Книга Египетский манускрипт - Борис Батыршин

Не застав Николку (ведь договаривались же, что будет сидеть дома!), Яша устроился на лавочке в тенечке и уже приготовился к долгому ожиданию, как вдруг во дворе сделалось людно.

И на этот раз Яша пропустил момент, когда у стены за его спиной будто ниоткуда возникли люди. Молодой человек точно знал, что им неоткуда было там взяться. Он давно изучил двор вдоль и поперек, пытаясь найти хоть какое-то объяснение загадочным исчезновениям Олега Ивановича и остальных; а таких исчезновений и появлений на глазах Якова приключилось уже с полдюжины. Вот и сейчас – неизвестно откуда во дворе оказался Николка. Одет мальчик был весьма необычно – без обязательной гимназической фуражки, в курточке странного покроя, которую как раз и стаскивал с себя в тот момент, когда Яша обернулся. Да ведь разве в одной курточке дело! С Николкой было еще четверо, и одного из них Яша сразу же узнал. Это был не кто иной, как пропавший моряк! Яше было известно, что родственники Никонова места себе не находят, переживая за лейтенанта, – троюродная сестра Никонова Варенька Русакова, та самая, что была вместе с Семеновыми и Овчинниковыми на достопамятном велогулянье в Петровском парке, не раз бывала в доме на Гороховской. Глаза у барышни всякий раз были красными – видно было, что она убивается о сгинувшем лейтенанте; да и подруга ее, Марина, кузина Николки, была невесела.

Яша точно знал – последним, кто видел Никонова, был он сам и, разумеется, Олег Иванович. Яша прекрасно помнил, как оба мужчины исчезли из виду – вот здесь, в этом самом дворе. И он, Яков, в очередной раз прозевал момент исчезновения…

А теперь, значит, лейтенант нашелся? И не один – его сопровождали трое, два молодых человека и барышня. Причем барышню Никонов как бы невзначай поддерживал под локоток; та мило щебетала и с любопытством озиралась по сторонам.

Одеты эти трое были весьма необычно. Например, наряд спутницы лейтенанта иначе как непристойным назвать было невозможно. На барышне была неприлично короткая юбка, а также блузка – из ткани столь легкой, что она, казалось, просвечивала, открывая взору многое из прелестей незнакомки. Яша аж поперхнулся: в таком вольном наряде не рискнули бы выйти на улицу даже желтобилетные девицы, промышлявшие по вечерам на Цветном бульваре. Но ни лейтенант, ни идущий рядом Николка, ни мрачный, высокий молодой человек в странного покроя сюртуке, вышагивающий за ними следом, не обращали на вольный наряд девицы никакого внимания.

Сзади послышался стук и какое-то сдавленное сипение. Яша обернулся – посреди двора стоял дворник Фомич и таращился на пришельцев. Даже метлу уронил – настолько обалдел от невиданного зрелища. Николка тут же подскочил к Фомичу и, схватив его за рукав, принялся что-то втолковывать; дворник только кивал как заведенный, не сводя взгляда с прельстительной девицы. Потом поднял свой инвентарь и побрел к дворницкой, то и дело озираясь на гостей – а ну как бросятся на спину или сотворят еще чего похуже? Николка же вернулся к своим спутникам; Яшу он вроде бы и не заметил.

– Пан гимназист, – не выдержал молодой человек. – Кто это… э-э-э… может, вам помочь чем? А то я подумал…

Николка обернулся. Он явно был раздосадован.

– Знаешь, Яш… ты прости, у меня гости, сейчас недосуг. Может, потом зайдешь?

– Ну почему же – недосуг? – вмешался неожиданно нашедшийся лейтенант. – Молодой человек, кажется, помощник господина Семенова? Я не ошибся?

Яков торопливо кивнул.

– Тогда, может быть, вы не откажете и мне в некотором содействии? – продолжал Никонов. – Видите ли, мои друзья только что прибыли в Москву и… как бы это сказать… одеты несколько не по моде. Я намерен посетить несколько магазинов готового платья, однако одному мне будет несколько неудобно. Могу я на вас рассчитывать?

Яша с готовностью закивал. Девица с интересом посмотрела на Никонова – в ее глазах так и читался вопрос: «Ну-ка, милый мой, что ты там затеял?»

