Книга В кожуре мин нет - Татьяна 100 Рожева

– Но Вы же отец, у вас есть две взрослых дочери.

– Они выросли к тому времени и стали раздражать. Старшая одним, младшая другим.

– Чем?

– Младшая? Формальным отношением ко мне. Да, поздравила, да, подарок какой-никакой подарила, но формально. Сейчас она лучше стала. Я ей звоню, она под Димой или Дима на ней, всегда берет трубку – пап, я с Димой, освобожусь, перезвоню.

– Когда она изменилась?

– Когда ей хреново стало. Вот мы вчера сидели с ней в мексиканском ресторане, она полчаса рыдала. Ей не с кем порыдать. Димы все эти относятся к ней на отъебись, а папа это папа! А мне подарки делать приятней, чем получать. Я, может, из-за этого кайфа и делаю их. Вот дочь сказала – хочу новую машину. Мы поехали с ней в субботу и за один день все сделали. Пусть я не решу ее проблем, но ей будет приятно. У нас с ней с детства понимание. Даже когда я в Астрахань собрался лететь к Наташке, она меня поддерживала, – пап, да пошли ее нах, ты что, себе бабу не найдешь, ты не взрослый, что ли! Предложила лететь со мной. Я отказался, говорю, я сам смогу… А тогда – не помню, как меня домой везли. Реально крыша уехала! Я не любил так никогда! Я сам не ожидал, что так у меня крыша съедет. С ума сходил! Вот дура обычная, но секс у нас был такой, лучше ни с кем не было! Она раскрепощенная в сексе абсолютно!

– Это субъективное ощущение.

– Нет, я же чувствовал, что она такая!

– Это с вами она такая. А с другими могла быть и зажатой.

– Не знаю. Свечку не держал! – произнес он тоном, показывающим, что этот поворот темы ему неприятен.

Зазвонил айфон голосом старого телефона. Алексей Викторович сгреб его со стола, и откинулся назад, словно натягивая пружину провода.

– Да, мам! Да, все нормально у меня. Вот обедаю. Что лампа? Не работает? Хорошо, я завтра утром заскочу, посмотрю. Часов в восемь! Да, пока! – он снова положил айфон спиной вверх, даже не глянув на экран, помолчал, провел ладонью по лицу.

– Заставляю себя к родителям ездить, верите? Тяжело… Им по восемьдесят пять лет, мать еле ходит, отец лежит. Одной ногой уже там. Мать уже даже ухаживать за отцом не может, сиделку взяли. Они еще все время – ну когда ты заедешь? Придумывают причины – то лампа у них сломалась, то еще чего-то. А я смотреть на них не могу! На отца особенно. На мать как-то не так…

– Почему на отца особенно?

– Он же мужчина. И я мужчина. Я буду таким через двадцать лет. Я вижу свое будущее. Невозможно на это смотреть. Я же помню его молодым крепким мужиком. Он офицер. Учил нас с братом всему. Здоровый, сильный! Был. Лежит сейчас парализованный, еле говорит, глаза слезятся… Я от них выхожу – ехать не могу. Мне нужно время прийти в себя. А моя жена – дура приезжает к моим родителям рассказывать, какой я козел. Представляешь? Мать увозят с приступом, отец пьет. Ну, кто она? Бабушку постороннюю не будешь грузить, пожалеешь, а она к моим. Я же говорю – дура! Как все. Я почти не встречал женщин, о которых не думал бы – ну дура! И моя Наташка тоже. Сама не знает, что хочет, мечется… дура! Ничего, что на ты?

– Ничего.

Он накрыл ладонью телефон, словно хотел спрятать его.

– Смс от нее пришло, – тихо объяснил он. – Не буду сейчас смотреть. Потом посмотрю.

Чай кончился, штрудель тоже. На тарелке быстро терял форму шарик мороженого. Все свободные места в моем организме переполнились – черепная коробка, желудочный мешок, мочевой пузырь.

– Я на минуту! – вышла я из-за стола.

Из туалетного зеркала на меня смотрело лицо с прилипшей улыбкой слушателя, слишком мелкое и слишком белое после мясистого огороженного гектара собеседника.

Вернувшись, я не обнаружила на тарелке мороженого. И даже лужи от него.

– Я съел! Люблю мороженое! – смутился сладкоежка. – Неудобно было при тебе. Бздобу еще закажем? – пошутил он.

– Да нет, пора.

– Ну, может, еще чайку…?

– Тоже хватит. Берите у девушки телефон, и пошли.

Он раздавил сигарету в дно пепельницы и встал. Песочный живот подпирали две мятые брючины, скрывающие полные ноги «колесом».

Я остановилась на выходе из зала подвала, чтобы видеть действия мужчины.

Алексей Викторович подкатил к нашей блондинке на расстояние живота. Его лицо шевелилось опытной мужской мимикой. Она слушала с понимающей улыбкой. Вторая блондинка и щуплые брюнеты заинтересованно следили за ними тремя парами параллельных взглядов. Через минуту он уже затыкивал ее номер в айфон, а она диктовала, вытянув подбородок. Ее попа начиналась точно на линии завершения его живота. Если бы они прислонились друг к другу спинами, получилась бы восьмерка…

Они кивнули и улыбнулись друг другу. Довольный Алексей Викторович вернулся ко мне, а блондинка к коллегам.

– У нее еще и склад ума какой оригинальный! – радостно отчитался он. – Представляешь, я прошу у нее телефон, она – а зачем? Я говорю – позвоню. А она – на нем денег нет! То есть она решила, что мне позвонить нужно! Или это шутка была? Я так и не понял! Но телефончик-то у меня! Мастерство не пропьешь! А имя у нее редкое и красивое, почти забытое – Валентина!

– Поздравляю!

– Если бы не ты, я бы не решился! Честное слово! – засмеялся он.

Он надел, не застегнув, длинное черное пальто и повесил на шею красный шарф, словно упаковал подушку в одеяло и полотенце.

Мы вышли на улицу вместе, но я странно ощущала себя рядом с ним. Три часа назад я не подозревала о существовании этого человека, а сейчас знаю о нем все!

Алексей Викторович открыл припаркованный «Кадиллак» ключом, как квартиру.

– В этой машине нет сигнализации? – спросила я.

– Была. После аварии не стал ставить. Дорого. Я вообще продать ее хотел. Но эти машины не выгодно продавать. Они дешевеют сильно. Если обычная хорошая машина в полтора раза дешевеет, то эта в разы. Передумал продавать. Она меня спасла в аварии. Те, кто со мной столкнулись – в месиво… Продавать невыгодно.

– Потому что их покупают для понтов, а бэушные понты никому не нужны?

– Именно так. Ты все понимаешь.

– Пристегиваться надо? Не будет пищать?

– Попищит немного и все. Просто скорость не наберет машина больше шестидесяти км в час.

– Решает – если не пристегнулся, не в адеквате хозяин?

– Да. Машины становятся умней, а люди глупеют и деградируют. Во всем!

Машина мягко сползла с бордюра, встревожив ворох груза на заднем сиденье, до потолка заваленного тряпьем.

– Это твои вещи? Или ты раздеваешь случайно встреченных дам?

– Мои, – хмыкнул Алексей Викторович. – У меня все с собой! Кто примет, у той могу остаться!

Он позвонил на следующий день.