Книга Аку-аку - Тур Хейердал

«Похоже, у каждого из этих вопросов есть две стороны», — заключил я. Причем мнение патера Себастиана основано на опыте целой жизни, а этот молодой врач прибыл на остров с последним кораблем.

— Будете уходить, дайте музыкантам тысячу песо, а еще лучше пятнадцать долларов в твердой валюте, — сказал врач и добавил: — Они этого ждут.

— Но ведь вся компания угощается нашим шоколадом, и курит наши сигареты, и веселится вместе с нами, — возразил я.

— Разве вы в Европе не платите оркестру, когда приходите на танцы? Если вы ничего не дадите музыкантам только потому, что они местные, в другой раз вас никто не пригласит.

Я потихоньку собрал своих ребят, мы поблагодарили всех и отправились к себе в лагерь. Мы ничего не заплатили, но в приглашениях на хюлу в деревню Хангароа не было недостатка, пока мы находились на острове.

Мы набрали изрядное количество местных рабочих. Одни ночевали в деревне и приезжали каждое утро верхом, другие перебрались в пещеры по соседству с раскопками. Чтобы высвободить побольше наших собственных людей, мы наняли также четырех женщин, которые помогали в лагере с уборкой и стиркой. Одна из них, Эрория, была чудесным человеком и неутомимой труженицей. На первый взгляд она могла показаться мрачной и суровой, но стоило ей улыбнуться, и грозовая туча исчезала, грубоватое лицо Эрории сияло ярче солнца. Вот уже много лет она работала домоправительницей патера Себастиана и показала исключительную добросовестность, за что ей теперь и был поручен присмотр за лагерем. Как ни удивительно, Эрория и ее престарелая золовка седая Мариана слыли на острове самыми рьяными охотниками за пещерами. Вооруженные стеариновой свечкой и железным крюком вместо лопатки, они неутомимо разыскивали древние жилые пещеры, в полу которых откапывали каменные топоры и костяные орудия своих предков для коллекции патера Себастиана.

— Только в пещерах и можно что-нибудь найти, — сказал патер Себастиан. — Возьмите с собой Эрорию и Мариану, пусть они покажут вам все старые пещеры, которые нашли.

Дождавшись, когда мои товарищи развернули раскопки, мы оседлали четырех коней, на которых Эрория, Мариана, наш фотограф и я отправились исследовать пещеры. В первый день мы с раннего утра до позднего вечера ходили из одного подземелья в другое. В некоторые из них, совсем открытые, попасть было просто, нагнул голову — и входи. У других вход был тщательно заложен камнями, оставалось только небольшое квадратное отверстие, хочешь войти — опускайся на четвереньки. Но большинство пещер представляли собой настоящие мышеловки, даже на четвереньках не проникнешь. Просовывай в щель прямые ноги, а затем, вытянув руки над головой и извиваясь по-змеиному, протискивайся через длинный и чудовищно тесный ход. Эти ходы были искусно выложены камнем, нередко — тщательно обтесанными плитами. Они пронизывали склон по горизонтали или наклонно, но были и такие, что шли вертикально вниз, словно дымоход, — знай, притормаживай бедрами и плечами, пока сквозь потолок не попал в темную, хоть глаз выколи, полость. Чаще всего эти пещеры были такие низкие, что в них можно было стоять лишь пригнувшись, а то и вовсе только сидеть на корточках. В таких подземельях обитали в прошлом пасхальцы, во всяком случае в тревожные, смутные годы, когда не могли чувствовать себя в безопасности в камышовых хижинах на воле. Здесь они скрывались от европейцев. Обычно эти подземные убежища были размером со среднюю ванную комнату, и там царила такая темнота, что собственной руки не видно. Пол — холодная земля, толстый слой жирной почвы, удобренной многочисленными отбросами и плотной, как покрышка, потому что тысячи рук и ног ее утрамбовали. Потолок и стены — голая скала, кое-где выровненная искусной кладкой.

В одном мосте мы попали в нечто вроде огромного колодца с каменной облицовкой. Через узкую дыру на дне можно было проникнуть в три пещеры, лежащие уступом друг над другом. Эрория показывала их нам с особым благоговением, здесь жил ее дед, это была, так сказать, ее «родовая усадьба». Мариана и Эрория основательно изрыли пол пещеры своим железным крюком. В разрыхленной почве мне попался отпиленный кусок человеческой кости с отверстием в одном конце, чтобы можно было повесить на шею как амулет.

