Книга Битва за Крым 1941–1944. От разгрома до триумфа - Валентин Рунов

Вернемся к дзотам. На направлении, где стояли наши, фашисты встретили упорное сопротивление. В том числе там, где стояли дзоты № 11, 12, 25.

Дзот № 12. Дзот 12-й находился в 600 метрах от 11-го дзота. Он начал боевые действия 18 декабря. А 19 декабря, потеряв большую часть личного состава убитыми и ранеными (дзот был разрушен, пулемет вышел из строя, не смог больше оказывать сопротивление врагу), оставшиеся в живых раненые командир дзота старший краснофлотец А. Е. Беленко и краснофлотец И. А. Еремко покинули дзот.

Фамилия И. А. Еремко встречается и при описаниях действий дзота № 11, там он был ранен и в бессознательном состоянии подобран своими.

И теперь вроде получается неясность, кто же остался в живых в дзоте № 11. Неясность эта может смущать нас, когда разбираемся, как все было тогда, а не защитников Севастополя. Им некогда было думать, что мы скажем о них. Для нас же главное – не упустить фамилии, не забыть их, чтобы люди, совершившие подвиг, остались в памяти потомков.

Дзот № 25. Противник, захватив 12-й дзот, продолжал прорываться на Мекензиевы Горы. Расчетом дзота № 25 командовал старшина 2-й статьи Р. Ф. Пух. Располагался дзот на склоне небольшой лощины, представляющей как бы ветвь Камышловской долины. Моряки еще накануне, 19 декабря, вступили в бой, поддерживая своим огнем действия расположенных впереди и с флангов стрелковых подразделений. Противник не остался к этому безучастным. Он постоянно обстреливал дзот из орудий и минометов. От прямого попадания снаряда дзот был частично разрушен, большая часть расчета убита или ранена. К утру 20 декабря дзот снова восстановил свою боеспособность. Его личный состав пополнился за счет моряков других дзотов, отошедших на КП роты.

В ночь на 21 декабря, когда левый фланг роты, по существу, перестал существовать, связь с дзотами была нарушена, a КП роты разбит в результате артналета, лейтенант Садовников, командир роты, и политрук Гусев с остатками управления роты перенесли свой КП на дзот № 25. К исходу 21 декабря командир роты и политрук были вызваны на КП батальона, там обстоятельно доложили о действиях каждого дзота, о состоянии дел на участке обороны роты. После этого им поручили возглавить группу моряков подразделений батальона, вышедших из боя, и к утру 22 декабря организовать оборону подступов к КП батальона с востока и северо-востока, прикрыть перевод управления на новое место. В распоряжении Садовникова оказалось около сорока моряков и старшин, занимавших резервные стрелковые окопы.

С рассветом 22 декабря завязалась ожесточенная перестрелка в районе 25-го и 26-го дзотов. Она продолжалась до полудня. «По перестрелке я мог судить, что расчеты дзотов № 25 и № 26 продолжают героически сражаться, – писал в своих воспоминаниях М. Н. Садовников.

– К полудню бои в районе дзота № 25 затихли, и там показались немецкие танки и пехота. Через некоторое время они оказались перед нашими окопами. Мелкий дубняк и кустарник маскировали нас. Несколько добровольцев со связками гранат поползли навстречу и подожгли два танка, оставшихся гореть перед нашими окопами, остальные танки повернули и пошли в обход. Пехота немцев, попав под дружный огонь моряков, тоже отошла и вслед за танками двинулась в обход наших позиций.

Движение противника на наши фланги, особенно на левый, обеспокоило меня, т. к. создавало впечатление окружения. Приказав продолжать наблюдение за движением врага, я с несколькими моряками поднялся на высотку бывшего КП батальона, чтобы выяснить обстановку. Действительно, противник двигался по железнодорожному пути в направлении 30-й батареи. Я решил держаться до темноты, а затем начать отход к железнодорожному полустанку Мекензиевы Горы. Немцы, очевидно, заметили нас и открыли минометный огонь по высоте. Взрывом мины меня ранило в обе ноги. Кое-как меня перевязали, и мы добрались до своих позиций. С наступлением темноты начали отход, а меня на какой-то случайной автомашине отправили в медсанбат в Инкерман.

