Книга Нежный убийца - Марина Серова

С самого начала этой тирады я держала ушки на макушке, а сердце мое забилось чуть чаще, чем следовало. Оказывается, Марина Ветрова была богатой наследницей! Я все время искала мотив — и не находила. Но разве можно придумать мотив более крепкий, чем наследство?! Что, если тут и зарыта собака?..

Слава богу, Анна Ивановна недолго испытывала мое любопытство. Она лишь перевела дух и продолжала:

— Вот Алешка и прискакал уговаривать сестру не продавать клинику. Он-де сам поедет в Израиль, будет дядюшкиным хозяйством заправлять, а Марине с детьми присылать проценты с капитала. Пристал к ней, чтоб изменила завещание в его пользу, если у него тоже родится дочка. Потому и жениться поспешил: почуял, что деньгами запахло! Теперь будут там плодиться на всем готовеньком, пока не родят дочь, дармоеды…

— Так что же — значит, Марина Алексеевна согласилась переделать завещание? — Я испытала нечто вроде разочарования.

— А то! Это ты Мариночку не знала, милая. Ангельская душа была, святая… Царство ей небесное! Ее и уговаривать-то не пришлось. Неужто она для любезного братца не расстарается?! Для пустобреха этого, господи, прости… Все по его задумке сделала, сердешная. На радость его лахудре белобрысой, язви ее в душу… Жаловаться на меня — ишь что удумала!

Я не верила своим «ушкам на макушке»!

— Это вы про невесту Алексея?!

— А то про кого ж! Про нее, змеюку.

— Она на вас жаловалась? Да за что же, Анна Ивановна?!

— А что я Мариночке это самое воронежское письмо вручила, про которое вы спрашивали. Вроде я неправильно сделала! Вроде оно не Марине было адресовано! Кому ж мне его отдавать-то было, как не ей?! Так нет: на почту прибежала, к начальнице, орала тут… Чтоб мне, значит, выговор дали. Мол, из-за этого письма Мариночке стало хуже. А я-то тут при чем — святые угодники? За что мне выговор?! За то, что сорок лет верой и правдой… За то, что я Марину так любила…

Концы ситцевого платочка снова пошли в вход. Нам с Гошкой пришлось всеми способами заглаживать обиду, незаслуженно нанесенную добрейшей Анне Ивановне. Однако это не почтальонша, а просто самородок! Если бы все наши добропорядочные граждане были похожи на нее, то у частных сыщиков была бы не жизнь, а малина!

— Она меня и к Марине перестала пускать. Раньше-то мы с Мариночкой частенько чаевничали по-соседски… А тут Саша погиб, и сама Мариночка разболелась — видно, горя не перенесла. Словом, все наперекосяк пошло. Так эта фифа Алешкина мигом весь дом к рукам прибрала! Ну ничего… — Глаза женщины просохли, в них появились мстительные искорки. — Алешке так и надо! Вы думаете, этой стерве он сам нужен? Как бы не так: тоже мне, прынц какой… Денежки ей нужны, наследство богатое, заграничное. Попомните мое слово, ребятки: скрутит она Алешку в бараний рог! Наплачется он с ней горючими слезами, наплачется! Отольются ему, баламуту, Маринины слезки…

— Анна Иванна, пора раскладывать корреспонденцию!

Это наконец-то подала голос забытая нами замначальница. Особой приветливости я в нем теперь не услышала: наверное, любительница романов не могла простить Гошке, что он перестал нуждаться в ее услугах.

Пожилая письмоносица сразу засуетилась и поспешила к двери с табличкой «Служебный ход». А мы — на улицу.

— Ну, что скажешь, коллега?

— Слушай, Тат! Что-то не нравится мне этот Алексей. А вдруг он и в самом деле замешан, а? На карту поставлено целое состояние, а тут лишние наследники под ногами путаются… Верно говорю?

