Книга Шоу для завистницы - Лариса Кондрашова

— Буду ждать, — кратко отзывается он.

Из ресторана я отправляюсь к Катерине в ателье, где она скорее всего и была во время визита туда Вениамина. Наказала своим сотрудникам никого из мужчин к ней не пускать. Или описала внешность Самойлова, для которого ее в городе нет. Ни в каком случае. На меня такие ограничения не распространяются, потому я сразу прохожу к ней в кабинет.

Катя моему приходу откровенно радуется. А когда я рассказываю ей о беседе с ее мужем, воспаряет духом.

— Значит, он вовсе не собирается отбирать у меня Димку? А я-то, дурочка, боялась. Господи, сколько нервных клеток напрасно потратила!

— А с чего ты вообще взяла, что муж приехал за Димкой?

— Да он, когда мы жили вместе, только и пугал меня этим. Смотри, если я узнаю, что ты колешься, смотри, если я узнаю, что ты опять удирала к своим друзьям, смотри, если… черт знает что еще! В смысле, что тогда он заберет у меня сына и никогда его не отдаст. А мне ничего из его состояния не достанется, потому что приобреталось оно до нашей женитьбы! И вот надо же, настал мой час! Съел, Венечка!

— Так что, ты согласна на его условия?

— Ага, щас! — залихватски выпаливает она.

— А мне казалось, что недавно ты была бы рада о нем и не слышать, не то что требовать чего-то.

— Что было, то было, — легко соглашается она, — но теперь… Недаром у меня чесалась левая рука! Мне просто с неба валятся деньги, а я стану разыгрывать казанскую сироту? Мне позарез нужна одна японская машина, которую я могла бы поставить в своем филиале в «Сити-центре». Я уж думала у Жорика в банке кредит брать!

Жорик — Катин бойфренд — раньше часто предлагал ей этот самый кредит, но она по секрету говорила мне, что чего бы ей меньше всего хотелось, так это попадать в зависимость от Жорика.

— Хочешь сказать, что швейная машинка, пусть и промышленная, стоит больше пятидесяти тысяч долларов?

— Ну да, аренда офиса сколько съест плюс вязальная машинка — мы могли бы выпускать отделки к платьям… Ой, я могла бы открыть свой магазин!

Она в запале перечисляет все то, о чем мечтала. Как бы успешна ни была Катя, у нее еще нет достаточного капитала, чтобы активно наращивать свое производство.

Куда в момент подевалась Катюша с бледным лицом и тревожным блеском в глазах. Передо мной предстает настоящая Катерина Самойлова, женщина, которая, можно сказать, создала собственный Дом моды! Женщина, чье имя уже знают в Европе, а ее муж об этом, похоже, и не подозревает.

— Сто тысяч долларов, и ни центом меньше! — заявляет она. — А начать торговаться ты можешь, скажем, со ста пятидесяти.

— Ты не сильно закручиваешь, подруга?

— Сильно? Да если мне причитается половина, то это половина от полумиллиона конкретно! Сто — если ты хорошо считаешь — всего лишь пятая часть.

— Я все сделаю, а ты за это возьмешь моего сына из садика.

— Возьму, конечно, куда же я денусь. Заедешь за Мишей к нам домой, а заодно и документы привезешь.

Я ехала к себе, и в голове моей рождались философские мысли. Вроде того, что правильно говорят мужчины: логика у нас, женщин, по меньшей мере странная. Только что мы просим судьбу о милости, но лишь стоит нам ее оказать, как наши запросы многократно увеличиваются.

И довольствоваться малым хотим далеко не все. По крайней мере если чувствуем, что можем получить больше… то больше и получаем!

К вечеру, как и обещала, звоню ее мужу:

— Я передала Кате ваши пожелания — она с ними не согласна.

— Она не хочет давать мне развода? — откровенно пугается он. — Или что там она задумала?

— Рассказать вам все по телефону или мне подъехать?

— В самом деле, лучше подъезжайте, — соображает он, видимо, уже скучая в своем номере «люкс». То есть я не могу, конечно, этого утверждать, но предполагаю, что заведующий клиникой привык к особому комфорту.

— На том же месте?

— Ну а где я могу еще быть, не слишком хорошо зная ваш город?

На этот раз к моему приходу стол уже накрыт, поскольку разговор предстоит конкретный.

— Простите, а можно узнать, как вы вообще смогли найти Катю? У нее ведь в нашем городе нет родственников. Она могла бы поехать в любой другой город России.

— Элементарно, Ватсон, — усмехается он, — под кайфом она часто говорила мне, что хочет уехать к своей школьной подруге. То есть в ваш благословенный город.

— Представьте, что как раз этой подруги в городе она и не нашла.

— Но никуда больше ехать не стала, — подхватывает он. — Это тоже элементарно. Потом, у нее такая специальность, что в любом мало-мальски приличном городе может пригодиться.

— И она пригодилась. Катя — хороший модельер.

Но на Самойлова мое сообщение не производит никакого впечатления. Значит, я права. Он давно вычеркнул Катерину из своей жизни, и вряд ли его обмолвка насчет будущей жены — неправда.

— Послушайте, я ничего не знаю о модельерах. При мне Катерина не работала ни одного дня. Я всегда считал, что модельер — это некто вроде швеи, но со своими выкройками…

— Так вы что же, не знаете о том, что у Кати свой бизнес?

— В каком смысле бизнес? Я всего лишь обратился в первое попавшееся ателье и спросил, не работает ли у них Екатерина Самойлова, как мне тут же сообщили, в каком именно месте она работает. Свой бизнес, надо полагать, так: она разработала какое-то особое изделие, комбинезон там или платье, которое хорошо раскупается. С чем с чем, а с фантазией у нее всегда было все в порядке. Я бы даже сказал, что как фантазерка она даст фору многим…

Но я вовсе не собираюсь поддерживать это его ерничанье в адрес моей подруги. Чего это я перед ним разоткровенничалась? Если ему неинтересно все, что касается Кати… Странно, что за все время он даже не поинтересовался, как поживает его сын.

Но я все-таки упрямо продолжаю. Пусть не думает, что своими пятьюдесятью тысячами он Катерину облагодетельствует!

— Бизнес — значит ателье, в которое вы приходили, ее собственное. И она уже два года вывозит свои коллекции одежды в Европу…

— Иными словами, вы хотите сказать, что пятьдесят тысяч для нее не деньги? — соображает он.

— Она хочет сто пятьдесят!

Я с интересом наблюдаю, как лицо Самойлова покрывается багровыми пятнами.

— Сто пятьдесят? Она считает, что я свои деньги кую?

Мне остается лишь молча пожать плечами.

— Восемьдесят — максимум!

Когда торгуешься не за свое право и не свои деньги, делать это просто. Так сказала Катя, и я не уполномочена была опускаться ниже оговоренной ею суммы.

Самойлов по моему лицу не может понять, на какой цифре я остановлюсь, и с надеждой молчит.