Ближе к побережью Мариана показала нам заросший травой фундамент старой камышовой хижины, остатки которых встречались нам очень часто. Здесь родился ее свекор, отец Эрории, и здесь он жил до тех пор, пока все обитатели острова не переселились в деревню Хангароа, где их крестили.

«Выходит, пасхальцев крестили совсем недавно», — подумал я, глядя на одетых в брюки женщин, по виду и поведению которых могло показаться, что остров цивилизован со времен Ноя.

Фундамент очертаниями напоминал планшир большого вельбота. Заостренный с концов, он был сложен из умело обтесанных и даже красиво округленных плит с глубокими отверстиями в верхней плоскости. В отверстия вставляли прутья, они служили остовом, на котором укрепляли камыш. Если все эти хижины были обитаемы в одно время, население Пасхи достигало изрядной цифры. Мариана и Эрория нашли очень много жилых пещер. В большинстве из них они уже покопались железным крюком, но некоторые еще оставались «запертыми», иначе говоря, никто не бывал внутри с тех самых пор, как последние обитатели покинули подземелье и завалили вход обломками. Однажды, отодвинув глыбу в сторону, я увидел притаившуюся компанию из четырнадцати скорпионов. В другой раз проход под камнем оказался настолько тесным, что мне пришлось опорожнить все карманы и снять рубашку, да и то удалось протиснуться далеко не с первой попытки. В мрачном тайнике мой фонарик осветил белые человеческие кости. Осторожно приподняв череп, я увидел под ним поблескивающий черный обсидиановый наконечник для копья и осиное гнездо. На мое счастье, гнездо было пустым, не то досталось бы мне на орехи, пока я выбирался из тесной ловушки.

Возвращаясь вечером домой, мы пересекли западнее лагеря каменистую возвышенность. Вся земля здесь была усеяна обломками лавы, местами они образовали осыпи. Мы спешились у одной такой осыпи, которая ничем не отличалась от тысяч других. От своего сына Мариана слышала, что он видел здесь вход в пещеру «другого рода». Я не представлял себе, как она сумела отыскать нужную осыпь в этом царстве камня, тем более по одному только устному описанию. Правда, Мариана, быть может, заблудилась бы в лабиринте городских улиц.

К этому времени мы с оператором считали, что эти внучки пещерных жителей уже сделали нас мастерами по преодолению узких шахт. Следуя их советам, мы всегда протискивались в ход ногами вперед, вытянув руки над головой, а также, если ход не был вертикальным, спиной вниз и носом вверх. Однако на этот раз старушка Мариана сперва легла на живот и посветила в квадратное отверстие, которым начиналась отвесная шахта, после чего попросила меня протискиваться вниз, глядя в строго определенном направлении. Подчиняясь силе тяжести, я медленно спускался, притормаживая бедрами и плечами, потому что руки пришлось держать навытяжку над головой. Шахта оканчивалась тупиком, и я стал на дно все в том же положении. В самом низу в одной стенке оказалось небольшое квадратное отверстие, туда надо было просунуть ноги. Сжатый плитами облицовки, я сперва медленно сел, не сгибая колен, затем начал следом втискивать корпус и в конце концов оказался лежащим горизонтально на спине в узкой трубе. Ах, где ты, квартира со всеми удобствами и лифтом! До чего же скверно быть замурованным в подземелье: нос чуть не уткнулся в камень, руки неловко зажаты над головой, и не подтянуть их, отчего чувствуешь себя особенно беспомощным в каменной норе. Кажется, сплошные стены все сильнее сжимают голову, крича: «Руки вверх! Сдавайся!» Лучше не слушать этот крик и не пытаться выдернуть руки, все равно ничего не выйдет, лучше вообще ни о чем не думать, а ползти дальше, подтягиваясь пятками и отталкиваясь лопатками, пока не почувствуешь, что можно согнуть ноги в коленях и поболтать ими в пустоте. Или что дальше хода нет и ступни уперлись в камень. В последнем случае догадываешься, что труба опять изгибается под прямым углом, надо, по-прежнему с вытянутыми над головой руками, повернуться на живот и нащупать ногами дальнейший путь, новый тесный вертикальный ход, заканчивающийся последним коварным изломом, который держит тебя в крепких тисках, пока ты, напрягая все силы, не извернулся, ввинчиваясь в следующее горизонтальное колено. Внезапно стенки расступаются — значит, ты наконец продавился в пещеру, можно подтянуть руки, освободиться из плена, смахнуть песок с лица и вообще двигаться без помех, правда, оберегая голову от удара о свод, пока не зажжен фонарь.