Так проходили и завершились ожесточенные бои на участке 1-й пулеметной роты Отдельного батальона ЭМШ в период декабрьского наступления немцев на Севастополь. Много прошло времени с тех пор, многое стерлось в памяти. Но героизм, самоотверженность личного состава роты навсегда остались примером верного служения своей Родине. Каждый с честью выполнил свой долг. Многие боевые товарищи и соратники погибли в этих боях. Они защищали родную севастопольскую землю. Советские люди вечно будут им благодарны.

Из воспоминаний И. Ф. Жигачева: – После потери 11-го дзота в бой вступил 25-й дзот. Впереди КП батальона никого не осталось. Богданов перешел на запасной КП. Получаю распоряжение посыльным от Богданова краснофлотцем Дадыхановым перейти и мне на КП Богданова. Это одним километром южнее железнодорожной станции Мекензиевы Горы, вернее, между Симферопольским шоссе и железной дорогой на Севастополь. При выходе из КП батальона – очередной налет трех «юнкерсов». Он прижал нас к земле, смешал на КП батальона все с землей, но мы успели выйти. От сильного взрыва бомб полопались все камеры на автомобиле. Мы уцелели, вскочив в окоп рядом с КП. Ехали на новый КП к Богданову на «полуторке» с лопнувшими камерами.

Начальник санитарной службы товарищ Бляхман где-то достал или нашел маленького ослика и двуколку и на этом «транспорте» возил тяжелораненых в медсанбат батальона в бухту Голландия. И вот, везя трех-четырех человек – тяжелораненых краснофлотцев, маленькое животное выполняло боевую службу, отвлекая авиацию противника: за «скорой помощью», вернее за автомашинами, гонялись «мессершмитты».

Положение становилось тяжелым, требовалось немедленное подкрепление. Напряженно работал тыл батальона, из одеял шили теплые носки, а из простыней – маскировочные халаты, хотя бы для разведки, а то снег выпал, а мы все в черных шинелях.

В тылу еще одна беда: на тыл упала тонная бомба, прямо в запас картофеля, разрушила водопровод и уничтожила 38 тонн картофеля. Вместо картофеля образовалась воронка, наполненная водой, диаметром 20–25 метров. Надо было выходить из этого положения. И вышли, с некоторыми перебоями в питании.

Неожиданно появился наш бронепоезд «Железняков», встреченный с большой радостью. Он сразу начал бить по скоплениям врага, выпуская сотни снарядов, но, несмотря на это, пришлось собирать всех краснофлотцев, могущих носить оружие, – всех коков, шоферов, связистов, разведку. Богданов дал свой взвод саперов – ждали скорого подкрепления. Несколько десятков краснофлотцев и солдат заняли окопы, командовал ими старший политрук Гусев В. И., а стрельба с двух сторон не прекращалась, хоронили убитых и отвозили раненых в медсанбат. Вечером 22 декабря мы вышли из блиндажа, чтобы посмотреть, что делается наверху. Впереди меня поднимался комиссар полка Богданова тов. Иващенко, после очередного сильного разрыва снаряда он упал на меня, облив меня своей кровью. Этим же крупным осколком был убит часовой, стоявший на посту у КП.

Назавтра, рано утром, в пять часов, прибыл генерал Петров И. Е., который сообщил, что тов. Октябрьский Ф. С. вышел от берегов Кавказа с большим подкреплением. Это нас обрадовало. Вечером я получил приказ командира СОРа, который гласил: «Командиру батальона Жигачеву встретить завтра рано утром командира бригады Потапова и показать ему место расположения и наступления его бригады (согласно приказу)».