Книга Миссис Хемингуэй - Наоми Вуд

– А что, Бамби уже совсем выздоровел?

– Слава богу, все закончилось. Просто он сегодня слишком устал, чтобы пойти с нами, – отвечает Хэдли, прикидывая, зачем Эрнест соврал, что они поужинали. Ее взгляд блуждает по опустевшей посуде. На тарелке Скотта остался рогалик.

– Это просто великолепно. Не могу дождаться, когда мы вновь соберемся все вместе. – Сара, стиснув руку Хэдли, значительно смотрит на нее: они ведь обе – матери. Челка до бровей придает взгляду Сары дополнительную глубину. Красивая женщина, хотя вовсе не похожа на Файф или Зельду. Сара совсем не худенькая и вряд ли сможет втиснуться в крохотное платьице или купальный костюм.

– Прекрасная новость, да, Хэш? – Джеральд выплывает из дома с подносом, заставленным напитками. На фоне черных атласных диванов, белых стен и громадных ваз с пионами муж Сары похож на голливудского актера. И он вполне мог бы стать претендентом на главную мужскую роль в каком-нибудь фильме, если бы не маленький изъян: плешь на затылке. – Коктейли! – объявляет Джеральд и, как в плохом кино, спотыкается на ступеньке и едва не падает.

– Нельзя ли осторожнее! – хихикает Сара. Она никогда не злится на мужа.

Ветер доносит цитрусовый запах из нижнего сада. Вдоль дорожек цветут гелиотропы и мимоза. Джеральд изящным жестом опускает на стол поднос с напитками и печеньем. Эрнест, кажется, смущен и прячется между Сарой и Хэдли. Джеральд наклоняется и целует Хэдли – почти в губы, Скотт тянется за стаканом.

– Это который за сегодня? – интересуется Сара.

– Я не выпил за вечер ни капли.

– Не считая аперитива.

– И бутылки вина за ужином, – вставляет Джеральд, раздавая напитки. – Так вот теперь скажи мне, дражайшая Хэдерн, – так странно ее звал только Скотт, – чем же ты занималась все это время?

Все поворачиваются к ней.

– Ой, да ничем особенным. Читала. Слала бесконечные телеграммы мужу. Да, в общем-то, в основном возилась с Бамби.

– Хэдли – самая лучшая мать. – Эрнест с гордостью смотрит на жену, но вдруг, глянув в сторону дома, замирает, как парализованный.

На ступенях, небрежно держа в руке сигарету, стоит Файф. Боже, что на ней за платье! Юбка из черных перьев, слой за слоем расходящихся от талии, – словно сложенные лебединые крылья. Файф делает бесшумный шаг вперед – только перья шелестят: словно к ним в свете электрических ламп летит огромная хищная птица. Оторвав наконец взгляд от изумительного зрелища, Хэдли видит, что муж в полном восторге: это ему выпала удача поймать такую редкую птицу, о которой другие и мечтать не смели.

– Миленькое платьице! – Сара цинично подмигивает Хэдли.

Та раздавлена, загнана в угол. Что ее старое саржевое платьишко рядом с этим шикарным опереньем? Желая утешить, Скотт угощает ее сигаретой. Хэдли сама себя уговаривает: платье – это только платье, и вообще Эрнест терпеть не может женщин, которые слишком озабочены собственной внешностью.

Файф усаживается, одарив всех присутствующих широкой улыбкой.

– Привет, ребята!

Уложенные волнами волосы лежат идеально. Должно быть, после той неоконченной партии в бридж Файф занималась исключительно подготовкой к эффектному выходу.

– Я что-то пропустила?

Если сейчас моргнуть, из глаз хлынут слезы. Неужели никто не видит, что за дрянной, дешевый балаган Файф устроила с этими перьями? Хэдли вслушивается в застольный разговор: кажется, Сара продолжает подкалывать Скотта, но теперь уже за расточительность, а не за любовь к выпивке.

– И что же, дорогой, у тебя до сих пор денег хватает?

– Их поменьше, конечно, чем у тебя, дорогая. Так высоко никому тут не подняться.

– Говорят, тебе отвалили такой аванс за очередную книгу, что пришлось пить шампанское бочками, чтобы от него избавиться. – Сара играет длиной жемчужной нитью, то и дело ее прикусывая. – Дражайший Скотт, не злись, я просто слегка тебя поддразниваю. А кроме того, старине Хеммингштейну предстоит что-то в этом духе. – Сара обнимает Эрнеста за шею, целует в щеку.

Скотт мрачнеет. Пусть его дразнят – только бы не игнорировали.

– Ты так думаешь, Сара? – Эрнест изображает простодушие.

– Все девчонки на парижских улицах в одночасье заговорят, как твоя Брет Эшли[13].

– Ты о чем?

– Ну… Разве она не говорит постоянно «какая чушь»? Признайся, ты ее с меня списал?

– Вот уж нет.

– «Солнце» сделает тебя звездой, Эрнест!

– Конечно, – встряла Хэдли, глядя на мужа. – Это лучшее из всего, что он когда-либо написал. И он так много над ней работал.

Повисла многозначительная тишина. Ах да, она совсем забыла, что успех обязан даваться легко – или не приходить вообще. Все должно получаться играючи. Вечный час коктейля. Словно вся жизнь – это беззаботная юность и пьянящее веселье. А тяжкий труд – это удел других, менее одаренных.

– Я в том смысле, что мы надеемся, это будет огромный успех. – Хэдли пытается сгладить неловкость.

Оперение Файф вздымается и опадает от морского ветерка.

– Прекрасное название, – похвалила Сара.

– «Библия дает и не оскудевает», как говорит моя мать.

– Осмелюсь спросить, что же именно дает Библия, за исключением очевидного? – Кто-то приближается к ним по дорожке со стороны моря, в одной руке корзина с фруктами, в другой – запотевшая бутыль вина: точно оживший персонаж древнегреческого мифа. – Духовное окормление, стандартные проповеди, а может, просто бумагу на папиросы?

На вид незнакомцу не больше тридцати, у него коротко стриженные темные волосы и опрятные маленькие усики, слегка прикрывающие большой рот. Пухлые губы. Пожалуй, чересчур пухлые для мужчины.

– Гарри, дорогой! – Сара с улыбкой встает навстречу новому гостю. – Мы думали, что ты сегодня вечером останешься в Жуане.

– О нет. Там сегодня определенно нездоровый воздух. Я не помешал вашему празднику?

Гарри красив, хотя в его глазах есть что-то от пустого взгляда геккона, разомлевшего на солнце в полдень.

– Но, дорогой, мы уже все съели! У нас ровным счетом ничего не осталось! Мальчики так проголодались, после того как целый день купались в море.

Гость идет к столу – кокетливо, как девушка. Краем глаза Хэдли замечает, что Эрнест изменился в лице – он всю жизнь терпеть не мог гомосексуалистов.

Гарри ставит корзину на стол, и Хэдли высматривает себе на ужин пару яблок. И отмечает, какие у Гарри ухоженные ногти. Тот целует Скотта и Зельду, а Джеральду просто пожимает руку.

– Ты ведь знаком с Хемингуэями, дорогой?

– Нет, – качает головой Гарри. – До сих пор не имел удовольствия познакомиться.