Книга Аномалия души - Алексей Хапров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она уехала в Москву, поступила в консерваторию, но с большой сценой у неё не сложилось. Что явилось этому причиной — сказать трудно. То ли недостаток способностей, то ли отсутствие пробивной силы. Так или иначе, получив диплом, она вернулась домой и устроилась обычной школьной учительницей музыки.
Через некоторое время она встретила свою первую настоящую любовь. Предметом её внимания стал какой-то залётный цыган. Он вскружил ей голову, завязал с ней роман, поселился у неё в доме, но, спустя месяц, бесследно исчез, прихватив все имевшиеся у неё деньги, и оставив её в откровенно недвусмысленном положении. Ей советовали сделать аборт, но она отказалась.
На свет появился мальчик.
А судьба тем временем подбросила ей новое испытание. Свалившиеся на страну рыночные реформы низвели и без того невысокую зарплату учителей до сущих копеек. Жизнь Натальи превратилась в кошмар. Денег катастрофически не хватало, а кормить себя и ребёнка было надо. И она решилась на рискованный шаг. Она бросила работу и переквалифицировалась в «челночницы».
Дело у неё пошло. Сколотив за несколько лет более-менее приличный капитал, она приобрела небольшой магазинчик. Но если в материальном плане у неё всё нормализовалось, то «личный фронт» по-прежнему оставался пустым. А ей так хотелось того, о чём мечтает любая женщина: любви, тепла и крепкого мужского плеча, на которое можно было бы опереться.
Понимая, что её возраст близится к критическому, она рьяно взялась за поиски спутника жизни. Найти достойную пару в Навалинске у неё не получилось. Тогда она обратила свой взор на сторону. Стала ездить по курортам, заводить знакомства. Некоторые из этих знакомств переходили в серьёзные отношения. Но как только потенциальные женихи прознавали про ребёнка, они тут же неизменно исчезали.
— Хорошая баба Наташка. Сильная, — резюмировал Никодим. — Но никак вот не лягут в её судьбе карты. Ты, это, подумай. Она не гулящая, толковая, обеспеченная…
Доехав до базы, мы закупили необходимый товар, завезли его в магазин, после чего вернулись обратно.
Попрощавшись с новым знакомым, я вылез из машины и направился к калитке. Но едва я её открыл, как передо мной возникло знакомое до отвращения лицо. Зинка!
— Здрас-с-сьте, — осклабилась она и спешно юркнула мимо меня на улицу. Её взгляд светился каким-то непонятным торжеством.
Я озадаченно посмотрел ей вслед и прошёл в дом.
Наталья встретила меня в прихожей. В её глазах играла взволнованность.
— Не ожидал, что у тебя могут быть такие гости, — разуваясь, заметил я.
— Что я её, приглашала? — буркнула в ответ моя курортная знакомая. — Сама припёрлась. Остановить-то теперь некому. Сторожа нет. Вот и шастает, кто попало.
— Что ей хоть было нужно?
— А что алкашам бывает нужно? Денег. Разумеется, в долг. И, конечно, только до завтра.
— Неужели дала?
— Щас! Разбежалась!
— А чего же она вышла такая довольная?
— Догони и спроси…
В моих зрачках заиграл пробившийся сквозь закрытые веки яркий солнечный свет.
«Полдень!», — мысленно охнул я, бросив взгляд на часы, и с досадой отшвырнул одеяло.
Как же меня угораздило так проспать? Почему Наталья меня не разбудила? Ведь мы собирались утром отправиться в магазин. Неужели она поехала одна?
Я спрыгнул с кровати и поморщился от разлившейся по желудку тошноты. Что это на меня нашло? И голова какая-то тяжёлая, как будто на неё повесили гирю.
Я натянул трико и вышел в коридор. Из ванной доносились звуки льющейся из-под крана воды. Значит, моя курортная знакомая здесь. Значит, она никуда не уезжала.
Я с виноватым видом предстал перед ней.
— Ничего страшного, — мягко проговорила Наталья, бросая в таз только что прополощенную кофту. — Я тоже проспала. Поднялась лишь час назад. Что поделать, осень есть осень. Самое сонное время года.
Развесив над ванной выстиранную одежду, хозяйка принялась собирать на стол. Её руки немного подрагивали, а в жестах просматривалась нервозность.
— Как почивалось? — спросила меня она.
— Хорошо, — ответил я. — Но много спать тоже вредно. У тебя голова не болит?
— Немного побаливает, — кивнула моя курортная знакомая. — Наверное, давление меняется. Ох, до чего же я не люблю осень. Холодно, сыро, всё вянет.
Закончив завтрак, мы оделись и вышли во двор. Наталья завела машину. Я помог ей протереть стёкла, проверил давление в шинах, подкачал левую заднюю, после чего отворил ворота. Дождавшись, когда «Шевроле-Нива» вырулит на улицу, я закрыл их обратно, вышел через калитку и занял пассажирское место.
Повернувшись, чтобы натянуть ремень безопасности, я краем глаза увидел в боковое стекло знакомую маленькую фигурку в старом, потрёпанном розовом пальтишке. Это была Серафима. Девочка стояла у забора и пристально вглядывалась во двор.
— Гляди, — кивнул я хозяйке. — Чего это она там высматривает?
Наталья скосила глаза. Заметив подружку своего сына, она почему-то вздрогнула и сосредоточенно уставилась в лобовое стекло. Машина дёрнулась вперёд.
Через три квартала нашему взору предстала внушительная толпа.
— Давай посмотрим, в чём там дело, — предложила моя курортная знакомая, и припарковалась у обочины.
Подойдя поближе, мы наткнулись на Никодима.
— Вы что, ещё ничего не знаете? — удивлённо воскликнул он. — Зинка угорела сегодня ночью! Прямо в собственном доме!
Я изумлённо присвистнул.
— Вот те раз!
По мне пробежал неприятный холодок, — обычная реакция на известие о смерти человека, которого ещё накануне видел живым.
— Гутарят, что загорелось от печки. Ох, Зинка, Зинка! Пришла, небось, как всегда пьяная, печь затопила, заслонку не поставила и заснула. А огню свободу давать опасно.
Озабоченно покачав головами, мы стали пробиваться сквозь плотную стену зевак.
Увидев груду тлевших головёшек, в центре которой сиротливо возвышалась обугленная печь, я содрогнулся. Зрелище было не из приятных. Подобные картины мне доселе доводилось наблюдать лишь в кадрах военной кинохроники. В моём горле запершило. Я прикрылся рукой, чтобы защитить лёгкие от тяжёлого, тошнотворного смрада.
— Рано или поздно — это должно было произойти, — зло отрезал какой-то дед. — Такой образ жизни до добра не доведёт.
— Неизвестно, какой бы у тебя был образ жизни, очутись ты в её шкуре, — взвилась стоявшая рядом с ним старуха. — Сиротинушка. Родителей рано потеряла. Её и на ноги то поставить было некому. Ни помощи, ни поддержки. Всю жизнь сама себе была предоставлена.
— Какая ты совестливая! Что же ты ей не помогла?