Книга Прелюдия к убийству. Смерть в баре - Найо Марш

Миссис Росс свои слова выучила. Ее чистый, сильный голос имел множество оттенков. Она работала усердно, следуя советам Дины, была очень добродушна и любезна. Если что-нибудь было нужно, она сразу же приносила. Так в ратуше появились ее подушки, бокалы и столик для бриджа. Дина вдруг поняла, что теперь многое зависит от Селии, ее «ручного реквизита» и других мелочей. И все же она не любила миссис Росс, особенно за взрывы ее смеха в ответ на жалкие выходки доктора Темплетта. Это особенно раздражало Дину. Из-за непоколебимой неприязни, с которой две старые девы встречали все поступки миссис Росс, девушке пришлось сделать пару дружеских жестов, о которых она впоследствии пожалела.

Молодой режиссер с ужасом заметила, что ее отец незаметно для себя пал жертвой очарования Селии и ее неожиданного интереса к церкви. Именно это, больше чем что-либо другое, настроило мисс Прентис и мисс Кампанулу против миссис Росс. Дина чувствовала, что теперь репетиции насквозь пронизаны все более нарастающим антагонизмом. Последней каплей стало то, что отношения эсквайра и Селии, построенные на старомодном озорстве, стали раздражать Генри и обеих дам.

Генри выучил свою роль и играл хорошо. Только он и Дина слаженно работали в команде. Остальные не обращали друг на друга никакого внимания и считали свои роли самыми важными в спектакле.

II

Битва за музыку длилась три недели. Мисс Прентис и мисс Кампанула вместе и поочередно притворялись альтруистками, обвиняя друг друга в эгоизме, дулись, отрицали свое желание играть на пианино, отказывались от ролей, смягчались и заново предлагали свои услуги. В конце концов Дина, которую морально поддерживал отец, воспользовалась моментом, когда Идрис в очередной раз отказалась играть на инструменте с пятью сломанными клавишами в верхнем регистре и шестью в басах.

– Хорошо, мисс Кампанула, – сказала девушка, – мы поступим так. Мисс Прентис любезно согласилась быть пианисткой, и я назначу ее. Ведь у вас есть дополнительная ответственность за девочек из Молодежного общества по оформлению фасада здания.

После этого Идрис замечала только пастора и эсквайра.

За пять дней до выступления у мисс Прентис начал нарывать указательный палец на левой руке.

– Ты бы лучше позаботилась о пальце, дорогая, – говорила мисс Кампанула. – Он нарывает и выглядит очень плохо. Скорее всего, у тебя проблемы с кровью.

Элеонор все отрицала, но не было сомнений, что состояние пальца ухудшалось. За три дня до выступления на больном месте появилась повязка, и все знали, что это работа доктора. Прошел слух, что каждый день после завтрака мисс Кампанула играет прелюдию Рахманинова.

Дина побеседовала с Темплеттом с глазу на глаз.

– В каком состоянии палец мисс Прентис? Сможет ли она играть на пианино?

– Я велел ей забыть об этом. Нарыв очень большой и болезненный.

– Как она отреагировала?

Доктор Темплетт ухмыльнулся.

– Мисс Прентис сказала, что не хочет разочаровывать публику и сможет не играть этим пальцем. Это ведь будет, как обычно, «Венецианская сюита»?

– Да, – мрачно подтвердила Дина. – «Рассвет» и «На канале» для увертюры, а «Ноктюрн» для антракта. Она ни за что не уступит.

– Селия говорит, что готова поспорить: старая Идрис положила яд в перчатку, как Лукреция Борджиа[7], – пошутил доктор Темплетт, а потом испуганно добавил: – О господи! Мне не стоило повторять здесь эти слова. Это может обернуться против меня.

– Все останется между нами, – успокоила его Дина.

Она обсудила ситуацию с мисс Прентис, предложив ей не играть на пианино.

– Как мило с твоей стороны, Дина, – ответила Элеонор с улыбкой святоши. – Но я сделаю все, что от меня зависит. Можешь на меня положиться.

– Но, мисс Прентис, как же ваш палец?

– Мне намного лучше! – ответила дама с обидой.

– Нам нужно печатать программки. Ваше имя…

– Не переживай, моя дорогая. Мое имя появится в целости и сохранности. Мы можем считать этот вопрос решенным?

– Хорошо, – с тревогой согласилась Дина. – Это очень мужественно с вашей стороны.

– Ах, это мелочи, – игриво ответила Элеонор.

III

В четверг, двадцать пятого ноября, за два дня до премьеры, Дина стояла у керосинового обогревателя в проходе между рядами в ратуше и с тревогой в сердце готовилась к просмотру начальных сцен, в которых сама не принимала участия. На генеральной репетиции музыка не была предусмотрена.

– Как раз чтобы дать моему дурацкому пальцу прийти в норму, – усмехнулась мисс Прентис.

Но Генри рассказал своей любимой, что они с отцом видели, как Элеонор побледнела, ударив пальцем по столу. Все даже испугались, что она упадет в обморок.

– Тебе ее не остановить, – сказал Генри. – Если ей придется играть басы ногой, она это сделает.

Дина мрачно кивнула. Загримировав всех для генеральной репетиции, начинающий режиссер всеми силами пыталась создать нужную атмосферу в месте, целиком пропитанном таинством церковной службы. Даже сейчас из-за зеленого занавеса раздавался голос ее отца, покорно призывающий:

– Прошу на сцену тех, кто начинает.

Перед Диной сидели, смеясь, шесть молодых девушек из Молодежного общества, которые должны будут раздавать программки и работать билетерами. Больше всего их интересовали доктор Темплетт и Генри. Доктор об этом знал и постоянно выглядывал из-за занавеса. Он настоял на том, что будет гримироваться самостоятельно, и сейчас его подбородок был словно измазан щеткой для чистки каминов. Как раз в тот момент, когда Дина собиралась дать сигнал к поднятию занавеса, сбоку снова выглянула его коротко стриженная голова.

– Почему вы… как это сказать? Так много смеяться? – спросил начинающий актер помощниц. Раздался новый взрыв хохота.

– Доктор Темплетт! – прикрикнула на него Дина. – Освободите сцену, пожалуйста.

– Десять тысяч извинений, мадемуазель, – пролепетал доктор. – Исчезаю. – Состроив смешную гримасу, он удалился.

– Папа, все готовы? – крикнула Дина отцу.

– Думаю, да, – ответил пастор с сомнением.

– Все по местам. Свет, пожалуйста. – Последнее указание она должна была исполнить сама, так как выключатель находился в зрительном зале. Лампы погасли, и несколько зрительниц завизжали.

– Тишина! Занавес!

– Минуточку! – тихо проговорил пастор.