— Неверно. Ты информацию-то собирай, а с выводами не торопись, — назидательным тоном шефа изрекла я. — Что мы с тобой узнали? Что имеется наследство богатого израильского дядюшки — это во-первых. И что почтальон Анна Иванна не очень жалует будущую молодую чету Михайловских — это во-вторых. Однако, что касается первого пункта, то, если верить той же Анне Иванне — а мы с тобой, разумеется, это проверим, — Алексею удалось утрясти все вопросы наследства с Мариной еще при ее жизни и к полному его удовольствию. Тогда зачем ему убивать сестру? Второй же момент мы с тобой пока можем рассматривать как исключительно субъективное мнение нашей добрейшей Анны Иванны. Согласись, у бабули есть причины не любить и «баламута», и его «фифу». А у нас с тобой таких причин пока нет. Согласен?

— Согласен, шеф…

Мы вооружились двумя бутылочками холодной кока-колы в ближайшем киоске и медленно брели по теневой стороне улицы.

— Так что не стоит под влиянием случайной информации легко отказываться от ранее принятой версии. Шерше ля фам, не забывай: мы с тобой ищем женщину. Ту самую, которая инкогнито была с Сашей в Пятигорске. И еще — парня с улицы Хользунова, с фамилией на букву «ху». С него и начнем, пожалуй: Воронеж все-таки ближе, чем Пятигорск. Ху из «ху»?..

— Ура! Значит, едем в Центральный Черноземный округ, шеф?

— Идем, коллега. Пока — только на пляж. У нас с тобой еще уйма времени до обеда.

Глава 6

На меня не так уж легко произвести впечатление, но должна признать, что Ветровым это удалось. Вернее, их дому.

Гошка привел меня на тихую зеленую улицу, к миниатюрному одноэтажному особнячку из серого камня, с колоннами и богатой лепниной, построенному явно не в последние десятилетия. При виде этого произведения архитектурного искусства в моем сознании возникло почему-то словечко «ампир». Хотя я вовсе не уверена, что не путаю с барокко или чем-нибудь еще… Но то, что это не был «новорусский модерн», — однозначно!

Мне приходилось бывать в жилищах гораздо «круче» этого: в квартирах и коттеджах, на дачах, виллах и ранчо, даже во дворцах, унитазы были где разве что не из золота… Но впервые я видела дом, от которого веяло таким неподдельным, естественным аристократизмом, такой крепкой исторической традицией, бытом и духом настоящих «старых русских».

От улицы этот удивительный дом отделял широкий палисадник, засаженный кустами шиповника и жасмина, и ажурная литая ограда, не уступающая знаменитым решеткам Летнего сада, в который юного Онегина водил гулять «Мосье l'Abbe? француз убогой». Через калитку в этой ограде мы проникли беспрепятственно, а вот у парадного крыльца пришлось позвонить. Открыла нам Ангелина в длинном черном сарафане, с гладко причесанными черными волосами. Словно сама печаль… Огромные синие тени лежали под ее огромными серыми глазами. Удивляюсь, как она вообще их еще не выплакала.

Мы с Гошей поздоровались. Она едва шевельнула губами, но я ничего не услышала. Гошка тоже раскрыл рот: хотел еще что-то сказать, но не сказал. Да и что тут скажешь? Мы молча прошли за молчаливой девушкой куда-то в глубь дома.

В просторной столовой шторы были опущены, и я после яркого солнца на улице не сразу заметила Виктора Петровича — только когда он поднялся нам навстречу и произнес слова приветствия.

Мы сели напротив Ветрова за массивный обеденный стол из полированного дуба. Бросив беглый взгляд по сторонам, я убедилась, что это далеко не единственный антикварный предмет в комнате. Ого! Да тут каждая этажерочка тянет на тысячи деноминированных… Правда, когда предки Михайловских покупали всю эту мебель в прошлом веке, они и не подозревали, что она будет называться «антиквариатом». Просто покупали то, что было добротно, удобно и красиво.