Книга Настоящие мальчики. Как спасти наших сыновей от мифов о мальчишестве - Уильям Поллак

Стыд - следствие эмоционального разделения

Когда мальчики достигают подросткового возраста, травмы раннего детства могут выражаться в форме, которая не похожа на обычную грусть или чувство потери. Чувства, которые были скрыты под маской в течение десяти лет, прорываются в необъяснимых вспышках гнева или неконтролируемом поведении, которые могут быть отчасти вызваны ранней неутоленной жаждой контакта и страхом стыда, вызванным этой жаждой.

Стыд, в свою очередь, сопровождает многих из нас на протяжении всей жизни. Он появляется очень рано и, вероятно, это одна из самых первых эмоций. У младенцев заметны предшественники стыда - такие физические реакции, как болезненное покраснение или "жар" - когда их просьбы о родительском внимании остаются непонятыми. В некоторых психологических исследованиях стыд первоначально ассоциируется с этими ранними физическими ощущениями. Но я также соглашусь с моей коллегой из Гарвардской медицинской школы, Джуди Джордан, что стыд можно определить как чувство, сопровождающее эмоциональное разделение.

Мы все переживаем подобную эмоциональную разобщенность. Мне приходят в голову два примера. Первый, подсказанный несколько лет назад одним пациентом,- это пример того, что происходит, когда мы видим знакомого на оживленной улице, машем ему рукой и таким образом инициируем контакт. Но вместо того, чтобы ответить на приветствие, этот человек смотрит на вас удивленно, потом отворачивается и идет дальше, словно говоря: "Ты вообще кто такой?" Мы понимаем, что он мог нас не заметить. Но при этом тайком поглядываем на людей вокруг. Они заметили, как глупо мы выглядели со своим приветствием? Мы краснеем и пытаемся раствориться в толпе. Мы не хотим, чтобы кто-то нас видел, потому что чувствуем неловкость. Отверженность и униженность, которые мы испытываем, а также следующий за ними результат в виде эмоциональной разобщенности,- это то, что психологи называют стыдом.

Второй пример - когда нам приходится стыдиться на работе. Вы подготовили важную презентацию. Но ключевые положения презентации отвергнуты, и начальник высмеял их на глазах у ваших коллег. Вы чувствуете себя идиотом, вы хотите исчезнуть. Вы не хотите, чтобы другие усугубили ваше чувство уязвимости, поэтому избегаете любой помощи. Вместо этого вы замыкаетесь и эмоционально отделяетесь от других.

Эти примеры - ерунда по сравнению с тем, что испытывает мальчик, когда он не соответствует Мальчишескому кодексу, но они помогают понять, что такое стыд. Это чувство, когда страх унижения и неловкости так силен, что мы предпочитаем остаться наедине со своей болью.

Девочки чувствительны к стыду, мальчики боятся его

Из-за того, что стыд - это очень неприятное переживание, большинство мальчиков (и мужчин) сделают все, чтобы его избежать. Я помню случай на игре малой бейсбольной лиги, когда друг моего сына, Питер, участвовал в одной из своих первых игр. Перед второй подачей Питер получил сильный удар в голову мячом. Маленький для своего возраста и всего лишь первоклассник, он выглядел совершенно раздавленным. Сползший на бровь шлем делал его похожим на крохотного побитого боксера, едва стоящего на ногах.

Его мама бросались к нему на поле, чтобы утешить его. "Не здесь, мам,- прошептал он ей, сдерживая слезы,- большие парни не плачут на поле".

Много лет психологи-традиционалисты считали, что обостренная чувствительность к стыду характерна для женщин, особенно в зрелом возрасте. Но, годами работая с мальчиками, я обнаружил, что тот подавляющий индивидуальность стыд, который заставляет девочек молчать и сдерживать свои чувства в подростковом возрасте, настигает их братьев в более раннем возрасте. И в то время как девочки чувствительны к стыду, мальчики его боятся: они подсознательно улавливают любой намек на "потерю лица" и делают все, что угодно, чтобы избежать стыда.

