Книга Неприступная красавица - Диана Фарр

Как же это было утомительно — постоянно находиться под наблюдением! Однако Синтия понимала причину беспокойства матери. Влюбиться означало бы для Синтии катастрофу. Вся семья сплотилась в молчаливом заговоре, только бы предотвратить это неминуемое бедствие. Пока что им это удавалось… Насколько им было известно. Синтию, естественно, раздражали постоянные попытки матери прослеживать ее отношения с любым молодым человеком, с которым она знакомилась, но по крайней мере эти попытки были очевидны. От внимания Синтии не ускользали маленькие уловки и хитрости матери, и поэтому ей удавалось их худо-бедно, но обходить.

Когда-то она чувствовала себя виноватой, когда чуть ли не каждый день обманывала мать, правда, по мелочам, мороча ей голову. Больше этого не будет. С годами борьба за сохранение в неприкосновенности своей личной жизни стала принимать угрожающие размеры. Желание самой решать свою судьбу стало превалировать над правом матери знать о ней все. А в данных обстоятельствах, когда ей приходится скрывать слишком много, она будет отчаянно бороться с постоянным вмешательством матери в ее дела. Могут же у девушки быть свои секреты.

Расслабляющее действие горячей ванны только увеличило ее усталость. Она высушила у огня волосы, заползла под одеяло и уснула. Спустя несколько часов она проснулась: леди Баллимер трясла ее за плечо.

— Синтия, любовь моя, ты не заболела? Уже поздно.

Пора одеваться к обеду.

— Уже так поздно? Нет, мама, я не заболела.

Синтия спустила ноги с кровати и зевнула.

Леди Баллимер поглядела на дочь с беспокойством.

— Надеюсь, ты не простудилась. Это так на тебя не похоже — проспать почти целый день.

— Я плохо спала прошлой ночью, — непроизвольно вырвалось у Синтии, которая еще не проснулась окончательно. Она тут же пожалела о сказанном.

— Почему? — насторожилась леди Баллимер.

— Не знаю. — Это было почти ложью, и Синтия пожалела о том, что соврала. Поэтому она поправилась:

— Это не имеет значения. — Но Синтия боялась взглянуть матери в глаза. Она встала и направилась к гардеробу. — Что мне надеть сегодня: желтое платье из крепа или шелковое синее?

Наряды всегда были у леди Баллимер на первом плане.

Ее основным занятием было следить, как одета ее дочь. Надежды Синтии оправдались: мысли матери сразу же заработали в привычном направлении.

— Ты была в синем в прошлую среду.

— Я не имею в виду темно-синее. Я говорю о новом платье. — Она вынула платье из коробки, в котором его доставили от портного. Папиросная бумага шурша упала на пол. Бледно-голубые складки шелка заструились у нее между пальцами. — Я еще ни разу его не надевала.

— Нет, нет, моя дорогая. Это блестящий шелк, и он не подходит для обычного семейного обеда даже в Оулдем-Парке. Это платье мы прибережем для особого случая. Давай я его сверну, а то оно помнется. — Леди Баллимер выхватила платье из рук Синтии и начала ловко складывать его, не скрывая озабоченности. — Ты должна относиться к своим платьям бережно. Ты же знаешь, в каких стесненных обстоятельствах мы находимся. Наши средства весьма ограниченны.

Синтии это было слишком хорошо известно.

Равно как не прошел мимо ее ушей жалобный тон матери. Все обвиняли в том, что средства семьи ограниченны, именно Синтию, хотя она ничего не сделала такого, чтобы их ограничить. Ее считали ответственной за то, что она их не пополняет. Тот факт, что ее помолвка с сэром Джеймсом Файли принесла семье три года назад десять тысяч фунтов, не удовлетворил ее родителей. Наоборот, у них разыгрался аппетит и появилось желание получить еще. И никто, кроме Синтии, не видел ничего дурного в том, чтобы укорять ее в стесненных обстоятельствах семьи. Правда, все соглашались, что это по вине лорда Баллимера — большого любителя лошадей и разгульной жизни — семья оказалась в долгах.

Но поскольку считалось, что Синтия может исправить положение, если захочет, недовольство семьи было направлено именно против нее.

Однако в последнее время Синтия начала понемногу сама возмущаться своей семьей. Это ее настолько беспокоило и тревожило, что она боялась в этом признаться даже себе самой. Тем не менее негодование росло с каждым днем.

Подчиняясь, как обычно, авторитету матери, Синтия надела розовое с перламутровым отливом платье, которое выбрала леди Баллимер. Но в душе она уже ощутила крошечные признаки недовольства. Она, конечно, как всегда, промолчала. Но как же ей хотелось надеть платье из блестящего голубого шелка!

Ей было необходимо почувствовать себя сегодня Снежной королевой. Хотя бы внешне она должна была выглядеть холодной. А в этом платье она была похожа на розовый леденец, хотя оно очень ей шло, делая ее еще более привлекательной. Розовый шелк выгодно оттенял цвет ее лица, а платье облегало все соблазнительные изгибы ее тела. В розовом она выглядела цветущей, обаятельной и доступной. А сегодня ей надо было казаться — да и быть — отчужденной и неприступной, как зимняя луна.

* * *

Гостиная в Оулдем-Парке была величественной и тем не менее очень уютной. Эффект уюта достигался с помощью расположенного у одной стены гостиной камина, в котором потрескивали дрова, и умелой расстановки мебели, несколько скрадывавшей огромные размеры комнаты. Когда Дерек вошел в гостиную, лакей как раз заканчивал зажигать свечи в люстре, освещавшей центральную часть зала, где обычно располагались гости. Герцог и герцогиня сидели у камина, но при появлении Дерека вежливо встали.

— Мистер Уиттакер, как это замечательно снова видеть вас, — пробормотала герцогиня, протягивая ему руку для поцелуя. — Добро пожаловать в Оулдем-Парк.

Дерек склонился над рукой герцогини и, выразив признательность за разрешение приехать, чтобы составить компанию своей сестре, повернулся и поклонился герцогу. Официальные манеры герцога и герцогини могли бы создать впечатление приверженности холодному светскому этикету, однако Дерек знал, что их гостеприимство искренне. Родители Малкома очень любили своих детей и ради Малкома и Натали были готовы распространить свои теплые чувства и на Дерека.

Герцог предложил Дереку сесть. Дерек опустился на диван рядом с герцогиней, и та спросила его с улыбкой:

— Как вы нашли свою сестру, мистер Уиттакер?

— По-моему, она в добром здравии, ваша светлость. — Он едва заметно подмигнул. — Хотя мне кажется, что сама она этого не понимает.

Герцог одобрительно кивнул:

— Я тоже так думаю. Ей совершенно не о чем беспокоиться. Она так и светится здоровьем.

Однако герцогиня печально вздохнула:

— Бедная девочка. По-моему, она выглядит измученной.

Новы, мужчины, ничего не знаете о том, как страдают женщины.

— А мы и не хотим знать, — согласился Дерек. — Мне рассказывали, что ребенок так сильно толкается в утробе матери, что будит даже Малкома.