Книга Предсказание счастья - Камилла Хенкинс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она досадливо прикусила губу. Положительно, он все время вертится у нее на языке.
Шурша юбками, сверкая и блистая, Дженнифер О'Хара спустилась в кухню — проверить, как там ужин. Клейри встретила ее восхищенным цоканьем языка, аханьем и пылкой тирадой на смеси испанского и английского, из которой следовало, что таких красавиц на земле не найти, а уж особенно приятно то, что означенная красавица знает толк в настоящей еде! И уж конечно означенная красавица не станет нос воротить от седла барашка, фуа-гра на листьях салата и арабского рассыпчатого печенья с апельсиновым мармеладом, потому что есть на земле очень глупые женщины, ошибочно полагающие, что мужчинам нравится обнимать вешалку с торчащими ребрами…
В этот момент в кухню неслышно проскользнула маленькая черноволосая женщина с немного печальным и испуганным личиком, довольно миловидным. Дженни догадалась, что это и есть Марисоль.
— Привет. Я Дженни О'Хара. Будем знакомы.
— Я… Марисоль. Здравствуйте. Клейри мне о вас уже рассказала… Вы и впрямь настоящая красавица. У вас такое шикарное платье!
— Мне его сшили по моему собственному эскизу. Шить я не очень умею, хотя бабушка меня учила.
— А я тоже шью. Конечно, не такие роскошные наряды, но все-таки… Вы смогли бы их носить. Вы такая высокая… величественная, словно настоящая королева!
— Не смущайте меня, Марисоль. И что это за платья?
— Я сама крашу ткань, а потом придумываю… Мне нравится придумывать. Жизнь часто бывает скучной, злой, серой, а я шью свои платья для радости. Они яркие и развевающиеся. Вам пойдет…
— Я буду очень рада примерить, раз вы этого хотите. Теперь я вас оставляю, потому что сеньор Дон наверняка уже злится. Мы договорились пропустить по бокалу пива перед ужином.
Сеньор Дон не злился. Сеньор Дон задумчиво стоял перед портретом своей матери и думал о чем-то своем.
Он тоже переоделся, и сердце Дженни гулко ухнуло куда-то вниз при виде этих широких плеч, обтянутых кремовым шелком рубашки. Темные брюки, легкие кожаные туфли на ногах, безукоризненный пробор в черных волосах… Дон Фергюсон был одним из самых привлекательных мужчин, которых приходилось видеть в своей жизни Дженни О'Хара.
Он обернулся на звук ее шагов, и девушка испытала нечто вроде легкого приступа паники при виде того, как серьезно и внимательно ее рассматривают эти синие глаза. Потом Дон тихо произнес:
— Не могу понять… Вы едва появляетесь в доме — и вот уже в вас влюблены моя мачеха, Гвенни, Клейри… Это у вас врожденное, или результат тренировок?
Она рассмеялась и шагнула вперед.
— Подарок фей. Я же ирландка. Ну, суровый босс, как вам мой наряд? Мои ставки растут?
— Да, определенно. Должен признать, что наряд великолепен, хотя…
— Что еще?!
— С трудом представляю себе Хорошую Девочку в таком виде. Скорее, Кармен. Эсмеральда. Но их трудно назвать Хорошими Девочками.
— Мистер Фергюсон…
— Дон. Просто Дон. Мы же договорились.
— Хорошо, Дон. Так вот, я начинаю и в самом деле волноваться за вас. Вы, случайно, не из тех, кто был бы счастлив нарядить всех женщин мира в дерюжку, отороченную очесами льняной пакли? Такое ощущение, что вы все время чего-то опасаетесь…
Она старалась, чтобы ее голос звучал беззаботно, но с удивлением понимала, что это как-то плохо получается. Ноги дрожали. Руки немного судорожно перебирали пышную оборку юбки. Видимо, вот это и называется — «он произвел на меня убийственное впечатление».
— Просто не привык. Такие женщины в сельве не водятся. Вы уже познакомились с Эсамар, Гвенни, Клейри…
— И с Марисоль тоже. Вы ей здорово помогли, насколько я знаю. Это замечательно.
— Это совершенно естественно, а не замечательно. Бедная девочка испытала столько, сколько не выпадет и на целую жизнь. Вы ведь знаете, у нее есть ребенок…
— Это хорошо. У нее есть тот, кого она очень любит.
— Вы так считаете?
— А вы что, принадлежите к ярым сторонникам законных браков? Право женщины быть матерью священно. Не вина Марисоль, что отец ее ребенка оказался сволочью… Ох, я опять выражаюсь слишком сильно!
Дон не сдержал улыбки.
— Должен признать, у вас здорово получается. Ярко, образно и к месту. А что до законных браков… Я их уважаю, скажем так. Считаю, что брак — это обязательство, приняв которое, нельзя уклоняться от его исполнения. И это совсем не означает, что нужен штамп в паспорте или обряд в церкви. Это — глубже. В сердце. В душе.
В синих глазах промелькнула тень боли, тень ярости, и Дженни в смятении опустила голову. Она поняла, о чем он сейчас вспомнил. Хьюго Форсайт, муж Бланки Арьеда… И она, Дженни, в роли развратной разлучницы.
Она торопливо перевела взгляд на портрет Исабель.
— Ваша мама была очень красивой.
— И это говорит женщина, похожая на Венеру?
Сердце Дженни выдало барабанную дробь.
— Вы действительно так считаете?
Странно, но ответ Дона прозвучал почти зло.
— Господи, да вы же прекрасно знаете, что вы красавица!
— Странно, по вашему голосу можно предположить, что вы меня за это ненавидите.
— Нет, но меня это беспокоит.
— Почему?!
— Потому что мне кажется, вы используете это против меня.
— Слушайте, босс, тут уж одним психоаналитиком не обойтись! Тут к психиатру пора. Вам еще не чудятся фашисты, подкрадывающиеся к вам из-за кустов?
— Но вы ведь пытаетесь на меня воздействовать, скажите честно?
— Я вам сейчас как дам… Нет, честное слово, это просто ненормальный какой-то!
Неожиданно он шагнул к ней и взял за руку.
— А кто в вашем понимании нормален, Дженни?
Пауза повисла в воздухе, тяжелая, томительная, чувственная… Синие глаза завораживали, тяжесть руки ошеломляла. Никогда еще Дженни не испытывала такого яростного желания броситься в объятия мужчины.
Секунду спустя морок прошел. Дон отпустил ее руку и совершенно спокойно произнес:
— Простите меня. Я немного забыл о хороших манерах. Вы не просто моя гостья, вы находитесь под моим кровом. Так меня учила мама…
Дженни перевела дух.
— Вы хорошо ее помните?
— Честно говоря, лучше я помню отца — в те годы, когда мама была жива. Он был совсем другим.
— Что ж, тогда вы должны лучше его понимать. Он очень страдал, потеряв свою молодую жену.
— Да.
— Вы тоже страдали, Дон…
— Я смог это пережить. Я был еще маленьким.
— Неважно. Кроме того, страдала и Эсамар.