Книга Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1915 год. Апогей - Олег Айрапетов

5 (18) февраля опубликованный официальный обзор положения дел на Северо-Западном фронте был еще безоблачно спокоен в оценках наступления немцев на участке 10-й армии: «Об этой операции еще нельзя ничего сказать – является ли она главной или побочной с целью оттянуть наши силы с Бзуры. Можно только отметить, что германский Генеральный штаб объявил об отъезде императора Вильгельма в Восточную Пруссию (это скорее похоже на демонстрацию). Наступающие немцы пытаются охватить наши войска с обоих флангов – это новейшая тактика, примененная ф.-д. – Гольцем на маневрах в северном Бранденбурге. Она хороша, если противник остается пассивным и не предпринимает энергичного прорыва неприятельского расположения»222. Прозрение после настроений января 1915 г. приходило с опозданием. По словам участвовавшего в совещании в Седлеце Н. Н. Янушкевича, там был выяснен «весь ужас катастрофы с 10 армией»223.

Складывается впечатление, что командование было склонно винить за это прежде всего второочередные части. Внезапно выяснилось, что на них невозможно положиться, что они плохи по духу и составу и не имеют никакой стойкости224. «Потери громадные, – писал 5 (18) февраля В. А. Сухомлинову начальник штаба Ставки, – резервисты прямо шли «продавать винтовки за 7 р.»225. Между тем уже вечером 2 (15) февраля передовые части 31-й германской дивизии, переброшенные на подводах, заняли Сопоцкин, захватив там обозы 26-го армейского корпуса. Немногочисленный конвой не мог сдержать немецкую пехоту и быстро ретировался. На следующий день местечко было уже прочно занято, а 4 (17) февраля противник начал занимать Сопоцкинские позиции. Ставка и штаб Н. В. Рузского не знали и этого, а положение в этом районе вообще не обсуждалось в Седлеце226.

4 (17) февраля немцы даже провели атаку на передовые форты Гродненской крепости, но она была отбита. Противник вынужден был отойти, его попытка не принесла результата227. 16 февраля в Гродно прибыла головная дивизия 15-го корпуса, так что опасное для крепости положение было ликвидировано228. Появление здесь тяжелой артиллерии и энергия немецкой атаки заставили командование 10-й армии сосредоточиться прежде всего на обороне. Прибывающие части 15-го корпуса занимали позиции на фортах крепости229. Поскольку корпус был составлен из новобранцев, на него смотрели как на второочередную часть и особенно не рассчитывали использовать в наступлении230. 5 (18) февраля вся 31-я дивизия прошла через Сопоцкин, и ее авангарды заняли позиции севернее русских укреплений. Теперь уже выходы из всех дорог, ведущих из Августовских лесов к Гродно, были перекрыты противником231.

А 20-й корпус по-прежнему шел на Сопоцкин обычным маршем. Помня приказ Н. В. Рузского о сохранении обозов, П. И. Булгаков поставил их впереди. На узкой лесной дороге возникали бесконечные пробки232, но впереди войска ждала еще одна преграда. «Перед нами, – вспоминал один из офицеров, – сверкнула узкая водная лента. Это – Августовский канал, соединяющий Неман с Вислой. Подтягиваемся к переправе через Августовский канал. Постоянный мост разобран и уничтожен, на его месте зияет пустой пролет. Остались по сторонам только въездные арки с красивыми белыми колоннами. Рядом наши саперы только что закончили временный. По нему безостановочно проходят колонны нашего корпуса»233.

Это был единственный мост. Ускорить движение, например навести еще одну переправу через канал, не представлялось возможным, так как большая часть оставшихся в строю войск, включая саперов, прикрывала транспортные колонны. Предпочитая действовать бригадами, а не дивизиями, командир корпуса и его штаб стали управлять напрямую бригадными командирами, перемешивали части, создавая в результате импровизированные отряды и все больший беспорядок. Дивизионные командиры и их штабы были фактически устранены от управления своими подчиненными234. Вечером 4 (17) февраля штаб корпуса узнал о занятии противником Сопоцкинских позиций. Корпус был растянут в колонну на 25 верст, а авангард П. И. Булгакова отделяло от немцев 10 верст. Для сосредоточения и последующей атаки при самых благоприятных условиях требовалось не менее одного дня, но колонну преследовали немцы.