Дабы избежать этой мучительной неловкости, мальчики, сталкиваясь с чувством стыда, реагируют на него разными типами поведения от избегания любой зависимости до импульсивных действий, от хвастовства и яростных вспышек до изощренной жестокости.

Гэйб. Остаться "крепким орешком" среди щелкунчиков

У мальчиков может остаться чувство разъединенности и одиночества - а в итоге и стыда - как от кратковременной изоляции, так и от длительной, вроде похода в детский сад.

Шестнадцатилетний Гэйб всегда был сообразительным мальчиком, живым и веселым. Но в то утро он ерзал на стуле, как маленький ребенок, и этим напоминал мне малыша из детского сада, которому с трудом дается неподвижное сидение в классе. Родители привели ко мне Гэйба из-за появившихся вспышек раздражительности и слезливости. Они упомянули о планах поездки в спортивный лагерь для теннисистов в другой город. У Гэйба было много друзей и прекрасные оценки, никогда раньше у него не возникало эмоциональных или поведенческих проблем, и к занятиям теннисом он относился серьезно. Тогда откуда такое поведение, куда исчезло его привычное спокойствие?

Гэйб был так же растерян, как и все, Я старался найти новый подход к нему и вспомнил, что мы как-то обсуждали сны, и он сказал, что обычно не помнит их. Сегодня, однако, Гэйб смог вспомнить, что ему снилось прошлой ночью.

"Было страшно, я думаю, что это был кошмар,- рассказывает он. - Странное место, темнота и тишина, может быть, лес. Я чувствовал себя одиноким, хотя там были и другие люди, мои родители, я думаю. Мы устроили поход. Все лежали в спальных мешках, и только моего спальника не было. И вдруг раздался странный шорох в углу палатки - может, дикий зверь? Я вздрогнул и закричал, и на этом месте проснулся".

Живость, с которой он рассказывал свой сон, интенсивность его эмоций, по сравнению с его обычной сдержанностью, вызвали у меня подозрение, что этот сон - не просто бессознательная фантазия. Здесь, наоборот, мы имеем дело с подавленным воспоминанием. "Гэйб,- спросил я,- этот сон ничего не напоминает тебе из случавшегося с тобой, может, не в последнее время, а когда-то давно?" - "Нет". Гейб задумался. "Хотя,- продолжил он,- приходит в голову один случай, когда мы ездили в путешествие с палатками в горы Адирондак, тем летом мне было пять. Я впервые оказался далеко от дома, впервые жил в палатке, но вся семья была рядом. Я вспоминаю теперь. Дверь палатки была затянута сеткой от комаров, и тот, кто спал у двери, должен был смириться с холодом, жужжанием комаров, доносящимися из леса звуками диких животных - вероятно, волков или летучих мышей. В первую ночь рядом с дверью спал отец. Но на второй день он сказал, что теперь моя очередь спать у двери: я должен "быть на посту" и охранять семью от незваных гостей. Я не хотел. Я ныл. Но они сказали, что мне надо быть "большим мальчиком" и терпеть. Я старался быть храбрым, но потом я услышал шум. Я подумал, что это медведь или еще кто-то, я испугался и закричал. Папа сказал мне, чтобы я не ныл и был мужчиной. Кажется, он даже рассказал мне историю о том, как он со своим отцом жил в лесу".

- Тебе было страшно? - спросил я.

- Думаю, там было довольно безопасно, иначе бы они не оставили меня одного, но я помню, что был напуган до смерти еще несколько дней после. Забавно, кстати, мама рассказывала, что после этой поездки я перестал просить ее и папу посидеть в моей комнате перед сном, и папа сказал ей, что я повзрослел за этот поход. Бог мой, я, должно быть, безумно боялся и держал это в себе вплоть до сегодняшнего дня.