Книга Убийство Маргарет Тэтчер - Хилари Мантел

Другой наш врач на полную ставку — Кусь-Кусь, дантист. У него собственная маленькая приемная, где пациенты томятся в ожидании, пока не подействует обезболивающее. Его фокус в том, что он дожидается, покуда пациент не окажется в кресле — пленник с онемевшими губами, полон рот чужих пальцев, — и принимается излагать свои взгляды обо всем на свете. Паков[14]надо гнать и все такое: причем витиевато, как и подобает человеку с указанием степени после имени на табличке. Я направляю его пациентов обратно в реальный мир, с кривыми лицами, с мозгами, шкворчащими, будто сало. Даже предоставься им возможность, рискнули бы они ему противоречить? А вдруг он припомнит им это в следующий раз?

Впрочем, надо отдать должное Кусь-Кусю — он не такой жадный, как прочие врачи. Миссис Батхерст, к примеру, он слабал весь рот относительно дешево.

«У вас проблемы с зубами, миссис Батхерст?» — спросила Беттина своим обычным тоном, приторное мурлыканье.

«Когда я была подростком, — ответила миссис Батхерст, — меня заставили носить скобки. Мои десны с тех пор очень нежные». Она сделала такое движение, словно вытерла кровь с губ. Пальцы у нее длинные — с жуткими, обгрызенными ногтями. Думаю, все очевидно; она из тех людей, кто не любит вспоминать свое детство.

Помню тот день, когда миссис Батхерст появилась в дверях с резюме в сумочке: женщина неопределенного возраста, землистая кожа, черные, тронутые сединой волосы зачесаны вверх и закреплены заколками. Темная накидка смотрелась на ней вполне уместно благодаря высокому росту. Она носила эту накидку все лето, и в августе люди на улицах таращились ей вслед. Возможно, когда-то накидка была частью ее формы, наряд медсестры, ну, сами знаете. А потом стало жалко выбрасывать, вещь-то хорошая.

Только в конце июня она соизволила одарить меня улыбкой и сказала: «Можешь звать меня Лиз». Я честно пыталась, но так и не набралась уверенности; для меня, боюсь, она навсегда останется миссис Батхерст. И все-таки я порадовалась тому, что она, похоже, не против наладить отношения. Видите ли, у меня были некоторые проблемы в личной жизни — слишком сложные, чтобы здесь в них вдаваться, — и, наверное, я подыскивала себе наперсницу, пожилую женщину, которой можно довериться.

Однажды вечером я предложила прогуляться — пойдемте куда-нибудь! Отбуксировала ее в маленький французский ресторанчик, куда обычно ходила со своим бойфрендом. Настоящая жемчужина — старомодное, очень дешевое местечко, вероятно, последнее в Лондоне, где официанты ведут себя по-парижски неприветливо. Не могу сказать, что прогулка удалась. Миссис Батхерст, как выяснилось, не особо интересовалась едой. Она весь вечер просидела на краешке стула, с подозрением разглядывая блюда, проносимые мимо, и принюхиваясь. Когда за соседним столиком заказали стейк тартар, она покосилась на меня и спросила: «Это съедобно?»

«Судя по всему».

«И много желающих?»

«Кто захочет, тот и ест».

«Понятно. — Она нахмурилась. — Я от тебя такого не ожидала».

«Так вы толком и не жили», — уколола я.

«О нет, — возразила она, — жила, уж поверь».

Принесли счет, и я сказала: «Я угощаю. Не вздумайте спорить, Лиз». «Ладно, спасибо», — ответила она, дернула накидку с крючка у двери и растворилась в ночи.

Я была бы рада с нею сойтись, но она из тех людей, которые не способны принять дружбу от чистого сердца. С Беттиной, кстати, она ладила лучше — хотя, насколько я могу судить, у них двоих не было ровным счетом ничего общего. Беттина мне периодически плакалась: «Эта женщина вечно торчит в моем подвале!»

«И что делает?»

Она кривилась: «Предлагает помочь».

«Это не преступление».

«Может, она лесбиянка? Как ты думаешь?»

«Откуда мне знать?»

«Я видела, как вы с ней пили чай».

«Ага, верный признак. И потом, она же миссис, помнишь?»

«Миссис, — презрительно повторила Беттина. — Знаю я таких. Может, решила, что так респектнее будет».

«Респектабельнее, ты имеешь в виду?»

«Да какая разница? Лесбиянки, между прочим, часто замуж выходят».

«Точно?»

«Сто процентов».

«Преклоняюсь перед твоей житейской мудростью».

«Да ты погляди на нее! — стояла на своем Беттина. — С нею явно что-то не так».

«Щитовидная железа? — предположила я. — Может быть. Она худая. И руки дрожат».

Беттина кивнула: «Глаза навыкате. Мм… Похоже».

Мне жалко их обеих. Беттина отправилась в своего рода гран-тур, зарабатывая на жизнь в Старом Свете, — время от времени нанималась на работу, брала кровь в различных городах Европы, чтобы когда-нибудь вернуться домой и осесть безвылазно, как она говорила. Родственники миссис Батхерст обитали за границей, и она их не навещала.

После того памятного ужина — катастрофа, возможно, случилась по моей вине — я бы, наверное, предприняла новую попытку сблизиться, фильм вместе посмотреть или что еще; вот только, как уже говорилось, я снимала квартиру в Стейнсе, в тридцати пяти минутах от вокзала Ватерлоо, а миссис Батхерст недавно переехала с Хайгейт в Кенсал-Грин. «И как там?» — поинтересовалась я. «Дыра», — лаконично ответила она. В середине лета она взяла отпуск на две недели. Против своего желания, изнывая от страха, на самом-то деле, — но Мазок укатил на какую-то конференцию, и она осталась без куратора.

В день перед отпуском она пришла в мою пещерку и села, закрыв глаза ладонями. «Миссис Батхерст, — сказала я, — может, Лондон не для вас. Это суровый город, даже для меня, не подходящее место для одинокой женщины». «Тем более вашего возраста», — подумала я, но вслух не сказала. Она посидела немного — возможно, обдумывая мои слова, — и отняла ладони от лица.

«Двигайся дальше, таков урок, — сказала она. — Переезжай каждый год или хотя бы каждые два. И тебе будут постоянно встречаться новые люди. Верно?»

Мое сердце рванулось к ней. Я быстро черканула на листке свой адрес.

«Заглядывайте как-нибудь, когда придется. У меня диван пустует, спать на полу не нужно».

Она не хотела брать листок, но я настояла, вложила ей в руки. Какая холодная кожа! Словно кирпич из-под земли откопали. Так, срочно пересматриваем диагноз насчет ее щитовидной железы.

Она не приехала, конечно. Я не переживала — и вообще, хорошо, что не приехала, ввиду того что я знаю о ней сейчас, — но я сознательно не стала спрашивать, чем она занималась в отпуске. В первый день по возвращении миссис Батхерст выглядела опустошенной. Я справилась: «Вы что, подрабатывали?»

Она опустила голову, куснула губу, отвернула от меня свое круглое бледное лицо. Она раздражала меня время от времени; будто не понимала английского языка, не улавливала смысла присказок и сленга, которым пользовались все люди нашей профессии. «Так или иначе, вам повезло. Вы пропустили весь переполох, миссис Батхерст. Неделю назад к нам влезли грабители». Помню, пришла утром и застала миссис Ранатунгу и Денниса. Миссис Ранатунга заливалась слезами, комкала в руках тряпку, свой рабочий инструмент. А у дома стояла полицейская машина.