Книга Смерть под парусом - Чарльз Сноу

Я повернулся и увидел улыбку в глазах Финбоу.

Он только что спустился через кормовой люк и стоял на нижней палубе, аккуратно одетый и невозмутимый. Одна девушка как-то сказала, что он похож на «представление иностранца о по-настоящему красивом англичанине», но поскольку Финбоу ей нравился больше, чем она ему, это могло быть преувеличением.

Хотя в чем-то она права. Финбоу красив — красотой, которой завидуют все европейцы и большинство американцев, холодной и одновременно утонченной. У него вытянутое и довольно худое лицо, седеющие волосы, крупный нос; злейший враг назвал бы его лицо лошадиным, а лучший друг мог с полным основанием назвать Финбоу очень красивым человеком.

Я представил его Филиппу и Тоне, вышедшим из каюты, отметив, что девушка очень старалась произвести впечатление на моего друга. Финбоу, однако, был поглощен беседой с Биррелом.

— Понимаете, сержант, вам будет гораздо спокойнее, если в бунгало поселится кто-то, непосредственно не связанный с происшествием, — сказал Финбоу.

— Совершенно верно, — неохотно признал Биррел.

— Кроме того, — обходительным тоном продолжал Финбоу, — мне всегда очень хотелось увидеть, как расследуется убийство. Я всегда мечтал посмотреть, сержант, как подобный вам человек преодолевает трудности на пути к разгадке. Должно быть, это удивительное занятие.

Под влиянием льстивых речей Финбоу на румяном лице Биррела появилось выражение удовольствия, почти как у маленького ребенка.

— Если вы хотите извлечь из этого дела пользу, мистер Финбоу, то вам нужно следить за расследованием с самого начала, — с жаром ответил он. — Самое главное — логическая структура расследования, и если вы не видите первых шагов, то можете не понять логики.

— Разумеется, — согласился Финбоу.

— Это очень необычное дело. Я тщательно осмотрел всю яхту, — сообщил Биррел. — И не нашел ни автоматического пистолета, ни журнала, ни флажка. Все они исчезли. Но я собрал много сведений. Вам лучше пройти в большую каюту и взглянуть, что мне удалось выяснить за последние полчаса.

— Вы чрезвычайно любезны, — поблагодарил Финбоу, и они удалились.

Уильям следил за их разговором с угрюмым лицом. Когда Биррел и Финбоу ушли, он повернулся ко мне.

— Этот ваш друг разбирается в убийствах, да? — В его тоне сквозило подозрение.

— Ему интересно, — ответил я. — Ему интересно почти все. Будет полезно иметь рядом такого умного человека, если тут появятся и другие Алоизы Биррелы.

При упоминании имени сержанта Уильям и Кристофер усмехнулись.

— Бедняга покраснел как рак, когда заглянул в каюту и увидел, что мы с Филиппом целуемся, — сказала Тоня своим низким голосом. — Я должна его воспитать.

Мы поднялись на палубу и увидели, что Эвис по-прежнему безучастно смотрит на камыши. Тем не менее ей удалось выдавить улыбку, когда мы рассказали о деликатности и чувствительности Алоиза Биррела, а потом она шепотом сообщила мне, что Финбоу произвел на нее сильное впечатление. Они поговорили несколько минут, прежде чем он спустился в трюм.

Мы ждали на палубе около получаса, мило беседуя. Старались вести себя как обычно, но это давалось нам нелегко — перед глазами был тент, временами казавшийся более страшным, чем то, что он скрывал. Большую часть времени мы шутили и смеялись, а потом вдруг кто-то вспоминал о произошедшем и погружался в мрачное молчание.

По моему глубокому убеждению, чувства скоротечны. Меня не назовешь бесчувственным человеком — в действительности я гораздо мягче, чем следовало бы. Тем не менее, хотя мы с Роджером дружили не один год, уже через два часа после его смерти я потешался над Биррелом, волновался за Эвис, радовался сухой одежде — и все эти чувства полностью вытеснили мысли о Роджере.

Через полчаса я спустился в большую каюту и обнаружил, что Алоиз Биррел что-то взволнованно объясняет Финбоу, который одобрительно улыбается.

— Главная особенность этого преступления — ритм! — воскликнул сержант. — Убийство подобно любому искусству. А произведение искусства характеризуется ритмом. Ритм одного художника всегда отличается от ритма другого. Найдите, кто мыслит и действует в ритме этого преступления, и вы найдете виновного!

Заметив меня, он умолк.

— Привет, Йен! — сказал Финбоу. — Мы только что закончили весьма познавательную беседу. Сержант Биррел объяснял мне свою теорию преступлений.

— Мистер Финбоу — чрезвычайно благодарный слушатель, — с жаром заявил Биррел. — Но вам пора отправляться в бунгало. Я очень рад, что вы будете жить вместе. Это облегчает дело.

— А яхта?

— Я распоряжусь отвести ее в Роксем. Катер скоро прибудет и отвезет вас в бунгало. Позвоню вам туда, если у меня возникнут вопросы. Помните о ритме, мистер Финбоу!

Снаружи послышался рокот мотора.

— А вот и ваш катер.

Когда мы поднялись на палубу, остальные уже перебрались в катер. Прежде чем мы расстались с Биррелом, я спросил Финбоу, видел ли он тело.

Его ответ был образцом учтивости.

— Благодаря любезности сержанта Биррела я видел все, что хотел. Огромное вам спасибо, сержант.

— Всегда к вашим услугам.

Мы отчалили, и вскоре яхта скрылась из виду. Последнее, что мелькнуло у меня перед глазами, — Биррел, с задумчивым видом стоявший на носу судна, и зеленый тент. Я надеялся, что больше никогда его не увижу.

Когда мы поплыли по залитой солнцем реке, я с облегчением вздохнул.

Справа среди полей мы видели паруса яхт, которые как будто неспешно плыли среди травы — словно на фантастическом, но необычайно красивом голландском пейзаже. Финбоу повернулся ко мне и тихо сказал:

— Очень интересно.

— Что вы об этом думаете?

— Чрезвычайно сложная загадка, — задумчиво произнес он. — Семь человек, полностью отрезанных от внешнего мира, и один из компании убит. Меня удивляет… Нет, глупо что-то предполагать, пока вы не сообщите мне все факты.

— Согласен.

Затем Финбоу улыбнулся:

— Йен, вы сказали, что можете предложить мне загадку, но ни словом не обмолвились об Алоизе Бирреле.

— Тогда мы еще не были знакомы, — улыбнулся я.

— Разумеется, он не такой осел, как кажется, — пробормотал Финбоу. — Сержант отлично справляется со сбором информации. К сожалению, он считает необходимым выражать свои чувства, и это значит, что его придется отвлекать. Он воплощает в себе все достоинства и недостатки века слов. Биррел знает свое дело: он читает все написанные детективы, следит за отчетами о судебных заседаниях и штудирует учебники по криминологии, в том числе многотомного Гросса. Это хорошо. Если бы он на этом остановился, то был бы нам полезен. К несчастью, в век слов все усваивают огромное количество чепухи. В том числе и люди более умные, чем Алоиз Биррел. Вы слышали, как он рассуждал о «ритме». Подобные термины создают приятный шум. Если произносить слово достаточно часто, забываешь о его бессмысленности. Забываешь о том, что оно придумано лишь для того, чтобы скрывать невежество. Мы все загипнотизированы словами. Философы, художественные критики, священники и психологи — все играют в слова. Алоиз Биррел убежден, что, произнося слово «ритм», эти люди объясняют Вселенную.