Утром 5 (18) февраля корпус продолжил движение235. По приказу П. И. Булгакова оно должно было осуществляться без остановок, что уже являлось неосуществимым. Управление было разрушено самим командиром корпуса, превратившим его в смешанные отряды, кроме того, сказывалась усталость от тяжелейших условий марша. Младшие начальники вынуждены были делать остановки, сообразуясь с положением дел и состоянием своих подчиненных. Несмотря на запрещение разводить огонь, каждая остановка корпуса выдавала себя дымом многочисленных костров – люди использовали каждую возможность для того, чтобы согреться. «Официально костры запрещались, – вспоминал офицер штаба 53-й дивизии, – неофициально не хватало человеческих сил запрещать людям пригреться хотя на несколько минут»236.

«Эти привалы, – отметил в своем дневнике генерал И. А. Хольмсен, – были необходимы еще и для того, чтобы дать людям возможность напиться воды, которая получалась лишь путем разведения огня для согревания снега в манерках. Лошади жадно ели снег и глотали кору на деревьях и хвою с веток. Голодными шли и люди, из коих многие со времени 10 февраля всего один раз получили горячую пищу. Они шли в постоянно мокром платье и обуви, усталые до упаду, уже девятые сутки на ногах, ночь за ночью, день за днем, в снежные бури и в зимнюю стужу, без крова по ночам или во время остановок, т. е. без возможности отогреться в тех немногих убогих деревушках, которые попадались по пути и в которых решительно все было съедено при предыдущих, до нашей операции, прохождениях войск. Жители, почти все без исключения, пооставляли свои дома и ушли в лес, где прятали свои оставшиеся скудные припасы. Надо признаться, в обозах было мало порядка, и организации всего движения не чувствовалось. Все перемешалось, чего, вероятно, не произошло бы, если бы дивизии не были дезорганизованы крайне неудачными распоряжениями комкора»237.

Операция по выходу из окружения 18–20 февраля свелась к движению по единственной дороге и последовательному проламыванию бреши в направлении на Сопоцкин238. Корпус в это время слабо управлялся: приказы его командира передавались только устно и часто не доходили до младших командиров, что сказывалось уже не только на организации движения, но и боя, распадавшегося на отдельные поединки русских отрядов с немцами239. Вся масса русских войск сохраняла еще дисциплину и полностью подчинялась приказам командиров, признаков паники не было. Солдаты и офицеры в боях проявляли стойкость и продолжали храбро сражаться240.

За 10 дней отступления в тяжелейших условиях, практически не получая пищи, люди дошли до пределов истощения и теперь вынуждены были снова и снова идти в атаки. Положение усложнялось еще и тем, что уже к 6 (19) февраля запас патронов и снарядов в корпусе подходил к концу, а потери довели состав многих рот до 40 человек241. К 19 февраля в 27-й пехотной дивизии в строю было не более 1 тыс. человек, от 116-го полка остался знаменный взвод, в 113-м и 114-м полках – около 600 человек, в 209-м полку – около 400 человек, их командиры получили смертельные ранения242.

Большая часть корпуса все еще шла по единственному шоссе, превратившемуся в ловушку. 7 (20) февраля его передовые части вышли на опушку леса близ деревни Марковцы, за которой начиналось поле шириной до 2 км. От Гродно их отделяли 15–20 км и так и не занятые нашими войсками укрепления на Сопоцкинских высотах. В результате в роли обороняющихся в русских окопах оказались немцы, в тылу у которых находились передовые форты крепости Гродно243. 7 (20) февраля выходившие из Августовского леса русские колонны сделали первую попытку прорыва. Они разворачивались под сильным обстрелом артиллерии, а при наступлении подвергались сосредоточенному пулеметному и винтовочному огню из окопов244. Всем стало ясно, что выход к Гродно все же не состоялся. «Полное окружение, – вспоминал участник этого боя. – Наше настроение совсем упало»245.