Книга Жду, надеюсь, люблю… - Ирина Лобановская

— Вам так нравился бокс? — спросила Марина.

Как большинство женщин, она считала бокс грубым, страшным и бездарным мордобитием.

— А вам, конечно, нет. — Павел понятливо кивнул. — Я вам скажу: для меня бокс стал обычной проверкой характера. Она бывает у каждого. Вот любой спрашивает себя: а что ты можешь, на что способен? И проверяет себя. Ну хоть пытается проверить. Кто где, кто в чем. Я вот — в боксе. Окончил Суворовское, служил в армии: Тихоокеанский флот, морская пехота, остров Русский и Куба… Там провел восемь месяцев, и там же меня первый раз ранили. В общем и целом в меня даже не попали, — прострелили ветку над головой, а эта ветка слишком сильно ударила. Потом была учеба в Высшей школе КГБ. Ну, гений может ее окончить, наверное, и за три дня, а обычные люди учатся там всю жизнь. Сами посудите: новые разработки появляются все время. Всю правду говорю, какая она есть.

Марина прищурилась. Как того требовала установленная мода прошлых лет, в семье Бычковых ненавидели КГБ, а отец периодически начинал утверждать, что гэбэшники давно поставили ему жучок на телефон. Правда, как и все остальные, ни среди своих знакомых, ни даже среди знакомых своих знакомых отец не знал ни одного человека, которого хоть бы раз в этот самый КГБ вызвали. Но продолжал упорствовать в своей ненависти.

— И чему же вас там обучали?

— Трудно сказать, чему там не обучают. Я владею всеми видами оружия, умею готовить… А кулинарить нас учила личный повар Брежнева, которая тогда осталась не у дел. Я прекрасно вожу машину, знаю математику, физику, химию, компьютер, понимаю английский, немецкий, испанский… В принципе изучил шестнадцать языков. А в интернате говорили, что у меня память плохая… Могу объясняться с помощью жестов, притворившись глухонемым, умею лечить руками, снять приворот… В общем и целом. Верите, нет?

Марина пожала плечами. Этот странный круглоголовый парень, типа Павел, говорил на редкость убедительно.

— Я — диверсант-террорист. У меня на счету более трехсот восьмидесяти выбросов. Оценили? Всю правду говорю… Побывал во всех странах Африки, изъездил всю Северную Америку, а вот в Европе не был, только в Лондоне да в Париже проездом. Три ордена получил. Вроде горжусь, но кому все это нужно? В общем и целом… Иногда думаешь, что прожил жизнь зря… Мне бы мать хоть раз увидеть…

Марина зябко поежилась, сжавшись под пушистым платком. Мать… Марина о ней редко вспоминала. Почему они были так далеки друг от друга?… А теперь уже ничего не вернуть…

— Выбрасывали нас с самолетов, часто — с пассажирских, — рассказывал Павел. — Лежишь на полу, ждешь команды, холодно… Раз — и пошел! Задания простые, я вам скажу, — в основном устранить, убрать кого-нибудь. Незаметно, молниеносно… И наших, и иностранцев убирали. Устраивали человеку сердечный приступ. Ну, или что-то в этом роде. Всю правду говорю. По времени эти выбросы невелики — самый большой у меня длился два месяца. Длительность операции — пять минут, а в среднем диверсант должен вернуться к исходной точке, к условленному месту встречи через три — семь дней после выброса. Позже — выбирайся сам с чужой земли как знаешь, чтобы по дороге не засекли… Тебя уже здесь никто из своих не ждет. Ты опоздал, браток!

Все мы постоянно куда-то опаздываем, грустно подумала Марина. Почему так получается?…

— Но бывали задания и на нашей территории. Как-то пришлось одного нашего мужика вызволять: по пьяному делу прострелил колесо у соседской машины, вкачали три года за хулиганство. А знал он много — боялись, начнет языком молоть. Ну и послали меня его вытащить… Нелегко ему побег было устроить — он в «красную» зону попал. Ну, это вам известно: в «черной» — администрация сама по себе, а у воров — своя организация. Зато в «красной» администрация все в своих руках держит, оттуда сбежать тяжелее. Ничего, я задание выполнил… Да, я вам скажу, такая уж у меня работа — защищать родину, но в некоторых случаях — приходится защищать ее от себя самой.

