Книга Погоня за "Энигмой". Как был взломан немецкий шифр - Лев Лайнер

Отец Гарри был слесарем, специалистом по замкам, и зарабатывал на жизнь изготовлением ключей и замков для парадных дверей многочисленных дворцов и музеев Берлина. А Хинсли-младший был обычным английским студентом, решившим попрактиковаться в немецком языке во время каникул. Поэтому немецкие таможенники не обратили особого внимания на юношу и лишь конфисковали у него всю наличность. Их ничуть не заботило, как, не имея в кармане ни гроша, он сможет прожить в чужой стране. Следующую ночь Хинсли провел на скамейке в городском парке Страсбурга.

Отправляясь в Германию в августе 1939 года, Хинсли прекрасно осознавал растущую напряженность в ее отношениях с Англией. Однако эти отношения были не менее напряженными в 1938 году во время мюнхенского кризиса, и ничего страшного не случилось. Хинсли остановился погостить у своей подружки в городе Кобленце на юго-востоке Германии. Там его встретили столь же радушно, как и годом ранее. Единственным изменением было требование каждый день посещать полицейский участок. Но и от этого в Кобленце отказались сразу после подписания договора о ненападении с Советской Россией. В полицейском участке Хинсли сказали, что его вызовут, если возникнут какие-либо вопросы. Все немцы, с которыми встречался Хинсли, почему-то были уверены, что теперь войны в Европе удастся избежать.

Однако не прошло и недели, как Хинсли вызвали в полицейский участок и посоветовали как можно скорее покинуть Германию. Хинсли послушался и через неделю оказался во Франции, откуда автостопом перебрался в Швейцарию. Там он обратился за содействием в английское посольство, и ему помогли вернуться в Англию незадолго до того, как премьер-министр Невилл Чемберлен объявил войну Германии.

В Кембридже всем третьекурсникам было объявлено, что им позволят закончить обучение, прежде чем они будут призваны на военную службу. Однако в сложившихся условиях Хинсли стоило больших трудов сосредоточиться на изучении истории. Судьба его оказалась предопределена, когда Аластер Деннистон, руководитель Правительственной криптографической школы (ПКШ), попросил знакомого преподавателя Кембриджа подыскать способных студентов для работы в недавно созданном подразделении ПКШ, расположившемся в поместье Блетчли-Парк в графстве Букингемпшир.

Хинсли оказался в числе студентов, отобранных Деннистоном для собеседования. В ходе разговора Деннистон ни словом не обмолвился о том, какую работу собирается предложить Хинсли, а просто обещал гражданскую вакансию в министерстве иностранных дел. Хинсли принял предложение Деннистона и после визита в одну из министерских контор в Лондоне отправился в Блетчли-Парк, где ему было суждено проработать шесть лет. Поместье включало в себя большой дом в викторианском стиле, пруд и несколько одноэтажных зданий, построенных по типовому проекту. Хинсли попал в секцию военно-морской разведки, разместившуюся в корпусе под номером четыре. Его начальником стал Фрэнк Берч, руководитель «немецкого» отдела. Особыми успехами этот отдел похвастаться не мог. Приступив к работе, Хинсли сразу же попытался собрать всю имеющуюся в отделе информацию о перехваченных немецких шифровках. Информация была весьма скудной и включала в себя дату отправки сообщения, время перехвата и частоту, на которой было перехвачено. Иногда было известно, откуда послана шифровка, — эти данные в Блетчли-Парк поступали из службы перехвата английских военно-морских сил. Проанализировав имевшуюся информацию, Хинсли пришел к выводу, что немцы имели две отдельные сети связи: одну — для своего балтийского флота, а другую — для кораблей, базировавшихся за пределами Балтики. При этом обе сети были едиными и для надводных кораблей, и для подводных лодок военно-морских сил Германии.