– Но как же… – растерялся Николка. – А впрочем, ладно, господин лейтенант. Пойдемте в квартиру к господину Семенову, у меня ключ есть. А ты, Яков, пока подожди во дворе, мы сейчас…

Скрипнула дверь, и гости затопали вверх по лестнице. А Яша, как и было велено, остался во дворе – гадать, что еще приготовила ему сыщицкая судьба…

Глава 8

Из путевых записок О. И. Семенова

Два дня в дороге вымотали нас совершенно. Палящая жара, непроницаемая завеса пыли, висящая над караваном паломников, псалмы, толчея на любой остановке. А уж ослы! Кажется, более зловредных созданий в мире не сыскать. Ослов мы наняли еще в Триполи, когда караван в Маалюлю только готовился к отправлению. Основная масса паломников собиралась идти пешком; для поклажи в складчину нанимали тарантасы на огромных колесах, запряженные ослами. Кто побогаче, искал ослов для езды верхом. Скорости такой способ передвижения не прибавлял; однако же давал возможность двигаться в некотором отдалении от основной группы, раньше нее прибывать к удобным местам для стоянок и, отдохнув, трогаться в путь, когда пешие паломники только-только подтягивались к месту вожделенного привала. Вместе с ослом здесь принято было брать проводника-мукари; обыкновенно это молодой человек лет двадцати, из местных арабов. Все мукари состоят, кажется, в родстве друг с другом. Любой из них знает с десяток слов по-русски; всякого русского мужчину они называют Иваном, женщину – Марией. Ваня поначалу дергался, когда любой встречный араб обращался к нему по имени, но потом привык и перестал обращать на это внимание.

Ослов решили нанять и братья купцы, а также несколько состоятельных паломников-старообрядцев. Узнав об этом, арабы пригнали множество животных. Все они были очень мелкие, с сильно потертыми боками, с кровавыми подтеками на шее. Я выбрал пару животных пободрее с виду, с более-менее сносной сбруей из веревок. Арабы кругом кричали, перебивая друг друга, пытались что-то непонятное втолковать.

Покупка состоялась; пора было садиться в седла. Паломники, из самых робких, взгромождались для этого на камень; Ваня, узрев сию картину, тут же иронично хмыкнул: «Сажальный камень», – и ловко вскочил на своего росинанта. Забрался и я; не успел еще освоиться в седле, как скотина рванулась в сторону и бросилась бежать со всех копыт. Я едва-едва удержался; арабы бежали сзади и кричали: «Хорош! Хорош!» Оказывается, осла нарочно кольнули шилом сзади, чтобы он проявил такую прыть.

Шило заменяло местным наездникам и шпоры, и хлыст, и прочие премудрости верховой езды; оттого шеи животных были в кровавых потеках – следах бесчисленных уколов шилом. Попытки обращаться с ослом как с нормальной лошадью к результату не привели. Подлая тварь то и дело норовила встать посреди пыльной дороги; на всякие попытки стронуть ее с места принималась хрипло орать. Пришлось скрепя сердце прибегать к шилу – этот язык серые скоты понимали.

Кое-кто из «верховых» паломников решился обзавестись бедуинским платьем удивительно простого покроя. Верхний плащ, или, по-арабски, аба – это две прямоугольные полки, пришитые к квадратному куску полосатой материи с боков и сверху. Ни рукавов, ни воротника, ни карманов, ни петель, ни пуговиц. Только верхние углы плаща не зашиты, чтобы в оставленные отверстия можно было просунуть руки. Штаны тоже своеобразного покроя. Сшивают два прямоугольных куска бумажной материи с боков и снизу, так что получается мешок, не глубокий, но очень широкий. Внизу по углам оставлены несшитые места для ступней, а верхний край мешка стягивается шнуром около талии. Головной убор, или куфия, опять-таки представляет собой простой квадратный платок, стянутый вокруг головы шерстяным жгутом. Только кумбаз (род халата или подрясника) кроится несколько в талию, с рукавами, с карманами и на подкладке. Кумбаз стягивают пестрым кушаком. На ноги обычно обувают красные сафьяновые туфли с выступающей по краям подошвой – для защиты ног на каменистой почве. Мы попробовали надеть туфли и признали, что для путешествия по местным дорогам эта обувь удивительно удобна.