Книга Песни/Танцы - Алексей Ручий

– Два не два, а результат один, никакой.

– Посмотрим следующую игру. Когда, кстати?

– Послезавтра.

Напротив аллеи салон сотовой связи, туда заходят редкие люди. Наверное, покупают новые модели телефонов. Чтобы быть – как они считают – лучше, моднее окружающих. Идти в ногу с прогрессом. Это их страхи. Отстать, выглядеть хуже, быть никем – это их оживший кошмар. Самый страшный кошмар обывателя – быть обывателем.

Я думаю о том, что наши дискуссии на тему футбола, популярной музыки, политики – это всего лишь способ ухода от обсуждения собственной жизни. Потому что мы знаем: в ней порядка нет. Проще говорить о последних приобретениях любимого клуба, на которые потрачены огромные деньги, чем о том, что твоя собственная экономическая ситуация ждет незамедлительных реформ. В нас слишком много какой-то целомудренной пустоты. Слишком многое в нас пугает нас самих. Наши страхи ведут нас. Уводят от себя, подальше, куда угодно – хоть к обсуждению телевизионного шоу «Дом-2» – лишь бы не назад, к угрюмому и пугающему самому себе.

– Хватит о футболе, – говорю я, – давайте еще пива возьмем.

Парни соглашаются. Мы идем в ближайший магазин, соседняя дверь с салоном сотовой связи. Чтобы купить банальное пиво и остаться банальными молодыми людьми. Новое, необычное, и старое, банальное, находятся по соседству. Смотрите не перепутайте двери.

– Пойдем на речку, – предлагает Петр, когда мы выходим из магазина.

– Пойдем.

– Я, пожалуй, домой, – говорит Федор, – надо в комнате убраться: матери обещал, вечерком пересечемся.

– Давай, звони тогда.

– Непременно.

Идем на речку. Я смотрю на свой родной город словно бы в первый раз. Вроде ничего не изменилось, а вроде изменилось все. Трудно разобрать. Что-то неуловимо другое, незнакомое прорисовывается в воздухе, в контурах домов, в идущих навстречу людях, но это другое все равно кажется уже виденным не один раз. Я не берусь судить время, пусть время судит нас. Наверное, даже стараясь остаться прежними, мы все равно меняемся, таково свойство времени.

Река все та же. Размеренно и сонно несет свои воды из далеких болот на юге к водохранилищу на севере. Берега в городской черте изрезаны открытиями известняковых плит, щербатый известняк ступенями спускается к воде и пропадает в ее темноте. Тут неглубоко – благодаря этим плитам, по которым проходит русло – на середине реки можно спокойно встать на дно. Минуя город, река расширяется и становится глубже, разрезается небольшими островками, заросшими травой и деревьями; ее берега покрыты камышом и вдаются в луга или – что гораздо чаще – в густой лес, нависающий над ней мощными фигурами вековых стволов.

Мы стоим на мосту, соединяющем город с рабочим поселком и шахтой – самой первой, благодаря которой наш город и появился на свет, названной в честь ее основателя Кировской. Мост тоже Кировский. Сейчас шахта закрыта, горючие сланцы в нашей стране давно стали бесперспективным топливом, а вслед за ними и шахты по их добыче – бесперспективными предприятиями. Шахтеры – бесперспективной профессией, а город… а город, как ни странно, остался – искать свою, никому не ведомую, перспективу. Остались и люди, перепрофилировавшиеся в продавцов, менеджеров и еще бог знает кого. Продавать стало выгоднее, чем долбить породу отбойным молотком в забое.

Пока у нас есть нефть и газ, мы проживем, думаю я. Кое-как дотащим себя до жалкой старости, когда государство кинет нам в лицо копейки честно заработанной трудовой пенсии. Наш президент, который настоящий, с диктаторскими замашками, а не его жалкий двойник, которого он время от времени ставит вместо себя, дабы не столь очевидно идти в разрез с конституцией, и его приближенные, конечно, при всем при этом бедствовать не будут, наживая миллиарды, но и нам утонуть не дадут. Не в их это интересах. Только великой страной, которая вспарывает землю шахтами, взрезает стратосферу космическими аппаратами, строит заводы и фабрики, нам уже не быть. Ведь по-настоящему великая страна – это страна, в которой власть опирается не на амбиции и корыстолюбие отдельно взятого человека, а на собственный народ – единственное достояние любой уважающей себя страны.

Из моей экзистенциальной рефлексии меня выводит Петр:

– Тысячу лет здесь не был, пойдемте к воде спустимся.

– Пойдем.

Мы спускаемся по пологому косогору, зеленеющему свежей травой; кое-где из ее зеленых косм пробиваются желтые цветки мать-и-мачехи. Садимся у воды прямо на известняковые плиты, что острыми клыками торчат из земли, гладкими белыми ступенями спускаются к воде.

Река неспешно несет свои воды в известняковой расселине, на середине образуются завитки водоворотов, у берегов качаются пряди осоки, течением тащит коряги и прочий сор. Изредка плескает серебристая рыбка, бросая на солнце слепящий блик. Река была здесь всегда, за тысячи лет до нас, продолжит течь и после нас. Ее воды не запомнят всех людей, что когда-то бросали свои отражения на ее мутную гладь. Люди уйдут, река останется.

– Как в армии-то было? – спрашивает Петр, он в армии не служил.

– Да по-разному там было, ничего особенно интересного.

– А в каких войсках служил? – это уже Артем, он, в отличие от Петра, армию прошел.

– В инженерных.

– Сплав науки и отваги?

– Вроде того.

– Я тоже в инженерных. Сначала в десант, в Псков, взяли, да быстро выгнали. Сослали в инженерные под Оренбург. У вас какая строевая песня была?

– Сплав науки и отваги и была.

– Начало помнишь?

– Всегда мы помним о былом…

– Как шли отцы дорогой славы… – продолжает за меня Артем и мы затягиваем куплет строевой песни солдат-инженеров.

Мимо проходит рыбак – старичок в выцветшей телогрейке, с удочкой-телескопичкой и ведром, в котором плещется улов.

– Как клюет? – обрывает песню Артем, обращаясь к рыбаку.

– Клюет, – коротко отвечает старичок и идет дальше.

Артем тут же забывает о нем и подхватывает припев песни. В две глотки мы доводим ее до конца.

Петр в это время швыряет камни-гладыши по поверхности реки. Гладыши проворно скользят по воде и долетают почти до противоположного берега. Закончив с песней, я тоже беру с земли гладыш и с размаху запускаю его. Камешек делает три неуклюжих прыжка и с брызгами плюхается в воду метрах в трех от берега. До Петра мне далеко. Я бросаю эту затею.

– А куда на работу планируешь устраиваться? – спрашивает меня Артем.

Я раздумываю над его вопросом. Действительно, куда? Зачем и почему? Эти мелочи способны свести с ума, но именно из них и сплетается паутина, которую мы принимаем за реальность.

– Не знаю еще, не решил. Куда возьмут, в конце концов. Менеджером каким-нибудь пойду, в офис сидеть. Менеджеры сейчас везде требуются, главная профессия века или вроде того.