Марина пристально рассматривала круглоголового парня. А ведь он опасен и страшен… Откуда и зачем он свалился на ее несчастную долю?!

— Тренируются спецназовцы тоже постоянно. Школ у нас немало: под Москвой, под Петербургом… А потом я прошел через Чечню, воевал там восемнадцать месяцев. Вот видите, теперь на протезах, с тяжелой травмой позвоночника и черепно-мозговой. Был командиром саперной роты, а один раз просто ошибся: взрывал обнаруженный склад боеприпасов и почему-то не успел отбежать достаточно далеко от места взрыва. Сумел только натянуть на лицо каску, а земля рыхлая, воздух пропускала. Пролежал засыпанный на длину двух штыков около полутора суток. Ребята откопали и отправили с переломанными ногами в госпиталь. Там встретил хорошую женщину — снайпера из Подмосковья, мастера спорта по стрельбе. Теперь часто ко мне приезжает…

Марина тихо вздохнула. Женщина? Ни разу не видела. Или эти ребята умеют так ловко и таинственно обделывать буквально все свои дела, даже амурные? Специалисты высшего класса…

— Хожу я тут иногда шумно. — Павел даже немного смутился. — Мешаю всем. В общем и целом…

— Здесь? — вновь удивилась Марина. — Да кому вы можете мешать на своем участке? А почему бы вам не жениться на этой хорошей девушке? Она ведь явно вас любит…

Марина не договорила. Неловко лишний раз упоминать о протезах. Но Павел все отлично понял сам.

— Ну, это только потому, что без ног? Любит, жалеет… Да нет, речи о семье нет. Сами посудите, ну какая может быть семья у человека без имени и фамилии и готового к смерти каждый день? Да еще у безногого… Я тут недавно на поселковую автостоянку дежурить устроился. Мне сутками работать несложно, я все равно почти не сплю — очень боюсь снов. Ох, Марина Евгеньевна, как я их боюсь! Верите, нет? Если бы вы только представляли себе! Ну, иногда задремлю на час-полтора в сутки… И сразу снится война, взрывы, кровь… Чего я там только не навидался! А вообще, как ни странно, я вам скажу, эта жизнь не по мне: я всегда хотел быть военным или милиционером. Если бы не протезы, бросил бы все — и снова туда!.. Где стреляют…

Марина изумилась по-настоящему:

— Вы серьезно?!

— Абсолютно. Всю правду говорю, какая она есть. В общем и целом. Я вернулся и быстро, через несколько месяцев, на гражданке загрустил. Вроде, кажется что-то не так. Я в мирной Москве, хожу в клубы, с ребятами своими вижусь, война позади, что же не так?! А потом сообразил: потому-то и тоскую, что вижусь с парнями здесь, а не там! И думаю о том, как в Чечне был, и часто по ней скучаю, как полный идиот.

Марина откинула платок от лица.

— Не понимаю… Как это так? С вами в Москве что-то случилось?!

Павел положил себе второй кусок торта.

— Да ничего! Вы просто никогда не воевали. Люблю сладкое… Вот я сейчас вижу вокруг себя обычных городских мажоров, никогда не нюхавших пороха. У них — капризных, избалованных — все интересы сводятся к девкам, выпивке и закуске. А там, на передовой, — настоящие мужики, сильные и отчаянные. Пахнут потом и кровью. Знаете, с тех пор, после войны, ни музеи, ни всякие архитектурные памятники меня уже больше не колышат. Для меня они стали не достопримечательностями, а стратегическими объектами, которые я видел глазами военного. И мне требовалось быстро решить — следует ли их немедленно взорвать или пока оставить в покое. Жизнь для меня превратилась в постоянную войну, где боевые действия не прекращались ни на минуту. В общем и целом.