В отличие от Хинсли польским криптоаналитикам пришлось приложить значительно больше усилий, чтобы вырваться с оккупированных немцами территорий. После начала вторжения немецких войск в Польшу Режевский решил покинуть страну вместе с женой и двумя детьми. Для начала он попытался забрать все свои сбережения, лежавшие на его счету в одном из варшавских банков. Проведя несколько суток в очереди перед наглухо закрытыми дверями банка, Режевский утвердился в мысли, что получить деньги обычным способом не удастся. Прибегнув к помощи влиятельных знакомых, он смог вернуть лишь часть денежных средств. Дома Режевский велел жене срочно готовиться к отъезду из Варшавы, но она возразила, что ей лучше остаться в варшавской квартире, поскольку дети слишком малы, чтобы перенести тяготы, связанные с бегством из страны, где шла война (младшей дочери Режевского было всего семь месяцев от роду). В подобной ситуации оказался и другой польский криптоаналитик Розицкий, у которого тоже был маленький ребенок.

Положение прояснилось только 3 сентября. Розицкий прибежал домой вместе со своим коллегой Зыгальским и сообщил жене, что его подразделение передислоцируется в Брест-Литовск, расположенный к востоку от польской столицы. В тот же день Розицкий решил отправить жену и ребенка в пригород Варшавы к своей матери. Режевский и Палльтх также вынуждены были расстаться со своими семьями.

Начальник польского шифрбюро Лангер распорядился погрузить наиболее ценные документы на грузовик и отвезти их к поезду, предназначенному для эвакуации офицеров Генерального штаба. Остальные документы были сожжены прямо во дворе здания, где размещалось шифрбюро. Перед отъездом Лангер собрал всех своих подчиненных и произнес речь, суть которой сводилась к тому, чтобы любой ценой сохранить в секрете все, касавшееся «Энигмы».

Отправление поезда было задержано на неопределенный срок из-за начавшегося немецкого авианалета на Варшаву. Вернувшись домой, Розицкий обнаружил, что жена так и не смогла выехать из города из-за бомбежки, и настоял, чтобы она отправилась на вокзал вместе с ним. Поезд тронулся в направлении Брест-Литовска только 6 сентября, но едва оказавшись за пределами Варшавы, подвергся бомбардировке. Пассажиры укрылись от бомб под вагонами, а потом долго восстанавливали поврежденное железнодорожное полотно и расчищали завалы, прежде чем смогли двинуться дальше.

Через три дня поезд прибыл в Брест-Литовск. Однако немецкие бомбардировки продолжались и здесь. И уже на следующий день поступил приказ всем сотрудникам шифрбюро готовиться к эвакуации в Румынию, оставив свои семьи в Брест-Литовске. Они пересели в автобусы, предварительно погрузив документацию вместе с «Энигмами» и «Бомбами» на грузовик. Недалеко от польско-румынской границы у грузовика кончилось горючее и поляки были вынуждены закопать все оборудование и документацию в лесу.

В Румынии Режевский и его коллеги были помещены в лагерь для беженцев. Однако им удалось добраться до Бухареста и обратиться в английское посольство. Их приход туда совпал с прибытием английских дипломатов, бежавших из Варшавы, и посол, сославшись на чрезвычайную занятость и отсутствие инструкций, отказался помочь польским беженцам, пока не будет получено соответствующее указание из Лондона. Опасаясь, что решение вопроса может затянуться на несколько дней, поляки решили попытать счастья во французском посольстве. Там их приняли с распростертыми объятиями, немедленно выдали визы для въезда во Францию и снабдили билетами на поезд до Парижа.

В начале октября 1939 года большинство сотрудников польского шифрбюро оказалось во Франции. Немедленно приступить к работе им помешало отсутствие их начальников, Лангера и Ченжского, которые застряли в одном из румынских лагерей для беженцев. После прибытия Лангера и Ченжского полякам было предоставлено поместье Арменвильер, примерно в 40 километрах к северо-востоку от французской столицы. Однако чтение немецких шифровок наладить не удалось. И хотя французы довольно быстро приступили к производству новых копий немецкого шифратора, при вскрытии ключевых установок для «Энигмы» польским криптоаналитикам были совершенно необходимы перфокарты, изготовить которые собственными силами они не могли.