Книга Не замужем. Секс, любовь и семья за пределами брака - Анна Шадрина

Прирост населения в первой половине XX века исчисляется в отрицательных показателях. Демографическая озабоченность становится основной движущей силой советской семейной политики. Главным методом репродуктивного контроля вплоть до конца прошлого столетия являлся аборт, криминальный во время законодательных ограничений с 1936 по 1955 год[73].

Жесткий контроль в сфере репродуктивных прав и организации частной жизни был попыткой восполнить громадные демографические потери, связанные с репрессиями, коллективизацией и строительством социализма. Эти потери были настолько очевидными, что результаты переписи населения 1937 года засекретили.

Следующий удар по численности советского населения нанесла Великая Отечественная война. Чтобы смягчить воздействие социальных катаклизмов, пришедшихся на первую половину века, власти стремились искусственно укреплять брачные узы. Но довоенная численность населения была восстановлена только к 1955 году[74].

В 1965 году новым указом была отменена двухступенчатая процедура развода. После принятия в 1968 году нового семейного закона уровень разводов повысился в 10 раз по сравнению с показателями первых послевоенных лет.

К 1970-м годам каждый второй советский брак распадается. Исследователи объясняют эти показатели дефицитом личного пространства, недовольством женщин по поводу двойной нагрузки, их относительной экономической независимостью, мужским алкоголизмом и недостатком свободных мужчин на брачном рынке, связанным с потерями в годы войны. Запись об отцовстве теперь производится по заявлению сторон или по решению суда[75].

К 1990-м годам «отношения» и брак перестают быть тождественными понятиями. На «встречу любимого человека» ориентировано 70 % населения, на создание семьи – 30 %[76].

Финский социолог Анна Роткирх в книге «Мужской вопрос. Любовь и секс трех поколений в автобиографиях петербуржцев», исследуя отношения между государственной политикой, повседневной моралью и практиками в семейной сфере советского и постсоветского обществ, обнаруживает существенные различия между тем, что чувствуется, думается и говорится в контексте любви, секса и брака.

Так, например, на уровне морали в советские времена брак по расчету не является нравственным стандартом. Ожидалось, что главной причиной для вступления в брак будет взаимное романтическое чувство. Но в действительности люди женились и выходили замуж в том числе и из экономических соображений.

Идеология в сфере советской семьи представляет собой парадоксальную смесь марксизма и ценностей аграрных, доиндустриальных обществ. С 1943 года по 1955-й в школах действует раздельное обучение для мальчиков и девочек. Идеи «естественного» полового разделения труда, оправдывающие женский домашний труд «биологической потребностью», прививались в семьях и поддерживались в системе образования[77].

В послевоенные годы вступление в брачный союз являлось единственно возможным сценарием перехода во взрослую жизнь. Молодые советские мужчины и женщины создавали семьи сразу по окончании профессионального обучения.

Одобряемый сценарий жизни для женщины связывается с замужеством в возрасте 20 с небольшим лет и следующим за свадьбой рождением первого ребенка. Откладывание материнства расценивалось как неприемлемое, «эгоистичное» поведение.

Бесплодие и бездетность считались трагедией и замалчивались. Как и во всем мире в то время брак был единственным легальным способом для женщины «получить» ребенка и как следствие совпасть с социально одобряемой идентичностью[78].

Традиционный цикл советской семьи представлял собой институализированный брак, рождение ребенка и идущий вслед институализированный развод. В некоторых случаях советские граждане вступали в повторный брак[79].

Вот что рассказывает о своей семье моя информантка М., 41 год, предпринимательница, разведена, воспитывает дочь:

На уровне фактов я повторяю судьбу мамы и бабушки. Бабушка, мама и я развелись в возрасте около 30 лет, оставшись с малолетними дочерями на руках.

В 1970-х годах западные участницы социальных движений начинают ставить под сомнение традиционный женский жизненный сценарий. Но в СССР вопросы необходимости брака, материнства и ответственности за выполнение домашней работы не проблематизировались. Семья являлась единственной формой частной жизни, гарантирующей получение социальной поддержки: отдельного жилья, путевок, дефицитных товаров[80]. Основной социально-экономической практикой советской семьи являлся институт «расширенного материнства». Женоцентрические межпоколенческие связи поддерживали советскую модель семьи с работающей матерью.

Совместное проживание трех поколений являлось распространенным способом организации быта, как и передача ребенка на воспитание бабушке. Такому укладу во многом способствовало появление большого числа «одиноких» пожилых женщин, в связи с традиционно более низкой продолжительностью жизни советских мужчин[81].

Межпоколенческая внутрисемейная связь не давала возможности «оторваться от традиций». Во всем – от способа организации частной жизни до приемов воспитания – советские люди полагались на экспертное мнение родственников и близких друзей.

В советский период публично не обсуждались интимные вопросы, не возникло социальных движений и психотерапевтических практик, способствующих критическому осмыслению выбора жизненного сценария. По мнению Анны Роткирх, это объясняет, почему советские семейные ценности были гораздо более традиционны, чем этого требовала социалистическая повседневность.

При этом советские люди в организации быта не всегда следовали принципам общепринятой морали, которые часто навязывались искусственно. Каждое десятилетие истории советского брака было затронуто социальными катаклизмами.

Поэтому, на мой взгляд, назвать какой-либо из перечисленных периодов наиболее благоприятным или более полно отражающим традиционные семейные ценности довольно трудно, если возможно вообще.

Постсоветский период

Последнее десятилетие прошлого века было отмечено деинституализацией семейной сферы. С 1989 по 1993 год на четверть сократилось число браков, а количество разводов выросло на 14 %. Эти показатели объяснялись отменой жесткого контроля государства над частной сферой и трудностями переходного периода[82].