилось, что этот «участок сталепрокатного цеха» способен еще и держаться на воде. Дизайн Лаганя был потрясающ! Казне новый корабль обошелся в 14 004 286 рублей.

Но стоит запомнить главное: толкая новый броненосец бесконечными телеграммами на Дальний Восток, адмиралтейство пригнало в Порт–Артур наполовину боеспособный корабль. Несмотря на это, наместник Алексеев готов был идти в Сасебо и причинить неприятелю «второй Синоп». Рвение Алексеева не знало границ. Игнорируя успокаивающие телеграммы императора, наместник 22 января выводит эскадру к Шантунгу, с целью нанести японцам упреждающий удар. Торопились так, что на перекрашенном в боевой оливковый цвет «Ретвизане» краска даже не успела обсохнуть. Этот демарш испугал всех: бронированные колоссы одним своим видом привели в трепет случайных корейских и китайских рыболовов, чьи джонки крутились по курсу эскадры. Подобно косяку испуганных рыб, «тресколовы» шарахались в сторону от кованых форштевней тысячетонных бронтозавров. Не меньше был напуган и адмирал Того, ошарашенный непредсказуемостью русских. Опасаясь удара, командующий 24 января привел свой флот в боевую готовность, ускорив сроки нападения на Тихоокеанский флот России. Неизвестно, чем закончилась бы эта история, если бы от ужаса не оцепенели в Петербурге. Особым повелением эскадру вернули в Артур. Офицеры и матросы недоумевали — куда ходили и зачем? Алексеева на время утихомирили, пошла череда банкетов и дружных тостов за невозможность войны и быструю победу в случае таковой. А пока адмиралы тешили себя иллюзиями, на «Цесаревиче» продолжалось противоборство между русскими пушками и французскими башнями.