Книга Боги Гринвича - Норб Воннегут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сай, – протянул руку Лизер.
– Джимми Кьюсак.
Оба мужчины впервые встретились лицом к лицу. Сай напоминал Джимми его бывших соседей, ирландских католиков; вот только Микки и остальные парни не имели ничего общего с финансами. Все они либо на том свете, либо штампуют автомобильные номера в тюрьмах.
Кьюсак не понимал, как толковать магнетическую улыбку Лизера. Он ожидал испытания. Сай должен был выискивать его ахиллесову пяту, трещину в броне уверенности, чтобы узнать, как Джимми справляется с нажимом. Сай должен был сосредоточиться на том маленьком фиаско Джимми, которое носило имя «Кьюсак Кэпитал».
– «Имбирный» или «Мэри-Энн»?
– Простите? – переспросил Кьюсак, погружаясь в светло-бежевое кресло. Мягкое кожаное сиденье, потертое, оттенка старых денег, прогнулось под его весом. Он сразу позабыл о девятнадцати градусах.
– Вы слышали. «Имбирный» или «Мэри-Энн»?
– «Мэри-Энн».
Интересно, не ожидал ли Лизер чего-нибудь заумного.
– Я-то имбирный человек, – рассмеялся Сай. – Нет ничего глубже «Джиллигас Айленд»[13].
Кьюсак так широко улыбнулся, что исчезли кривые морщинки в уголках рта:
– Думал, вы начнете меня терроризировать.
– Все это дерьмо ставит людей на грань, – ответил Лизер. – Так им в голову не залезть.
– Мне нравятся ваши картины, – решился Кьюсак, делая приятное Лизеру и перехватывая инициативу.
Еще один совет из книг: контролируй разговор.
– Вы коллекционер?
– Нет. Но знаю, что вы пользуетесь уважением в мире искусства.
– Уважения заслуживает Стиви Коэн. Я бы отдал что угодно за его Мунка.
В голосе Лизера ясно слышались улицы Нью-Йорка, отрывистый ритм, как двойной удар по боксерской груше.
– Что еще бросается в глаза?
– У вас очень красивые дочки, – указал Кьюсак на фотографию близняшек.
– Да, так я их себе представляю.
– В каком смысле?
– Они уже подростки, но для меня навсегда останутся малышками.
«Он прошел бы пробы на запах, которые делает Эми».
– Итак, Джимми, – начал Лизер, – почему вы выбрали Колумбийский, а не Гарвард?
– Потому что «Народная Республика Кембриджа» – это семь квадратных миль, окруженных реальностью. По крайней мере, так считают в Сомервилле.
– Неплохо, – отметил Лизер. – Расскажите о своем хедж-фонде.
Кьюсак поерзал в кресле, сердце зачастило.
– Но, прежде чем вы ответите, Джимми, скажу начистоту.
– Да?
– Я едва не погорел в 2000-м. Я сделал выводы – и уверен, что вы тоже.
– Кратчайшим путем к успеху была «стадная торговля» в «Голдмане», – ответил Кьюсак, уходя от слишком личных откровений. – Я основал компанию, чтобы оторваться от толпы.
Он знал настоящий ответ. Призрак «Кьюсак Кэпитал» грыз его каждую минуту, каждый день. Но он всегда помнил об осторожности. В голове Кьюсака слышались слова отца, Лайэма, о его сантехнических работах. «Джимми, я управляю собственным бизнесом. И ты должен делать то же самое. Неважно, выиграешь ты или проиграешь. Попытаешься ли ты, вот в чем вопрос».
– Не поймите меня неправильно, – продолжал Кьюсак, – «Голдман» – Перрис-Айленд финансов. Великолепная тренировка.
– Да, возможно. – Сай откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову, сравнение с тренировочным лагерем морпехов не произвело на него впечатления. – Почему лопнул ваш фонд?
– Банковские инвестиции. Я потерял тридцать процентов, когда меня бросили инвесторы.
– Наша контора хороша одним, – холодная улыбка Лизера могла заставить любого конкурента потянуться к воротничку. – Мы зарабатываем деньги. Я беру людей, которые не могут позволить себе проиграть.
– Вот поэтому я здесь, – ответил Кьюсак, наклонившись вперед.
– Почему вы не перезапустились?
– Что вы имеете в виду?
– Почему не начали заново? Джон Меривезер прогорел с «Лонг-Терм Кэпитал».
– А теперь управляет тремя миллиардами неподалеку отсюда, – согласился Джимми.
– Где еще можно потерять четыре миллиарда и мягко приземлиться? – весело заметил Лизер.
– Глубокие карманы в помощь.
– Джимми, сколько вы потеряли?
– Примерно шестьдесят миллионов. Вот почему я не могу позволить себе проиграть.
«Особенно если главным инвестором был мой тесть».
Калеб Дигби Фелпс III. Всегда Калеб, не Кэл. По традиции Фелпсов-мужчин Калеб поступил в Гарвард и вошел в «Порселлиан» – эксклюзивный клуб для носителей Y-хромосомы, члены которого в свое время забаллотировали Франклина Д. Рузвельта. Именно там, среди избранных бездельников, Калеб оттачивал свои варварские бизнес-инстинкты семейного Мрачного Жнеца.
Согласно городской легенде, «Свинки» собирали пожертвования для членов клуба, которые к сорока годам еще не накопили миллиона долларов. Но Калеб не нуждался в помощи. И не потому, что он унаследовал состояние, восходящее еще к семейной контрабанде рома в XVIII веке. Он был прирожденным дельцом.
Калеб десятикратно приумножил состояние. Он купил рядовую страховую компанию и вдохнул в нее новую жизнь. «Фелпс Файнэншл» была крупнейшим страховым агентством Новой Англии, дойной коровой, которая финансировала вложения в недвижимость.
Семья владела недвижимостью по всему центру Бостона, включая несколько участков гавани, граничащих с новоанглийским «Аквариумом». Потери Калеба в «Кьюсак Кэпитал», пусть и значительные, были очень скромными по сравнению с семейным состоянием.
– Почему я должен взять вас?
Сай смотрел на Джимми и ждал ответа. Та самая сцена из голливудского боевика, когда коп кричит: «Стреляй!» Момент, который Кьюсак тысячи раз репетировал перед зеркалом и на интервью.
– Потому, Сай, что в ваш офис еще никогда не входил такой человек, как я.
Лизер приподнял бровь и уставился на Кьюсака. Он молчал и ждал, но язык тела говорил о многом. «Неплохое начало».
«Стреляй!»
– Потому что этот рынок скоро рухнет. Сай, там будет хаос. И пусть остальные сосут палец и прикрываются таблицами. У меня уже есть план. Мои банковские инвестиции похоронили меня. И это больше не повторится. Никогда. Сейчас я замечаю тревожные знаки и, честно говоря, мне не нравится вид на горизонте. Я каждое утро буду включать свет, каждый вечер выключать его, но пока жив, буду думать только об одном. О деньгах. Те хедж-фонды, которые выживут, станут крепче и жестче и ухватят свою долю рынка. Запомните мои слова. Не найдется банка, способного вместить их средства. Я хочу стать богатым. И тот день, когда я увеличу ваш капитал в десять раз, станет самым счастливым днем моей жизни, ведь несколько шекелей упадут и в мою ладонь. Потому что я сделаю все возможное.