Книга От Заполярья до Венгрии. Записки двадцатичетырехлетнего подполковника 1941-1945 - Петр Боград

Эпизод этот, конечно, не столь значителен сам по себе, но симптоматичен. Оглядываясь назад, я признаюсь себе, как часто я оказывался в положении больного куриной слепотой. Что полезно, а что вредно? Ведь все зависит не от непосредственного восприятия, а от последствий того или иного поступка, часто весьма и весьма отдаленного. И вообще: непонятный нам рок – он добрый или злой все-таки? Правомерно ли оценивать то, что вне нашего разумения, привычными земными плюсами-минусами?

Подумал я о том, что скрыто от нас в повседневности завесами незнания, и вспомнил историю из жизни человека, который к небу ближе любого из нас. Имя его известно на земле всем – Моисей. Тот Моисей, которого считают автором Пятикнижия, ядра Ветхого Завета. В юности он встретил человека, известного более всего под именем Хизр. Человека-легенду, которого традиция многих народов относит к бессмертным, равным, к примеру, пророку Илье, вознесенного на небо живым.

Хизру Бог даровал вечную жизнь. Ходит он по земле, помогает людям в беде и открывает истину, которая чаще всего вне нашего разумения. Не всем, конечно, открывает… И Моисей, само собой, встретился с ним не случайно, и сразу понял, кто перед ним. И, склонившись перед носившим зеленые одежды праведником, попросил разрешения идти рядом, чтобы научиться человеческой мудрости. Хизр согласился, ибо наверняка знал миссию, возложенную на Моисея. Но предупредил, что не хватит у его юного спутника понимания и терпения, чтобы выполнить необходимое условие. А условие такое: не спрашивать Хизра о причинах его поступков и не порицать его. Естественно, Моисей не выполнил условия, не выдержал испытания по причине юношеской горячности и торопливости в суждениях.

Легенды упоминают о трех эпизодах из их совместного путешествия. Первый: Хизр, проходя по берегу рядом с поселком бедных рыбаков, продырявил одну из лодок. То есть, исходя из нашего понимания, совершил плохой поступок, даже вредительский, нанес серьезный урон рыбацкой семье. Второй: он лишает жизни встреченного близ одного из селений мальчика. Это уж совсем ни в какие ворота, не так ли? Третий: чинит ветхую стену одного из домов в селении, в котором их встретили весьма негостеприимно.

Всякий раз Моисей упрекает Хизра за совершенное и постоянно задает вопросы, нарушая изначальную договоренность. Хизр делает вид, что раздражен до предела, и прощается со спутником. Но перед расставанием объясняет смысл своего поведения, всю стоящую за ним мудрость, невидимую человеческим, ограниченным во времени и пространстве разумом. А оказалось так… Он спас рыбаков от более страшного исхода – от пленения вместе с лодкой царьком-тираном, который в те дни пиратствовал вблизи берегов. Он убил мальчика, которому предназначено было стать злодеем-преступником, и тем дал возможность родителям избежать неисчислимых горестей и бед. А вместо этого сына у них будет рожден другой, добродетельный. Что касается стены, то в ней хранился клад, спрятанный умершим уже отцом детей-сирот, живших в этом доме. Клад был предназначен именно им, и они найдут его, когда подрастут. Иначе ценности достались бы соседям – людям злым и неправедным. Такова история с Моисеем. А еще, говорят в преданиях, Хизр встречался с Александром Македонским, в жизни которого тоже немало загадок и тайн.

Да и не только поступок, но и каждое слово имеют несколько толкований-смыслов. Особенно ярко видно это на примере знаменитых притчей Иисуса. Желающему откроется не только буквальное значение его слов, но и тайный смысл.

Откройте Евангелие от Луки: «Может ли слепой водить слепого? Не оба ли упадут в яму?» Разве здесь говорится только о глазах как органе зрения? Не больше ли о невежестве, о непонимании, об отдаленности от истинного знания? Не потому ли сборище глупцов обычно называют вавилонским столпотворением?

Для солдата нет вопроса, в справедливой или несправедливой войне он участвует. Это уже много позже идеологи обволакивают прошлое ярлыками надуманной морали, чтобы затем обвинить или оправдать тех, кто на полях боев проливал кровь и отдавал свои жизни. Для солдата имеет значение только приказ, отданный тем, кто представляет для него волю родной земли.

Кому позволено судить тех, кто мерз в снегах Суоми, тех, кто остался там навсегда?

Снег финского Приполярья особенный – он и обжигающе холоден, и ослепляюще, по-летнему ярок одновременно. Для нас он тогда был яростен и враждебен; а для с рождения живущих среди него – родственно мягок и спасителен.

Батальон шел по красной карандашной стреле, видимой только на штабных картах, и не было альтернативы приказу: взять кусочек чужой земли или погибнуть. Погибнуть или взять! Невыполнение приказа исключает солдата из списка живых.

Перед боем на севере устанавливается загадочная тишина, каждый звук напрягает, зрение ищет скрытую опасность, красота природы проходит мимо восприятия. Солдаты России всегда умели воевать. Но и финны хорошо сражались на своей земле, на своем снегу. Ведь героями становятся по обе стороны фронта. А патриотизм, по сути, интернационален.

…Тот финский солдат в районе гидроэлектростанции Свирь-3 был героем. Оборона финнов проходила 500 метрами восточнее поселка Свирь-3, на нашем берегу. Там были обустроены несколько огневых точек. Особенно яро велся огонь из двухэтажного продолговатого каменного дома, окрашенного в желтый цвет. На всю жизнь запомнил я эти беспрерывные потоки пулеметного огня.

С военной точки зрения выбор огневой позиции был безупречен. Солдат тот был талантливым воином. По его, пусть во многом интуитивному, расчету советский батальон не должен был выполнить боевую задачу и весь полечь на искрящемся жарком снегу.

…Судьба капризна и переменчива, враги становятся друзьями, друзья – врагами. Первое воспринимается с радостью, второе – горько. Разве такое – не парадокс человеческого бытия, один из многих? Предугадать и то и другое у меня никогда не получалось. Как и в тот момент…

Напрягая мышцы и волю, мы пробивались сквозь снег, шаг за шагом сдвигая линию фронта на запад. Ожесточенного, изматывающего силы человеческого сопротивления не было, сопротивлялась природа. Перебежки, переползания, свист пуль, стоны и крики раненых – все как положено на войне. Но вдруг – пулеметный огонь, длинными очередями, и – неизвестно откуда. Достаточно одного пулеметчика, чтобы остановить рвущуюся вперед роту, если этот пулеметчик умеет выбрать огневую позицию и знает свое оружие. Нам «повезло», именно такой и появился перед нами.

Атака моего батальона захлебывалась… Я в бессилии оглядывал поле боя, пытаясь принять правильное решение. А солдаты зарывались в снег, понимая, что вперед двигаться стало невозможно, а назад – нельзя. Пулеметчик нащупывал цели, появились тяжело раненные и убитые, число их росло. Наконец я определил его местонахождение: второй этаж окрашенного в желтый цвет здания, среди тех самых строений, которыми мы должны овладеть.

Обычным стрелковым оружием с дальней дистанции пулеметчика взять было невозможно. Я попытался представить его себе: возраст, одежду, настроение, мысли… Отношение к нему в тот момент было двойственным: «Гад, сволочь, как же до тебя добраться?! Дай только придумать, и я тебя своими руками…» И тут же: «А ведь молодец! Как отлично устроился: один против целого батальона, и держится, не трусит. Патронов, видно, достаточно, готов всех нас зарыть в свою землю».