Книга Красное платье - Алла Осипова

Я тяжело вздохнула.

— Я компенсирую тебе потерю, — неправильно истолковал мой вздох Рон.

— Нет! Мне ничего не надо, пожалуйста. Просто проводи до метро, а завтра я пойду с тобой на вернисаж, — просила я.

— Ты даже не представляешь, как мне тяжело ездить в вашем метро, — признался Рон.

— Почему это? — обиделась я. — Наш прекрасный метрополитен им. В.И. Ленина всегда нравился гостям столицы.

— У вас в метро ездит такое количество красивых женщин, что можно сойти с ума. Я пока доеду до нужной станции, уже сам не свой, как голодный мальчик перед витриной кондитерского магазина, — усмехнулся Рон.

И вдруг я почувствовала что-то похожее на ревность… Вот это да… Странно, кто он мне, этот Рон? Я приревновала его к красивым москвичкам? Но ведь я люблю только Хорхе…

— Но ты самая красивая, — как будто услышал Рон мои мысли, — и мне теперь не так трудно будет ехать, ведь самая красивая девушка Москвы едет рядом со мной. Еще и спасла меня во время романтического путешествия со сдачей бутылок. И еще: у вас никто в метро не ест, а у нас все в метро постоянно что-то жуют. На это не всегда приятно смотреть. Надеюсь, что у вас не войдет в привычку жевать в метро.

Мы нырнули в подземку. Ехать пришлось совсем недолго. Рон обращал мое внимание на те детали, на которые я давно внимания не обращала. Я смотрела на мир его глазами и удивлялась. Мы привыкли, а какой прекрасный и чистый дворец под землей посещаем каждый день! Это же просто произведение искусства и инженерного таланта! Сколько труда вложено в его строительство! Мы принимаем все как должное, а ведь это метро — настоящее чудо. В метро Рон вел себя прилично — никуда не пялился, смотрел только на меня. Просто умница.

Доехали до нужной остановки, вышли на улицу. Дохнуло легкой морозной свежестью. Падал мелкий пушистый снежок, и было так красиво, что сжималось сердце. Все-таки наш город хорош, особенно когда снежок маскирует его своей чистотой. Мы шли молча вдоль трамвайных путей, улыбались друг другу. Навстречу попались две школьницы лет десяти, они с наслаждением ели мороженое в стаканчиках и смеялись.

— Да, ну и традиции у вас. Никак не могу привыкнуть. Зимой есть мороженое на улице. — Рон поежился и инстинктивно поправил свой ярко-красный шарф, намотанный на шею.

— Могу тебе еще и моржей показать для большего впечатления, — гордо сказала я.

— Ты приглашаешь меня в зоопарк? — удивился Рон. — Пойдем, прямо сейчас!

— Нет, так называют у нас людей, которые окунаются в прорубь зимой. Жаль, крещенские праздники уже прошли, это наиболее эффектное зрелище. И никто после этого не болеет.

— Не может быть! — воскликнул Рон.

— Очень даже может. В Крещение вся вода становится особенной, у нее меняется структура, мой папа это изучал и рассказывал.

— Познакомишь меня с ним?

— Нет, он умер. Совсем недавно. — Я тяжело вздохнула. Я до сих пор не верила в то, что это произошло.

— Извини. Мне рассказали, что у тебя пропал муж и болеют родители… Про папу я не знал. Знаешь, я в прошлом году похоронил маму и очень хорошо понимаю, что ты испытываешь. — Рон развернул меня к себе, и мы обнялись. Мы поняли боль друг друга. — Во всем мире люди чувствуют одно и то же, когда теряют близких людей. Эта душевная боль одинакова, — констатировал Рон.

Дошли до моего дома.

— До свидания, Лиза. Повтори, пожалуйста, твой номер телефона и номер квартиры.

Мы попрощались до завтра. Завтра договорились идти на вернисаж, в Измайлово.

…Я вошла в квартиру и учуяла запах жареного лука. Мама успела что-то приготовить. С ней произошла фантастическая вещь: ее болезнь с рождением Богдана словно отступила. Она чувствовала себя лучше, чем год назад, несмотря на безумную нагрузку, бессонные ночи и бесконечную усталость. Мама понимала, что все держится на ней. Если вдруг она свалится или заболеет, наша маленькая семейка просто загнется, я не смогу работать, и мы погибнем от голода. Моя мама — настоящий герой. Она уже начала потихонечку петь Богдану песенки на английском языке, наверное, он вырастет билингвой. Мамочка… Кормит меня горячим супчиком, а я с упоением повествую о нашем приключении в пункте приема стеклотары. Мама и бабушка настороженно качают головами.

— Будь осторожна, ты ведешь себя неразумно! А вдруг бы эта тетка причинила вред тебе и ему, что тогда? Не надо, не надо подвергать риску такого хорошего человека! — укоряла меня мама.

— А с чего ты взяла, что он хороший? — поинтересовалась я ехидно.

— Он тебе помогает, не отказывайся от помощи. Она действительно нам нужна, пусть поможет. Твоему ребенку много что нужно. Не раздувай свою гордыню, — добавила мама решительно.

— А если приедет Хорхе, что я ему скажу? Что мне давал деньги какой-то американец неизвестно за что?

— Известно за что. За переводы. Не понимаю, чего ты миндальничаешь! Вот видишь, как тебе понадобился английский язык! Вот что твоя мать тебе всегда говорила. Английский язык — это хлеб! А ты все носилась со своим испанским, с шитьем…

— А я все равно буду шить! И все равно стану модельером! — упрямо подытожила я.

Зазвонил телефон. Оказалось, что это Терлецкий. Я сразу хотела бросить трубку, но он жалобно заголосил:

— Лиза, Лизочек, меня изгрызла совесть!

— Ты, кажется, говорил обо мне гадости… Зачем?

— Прости, бес попутал, видишь, извиняюсь, чем могу искупить вину? Все сделаю, в лепешку разобьюсь, чтобы искупить свою вину. Можно я приеду? — замяукал он в трубку.

— Куда?! — в ужасе закричала я.

— К твоему дому. Я не буду заходить, просто спустись, я кое-что тебе подарю. Очень хорошее.

Меньше всего на свете мне хотелось видеть Терлецкого, но лучше уж отделаться от этого зануды, раз у него взыграло раскаяние.

Терлецкий привез в подарок картину Пиросмани. Я охнула, когда ее увидела. На ней был изображен довольный грузин с кувшином вина в руке и огромным количеством ярких красивых фруктов. На меня сразу пахнуло жаром лета, ароматами груш, винограда и слив.

— Мат лов, — поблагодарила я рассеянно Терлецкого.

— И вам не хворать, — радостно сказал Женя. — Хочешь, я научу тебя рисовать?

Я кивнула.

— Я хочу стать модельером. Мне нужно хорошо рисовать, — подтвердила я.

— Семен Семеныч! Да созвонюсь я с моей приятельницей Майкой в институте легкой промышленности, будешь учиться как из пушки. Простила меня? Мур-мяу, я же хороший. Я же не знал, что ты хорошая. Думал — шалава ко мне пришла очередная. А ты девочка из хорошей семьи. Прости негодяя.

Я кивнула — и мы попрощались. Друзьями. Мама долго охала и ахала, глядя на картину.

— Вот видишь, началась, началась светлая полоса! Девочка моя, у нас все теперь пойдет на лад.