Книга Кто финансирует развал России? От декабристов до моджахедов - Николай Стариков

Н. Г. Чернышевский

Время все расставляет на свои места, прошло уже более 150 лет с той поры. Кого из тех деятелей мы знаем? Какие лучи света в темном царстве николаевской России придут нам на память? Безусловно, вспомним Николая Гавриловича Чернышевского, автора романа- шифровки «Что делать?».

Еще на уроках в школе меня поражали рассказы учительницы о том, как сей горе-писатель маскировал свои истинные замыслы от своих собственных читателей. Революция, называемая им «сестрой своих братьев», сходила со страниц в сердца и умы… единиц, тех, кто мог, читая книгу, думать совсем о другом! Царские цензоры, говорила нам учительница, ничего не понимали, а вот вдумчивый читатель понимал все. Однако в школе нам не говорили о странностях самого автора. Супруга писателя Ольга Сократовна весьма третировала «Канашечку», как она звала Николая Гавриловича. Однако происходило это по обоюдному согласию. Накануне свадьбы будущий любимец передовой молодежи ошарашил свою невесту сообщением, что предоставит ей в браке абсолютную свободу. «Я в вашей власти, делайте, что хотите», — добавил Чернышевский изумленной женщине. Когда же друзья пытались объяснить ему чрезмерную оригинальность такого «свободолюбия», Чернышевский ответил совсем уж невероятное, заставляющее подумать о его психическом здоровье:

«Если моя жена захочет жить с другим, если у меня будут чужие дети, это для меня все равно… Я скажу ей только: "Когда тебе, друг мой, покажется лучше воротиться ко мне, пожалуйста, возвращайся, не стесняясь нисколько".

Вот Ольга Сократовна и пользовалась странностью своего мужа, а он, в свою очередь, не обращал внимания на ее измены и легкомысленные поступки. Так и жили, душа в душу — писатель и его ветреная муза…

Кто еще поднимал в России «знамя свободы»? Виссарион Григорьевич Белинский — театральный и литературный критик. Ничего путного сам не написал, зато пытался в легальных журналах, так же косноязычно, как и Чернышевский, критиковать существующие порядки. Им было заинтересовалось Третье отделение, но малохольный критик быстренько скончался в возрасте 37 лет. Между тем, в своих письмах Виссарион Белинский был более откровенен. «Я начинаю любить человечество по-маратовски: чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я, кажется, огнем и мечом истребил бы остальную», — пишет он в письме своему другу В. Боткину. Ниже Белинский продолжает: «Я чувствую, что будь я царем, непременно сделался бы тираном». Вот такой властитель дум демократической молодежи…

Однако первым в пантеоне великих «мыслителей» должен быть не он, а Петр Яковлевич Чаадаев. Этот господин написал «Философические письма», в которых впервые в письменном виде изложил ядовитую концепцию неполноценности России и ее народа. «Все народы мира выработали определенные идеи. Это идеи долга, закона, права, порядка… Мы ничего не выдумали сами и из всего, что выдумано другими, заимствовали только обманчивую наружность и бесполезную роскошь». Кстати, главную причину отсталости страны автор видит в принятии православия, а не католицизма. Однако об этом его поклонники в советское время предпочитали не упоминать. В своем труде, написанном по-французски, обличитель России вообще сравнивает с землей все ее достижения. «Где наши мудрецы, где наши философы?» — вопрошает он. Ответ понятен и прост — ТАМ. На Западе все достижения культуры, полет мысли и расцвет человечества. ЗДЕСЬ, в России — жалкие копии, духовный застой и отсутствие традиций. Вам эта концепция ничего не напоминает?

Реакция императора Николая I была жесткой. Журнал, напечатавший пасквиль Чаадаева, был закрыт, а сам отставной корнет лейб-гвардии Гусарского полка, участник Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов, член Английского клуба, член декабристского «Союза благоденствия» Чаадаев (против которого царь повелел следствия не проводить) был официально объявлен сумасшедшим. Он был оставлен на свободе, но под присмотром врачей и полицейских.

Причина «репрессий» кроется отнюдь не в крамоле самого труда, написанного Чаадаевым, а в его абсолютной лживости и предвзятости. Подгоняя историю России под клише бездуховной и отсталой страны, поклонник католицизма начисто забыл все достижения отечественной философии, которые, как образованный человек, знать был обязан. Многовековой пласт отечественных философов, занимавшихся в основном проблемами этики, наш первый западник пропустил, словно неинтересные страницы занудного романа. Архиепископ Феофан Прокопович, мыслитель Иван Шувалов, великий Михаил Ломоносов — это лишь первые имена, всплывшие в памяти…

Именно странная «забывчивость» автора и подсказала императору Николаю I его решение. С точки зрения царя воспитанный дворянин не может сознательно искажать историю своей Родины и несправедливо выставлять ее в столь неприглядном свете. Так может поступить либо подлец, либо сумасшедший. Подлецом Чаадаева император считать не мог…

Много еще будет в русском «освободительном» движении разных мнений и идей, но все они и по сию пору имеют один весьма незамысловатый чаадаевский подтекст: «У нас все неправильно — у них правильно все». А отсюда следует и вывод, которому следуют в силу своей программы и совести все наши «освободители» от народовольцев до современных либералов: «Надо сделать у нас, как есть у них». Любой ценой!

Так страшная и разрушительная идея собственной ущербности была запущена на российскую землю сквозь благообразные книжные страницы. Ряды смутьянов пока были малы, но их число начинало незаметно расти. Ума и души читающих людей отравлялись ядом ложных измышлений о неполноценности собственной страны и «правильности» и «прогрессивности» ее геополитических противников.

И тогда начались, сначала потихоньку, а потом все сильнее, развиваться интеллигентские посиделки, кружки. Петрашевцы — именно под таким названием они войдут в историю России. Начиналось все весьма невинно. «Знание есть основа могущества человека», — писали петрашевцы в «Карманном словаре иностранных слов». Они собирались, размышляли и занимались самообразованием. Собрания у Михаила Васильевича Петрашевского стали регулярными, по пятницам. Других дел у весьма странного хозяина «вечеринок» не было. «Не находя ничего достойным своей привязанности — ни из женщин, ни из мужчин, я обрек себя на служение человечеству», — напишет Петрашевский. Он вообще терпеть не мог слабый пол и любил говорить, что большинство бранных слов в русском языке женского рода.

Начитавшись социалистов-утопистов типа Фурье, Петрашевский решил на свои деньга создать коммуну. Будучи дворянином и помещиком, он приказал своим крепостным переехать из их собственных лачуг в новое общественное здание, построенное на его средства. Крестьяне подчинились — барин приказал. Однако накануне ввода общественного дома в эксплуатацию его подожгли. Разумеется, никто никуда не переехал. Русским революционерам постоянно, просто хронически не везло с народом! Он постоянно не оправдывал их ожидания.