Книга По законам гламура - Марина Серова

— Понятно! — сказала я. — Значит, ты пил только «Виту», а Виктор с Мариной что, не отдавали Нине, а ели сами?

— Виктор йогурты, а Маринка пирожные, — ответил Анатолий.

— А из тех четверых, что остались, кто что любит и ест сам, а что отдает? — продолжала допытываться я.

— Ванька отдает все! Он сказал: «Я знаю, что такое как вол ишачить!»

— Интересное выражение, — усмехнулась я. — Вол — и вдруг ишачит! А другие?

— Мишка воду пьет постоянно, но и потеет как не знаю кто, — скривился Анатолий.

— Бывают такие организмы, — заметила я.

— А душ на что? — возразил он. — Зайди и помойся! А потом дезодорантом побрызгайся! От него же вечно воняет так, что рядом стоять невозможно! А он еще этим гордится и говорит, что от мужика должно мужиком пахнуть! Что женщин этот запах привлекает и возбуждает!

— Черт с ним, с Михаилом, — отмахнулась я. — Ты лучше дальше рассказывай!

— Полинка тоже пирожные любит — девчонка же, — продолжил он. — А Женька — тот колбасу трескает, а остальное матери отдает. Вообще-то он сначала тоже хотел, как и мы, все Нине оставлять, но мы его уговорили этого не делать. Они вообще, как я понял, очень небогато живут.

— С этим все ясно, — сказала я и спросила: — Анатолий, ты уже знаешь, что у тебя не ангина, а просто раздражение от какого-то лекарства? — Он кивнул. — Понимаешь, парень, я поговорила с Леонидом Ильичом, и он ни на кого не грешит, но ты-то был с ребятами все время вместе, знаешь их лучше его и меня, вот и скажи: кто из них мог вам эту подлянку устроить? Ты ведь, наверное, думал об этом? — Парень снова кивнул. — Ну и кто же?

— Думаю, Мишка! — помедлив, ответил Анатолий. — Он всегда так самоуверенно говорил, что зря, мол, вы все стараетесь, из кожи вон лезете! Все равно победителем буду я, и смеялся при этом.

— Несколько опрометчиво с его стороны! — возразила я.

— А он вообще наглый и очень нахрапистый. В автобусе всегда переднее место занимает и вообще всегда стремится впереди быть. А уж эгоист, каких поискать! Язвит постоянно по поводу и без, издевается над всеми, — продолжал перечислять Анатолий.

— Над всеми? — переспросила я.

— Ну, Ивана он трогать боится, как и Полину, — поправился Анатолий. — Попробовал было один раз по поводу Польки пройтись, так Ванька его почти что вчетверо сложил! У Мишки аж кости затрещали! А Ванька пообещал ему, что в следующий раз башку оторвет. А что? Ванька может! Он в десантуре служил! Ну, Мишка больше их не трогал, а в основном на наш с Женькой счет проходился. Правда, на Женькин больше. Он его и маменькиным сынком, и поросеночком называет, а тот обижается до слез и вздыхает, но терпит.

— Неприятный тип, — согласилась я.

— Даже странно, что он тоже решил Нине помогать, — недоуменно пожал плечами Анатолий.

— Ну, выздоравливай! — пожелала я ему.

«Ну вот! — думала я по дороге в гостиницу. — Что-то начинает уже вырисовываться! Получается, что один из конкурсантов, точно выяснив, кто что ест сам, может безошибочно добавлять лекарства в эту пищу, но как? Они же все время вместе. Значит, нужно искать сообщника, а еще врача или фармацевта, а еще источник информации! Да уж! Дел у меня навалом!»

Вернувшись в свой номер, я закурила и первым делом просто на всякий случай прослушала запись с «жучка», установленного в номере Светлова. Сначала он, судя по шуму, просто ходил из угла в угол, потом что-то пробулькало, и через некоторое время раздался его голос:

— Здравствуй, Верочка, это я. У меня все нормально…Да! Конкурс идет своим чередом, и конец, к счастью, уже близок. Как там вы? Как Софочка?…Лежит? И опять боли начались?…О господи, Верочка, за что нам это? Ну, ты скажи ей, что дедушка скоро приедет… Что он ее очень любит и обязательно поможет!..А ты еще раз скажи!..А она все меня зовет?…Верочка, прошу тебя, успокой ее!..Да не могу я раньше приехать! Ну, ты скажи ей, что дедушка зарабатывает денежки, чтобы ей сделали операцию и она стала у нас совсем здоровенькая!..Ну, ладно, родная! Целую вас! Вы уж крепитесь там!..Хорошо! Завтра позвоню!

Снова раздалось тихое бульканье, а вслед за тем глухие, сдавленные рыдания.

— Да! — сочувственно прошептала я. — Паршиво тебе приходится!

Помотав головой, чтобы отогнать грустные мысли, я промотала записи с камер и увидела, что на пятом этаже Сереброва с Вероникой вернулись в свой номер и больше не выходили, а в люкс Глахи официант привез сервировочный столик с ужином. На моем же этаже тоже ничего необычного не произошло.

— Все нормально! — пробурчала я себе под нос. — До завтрашнего конкурса уже ничего не случится — Анатолия ведь уже вывели из игры. А потом у меня будет три дня на то, чтобы разобраться со всем остальным.

Налив себе уже остывший кофе, я поглядывала краем глаза на мониторы и начала думать, с чего мне начать: с конкурсантов, с поиска сообщника или с определения источника информации? И пришла к выводу, что проще всего с третьего, благо кандидатур всего две: Елкин и Толстов. Включив ноутбук, я начала искать в Интернете что-нибудь относящееся к этим двум людям, но не нашла ничего интересного: были только упоминания о том, что один является членом Союза писателей, а второй — членом Союза композиторов. «Туда-то я завтра для начала и загляну, — решила я. — Ведь вполне возможно, что эти двое болтают о конкурсе, не закрывая рта, на всех углах и кто-то из их слушателей мотает информацию на ус, а затем передает заинтересованному лицу».

Далее я посмотрела, что есть в Интернете на Сереброву и Глаху. О первой информации было маловато, и она была действительно очень благожелательной, зато про Глаху!.. Биографию ее я даже читать не стала — ясно же, что она выдумана от начала до конца. Фотографии тоже проглядела мельком и углубилась в описание учиненных ею скандалов.

Покончив с Интернетом, я начала рассуждать по поводу возможного сообщника преступника и додумалась даже до разветвленной шпионской сети, пустившей корни во все пищевые предприятия города с единственной целью — обеспечить некоему подонку победу в конкурсе. Обалдев сама от такого заключения, я посмотрела на часы — время было позднее — и, решив, что утро вечера мудренее, пошла в душ.

«Интересно, — подумала я, заворачиваясь в большое махровое полотенце, — а мне горничная будет, как в европейских отелях, каждый день постельное белье с полотенцами менять? — И тут меня осенило: — Черт! Я же с Ниной не поговорила! — А потом я вовсе застыла, как столб. — Мама родная! Да как же мне это раньше в голову не пришло! У нее же мать больна раком! Вот на этом-то ее и взяли! На лекарствах! Когда у человека родная мать болеет, так он на все пойдет! А все отравления были медикаментозными и произошли как раз в ее смену! Значит, это точно она!» Выскочив из ванной, я быстро оделась, вышла из номера и направилась к комнате дежурной.

— Что? Не спится? — встретила она меня вопросом.

— Да, дел хватает! — согласилась я и спросила: — Где мне Нину найти?