Книга Виктор Суворов: исповедь перебежчика - Дмитрий Гордон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, дай-то Бог! В общем, увидев, что там свирепствуют банды (Котовского, всяких других головорезов), он пошел добровольцем в Революционно-повстанческую армию Украины (РПАУ), которой командовал великий народный полководец Нестор Иванович Махно. Потом эту армию разгромили, но деда никто не сдал: все или разбрелись кто куда, или же затаились.
Когда с ним разбирались — он проходил фильтрацию, — Василий Андреевич признался, что был в плену и только-только вернулся. Для острастки его выпороли шомполами, но о том, что он в армии Махно воевал, никто не пронюхал (тогда, кстати, дед окончание фамилии и отрезал — стал Резуном, и первый сын у него Иван Резунов, а уж потом появился отец мой Богдан Резун). Словом, советскую власть дед знал по шомполам красным — это первое, а во-вторых, он страшный голодомор пережил, поэтому такую записку никак написать не мог.
Есть восемнадцатисерийный фильм моего друга Володи Синельникова «Последний миф», и там свидетельство моего отца. Перед войной молодой Богдан Резун возвращается домой радостный: «Меня приняли в комсомол!», а Василий Андреевич (он был немногословным) ему сказал: «Богдан, тут, по низам, шпана, а там, по верху, бандюки» — вот так он описал эту власть в одном предложении. Протрубив в селе двадцать семь лет кузнецом, дед хорошо знал, что такое колхоз имени Шевченко в Солонянском районе Днепропетровской области (там был председатель — я его помню! — по фамилии Загубыгорилка: видишь, Бог шельму метит.).
Повторяю: Василий Андреевич знал эту «народную» власть снизу доверху.
— …от шпаны до бандюков…
— и если нравится кому-то придумывать обо мне эту мерзость — пожалуйста, но очень уж это глупо.
Ты спрашиваешь: разрывалось ли у меня сердце? Еще и как! Мама, если ты эту книгу читаешь, привет! Матери моей сейчас девяносто один год, она жива. (Зовет.). Мам!..
У меня тогда был один выход — самоубийство, и поэтому. Первое время здесь выдалось жутким и страшным. У всех ребят из КГБ, которые сюда, в Великобританию, убежали, проблемы с женами (все развелись!) и с алкоголем (не говорю, что все злоупотребляют, но многие). Из ГРУ я один тут такой, исключительный.
— Ни с женой, ни с алкоголем проблем нет?
— Можешь написать, что есть, но все-таки в шестьдесят два года на алкана я не сильно похож.
Из книги Виктора Суворова «Аквариум».
«Дом у английского дипломата большой, белый, с колоннами. Дорожки мелкими камешками усыпаны. Сад роскошный. Я небрит. Я в черной кожаной куртке. Я без машины. Я совсем не похож на дипломата. А вообще-то я уже и не дипломат. Я больше не представляю своей страны. Наоборот, моя страна сейчас ищет меня везде, где только возможно.
В доме английского дипломата все не так, как в обычных домах. У него звонка нет. Вместо звонка на двери — блестящая бронзовая лисья мордочка. Этой мордочкой нужно об дверь стучать. Мне очень важно, чтобы появился хозяин, а не кто-то из его слуг. Мне везет.
Сегодня суббота, он не на работе, и слуг его в доме тоже нет.
— Здравствуйте.
— Здравствуйте.
Я протягиваю свой дипломатический паспорт. Он полистал его и вернул мне.
— Заходите.
— У меня послание к правительству Ее Величества.
— В посольство, пожалуйста.
— Я не могу в посольство. Я передаю это письмо через вас.
— Я его не принимаю.
Он встал и открыл передо мной дверь.
— Я не шпион, и в эти шпионские трюки меня, пожалуйста, не ввязывайте.
— Это не шпионаж. больше. Это письмо правительству Ее Величества. Вы можете его принять или нет, но сейчас я буду звонить в британское посольство и скажу, что письмо правительству находится у вас. Я оставлю его тут, а вы делайте с ним что хотите.
Он смотрит взглядом, в котором нет ничего для меня хорошего.
— Давайте ваше письмо.
— Дайте мне конверт, пожалуйста.
— У вас даже нет конверта, — возмущается он.
— К сожалению.
Он кладет передо мной пачку бумаги, конверты, ручку. Бумагу я отодвигаю в сторону, из кармана достаю пачку карточек с названиями и адресами кафе и ресторанов. Каждый шпион всегда имеет в запасе десятка два таких карточек. Чтобы не объяснять новому другу место встречи, проще дать ему карточку: я приглашаю вас сюда.
Я быстро просматриваю все. Выбираю одну. И несколько секунд думаю над тем, что же мне написать. Потом беру ручку и пишу три буквы: GRU. Карточку вкладываю в конверт. Конверт заклеиваю. Пишу адресат — “Правительству Ее Величества”. На конверте ставлю свою персональную печать “173-В-41”.
— Это все?
— Все. До свидания.
Я снова в лесу. Вот моя машина. Я гоню ее дальше и дальше. Теперь встреча с местной полицией тоже может быть опасной. Советское посольство могло сообщить в полицию, что один советский дипломат сошел с ума и носится по стране. Могут сообщить в Интерпол, что я украл миллион и убежал. Могут заявить протест правительству и сказать, что власти Австрии меня захватили силой и что меня нужно немедленно вернуть, иначе. Они умеют делать громкие заявления.
Теперь мне нужна телефонная связь с британским посольством. Я должен объяснить ситуацию, пока какой-нибудь деревенский полицейский пост не остановил меня и не вызвал советского консула. Тогда будет поздно что-нибудь объяснять. Тогда после первой встречи с консулом у меня вдруг пойдет обильная слюна, я начну смеяться или плакать, и за мной пришлют специальный самолет. Пока слюна еще не пошла, я буду пытаться. Укромные телефоны у меня на примете есть.
— Алло, британское посольство, я направил послание. Я знаю, что меня не соединят с послом, но мне нужен кто-то ответственный. Мне не надо его имя, вы там сами решайте. Я направил послание.
Наконец они кого-то нашли.
— Слушаю. кто говорит?
— Я направил послание. Тот, с кем я его направил, знает мое имя.
— Правда?
— Да. Спросите его.
Трубка некоторое время молчит. Потом оживает.
— Вы представляете свою страну?
— Нет. Я представляю только себя.
Трубка снова молчит.
— Чего же вы хотите?
— Я хочу, чтобы вы сейчас вскрыли пакет и послание передали британскому правительству.
Трубка молчит. В трубке какое-то сопение.
— Я не могу вскрыть конверт, так как он адресован не мне, а правительству.
— Пожалуйста, вскройте пакет. Это я его подписывал. Я так подписал, чтобы его содержание не стало известно многим. Но вам я даю право его вскрыть.