Книга Тайнопись плоти - Дженет Уинтерсон

Фильмы немого кино были черно-белыми, а картинки, что можно увидеть в окнах, — всегда цветные. Все двигаются забавно, как заводные фигурки. Почему этот мужчина воздел руки? Пальцы пианистки беззвучно касаются клавиш. Только тонкое стекло отделяет меня от их немого мира — от мира, в котором меня нет. Они не догадываются о моем присутствии, а я тем временем знакомлюсь с ними и даже как будто вхожу к ним в семьи. И даже более: они открывают рты беззвучно, как золотые рыбки, и я могу, подобно сценаристу, вложить в их уста любое слово. У меня когда-то была подружка, мы с ней часто играли в такую игру, бродя мимо богатых домов с незанавешенными окнами, придумывая различные истории о том, что происходит там, за стеклом, в лучах домашней рампы.

Ее звали Кэтрин, она мечтала стать писательницей. Она говорила, что это хорошее упражнение для развития творческого воображения — выдумывать мгновенные сценарии на неожиданные темы. Меня литературная карьера не волновала, и меня вполне удовлетворяла скромная роль — носить ее блокнот. В те темные вечера мне не раз приходило в голову, что в фильмах все выдумка. В реальной жизни, особенно после семи вечера, люди, предоставленные сами себе вообще почти не шевелятся. Иногда меня охватывали паника и немедленное желание позвонить в «скорую».

— Никто не может сидеть так долго в полной неподвижности. Она, верно, умерла. Посмотри, там уже давно настало трупное окоченение, это видно даже отсюда.

Потом мы шли в какой-нибудь кинотеатр, где шли Шаброль или Ренуар, и в ленте все актеры только и делали, что бегали по спальням, стреляли друг в друга и бесконечно разводились. Очень утомительно. Французы помешаны на своем интеллектуализме, но для нации мыслителей они слишком много бегают. Размышлять лучше сидя. Они же наворачивают в свои высокохудожественные фильмы столько действия, сколько американцам не впихнуть и в дюжину Клинтов Иствудов. «Жюль и Джим» — так и вообще боевик.

Мы были с ней так счастливы теми дождливыми беззаботными вечерами. Мы чувствовали себя Шерлоком Холмсом и доктором Ватсоном. Мне казалось, что такая роль по мне. А потом Кэтрин сказала, что она уходит. Ей этого не очень хочется, но писатели не бывают хорошими партнерами.

— Это только вопрос времени, — сказала она. — Я обязательно сопьюсь и разучусь готовить.

На мое предложение подождать и посмотреть, что получится, она грустно покачала головой и погладила меня:

— Купи себе собаку.

Естественно, меня это совершенно выбило из колеи. Такая радость была бродить с ней ночи напролет, иногда заходя в закусочную, и на рассвете сваливаться без сил на одну кровать.

— Я могу что-то для тебя сделать, прежде чем ты уйдешь? — вырвалось у меня.

— Да, — ответила она. — Скажи, ты не знаешь, почему Генри Миллер говорил, что пишет членом?

— Потому что он так и делал. Когда он умер, у него между ног нашли только шариковую ручку.

— Врешь, наверное? — сказала она.

Вру?

И вот я сижу, промокнув насквозь, на скамейке и улыбаюсь. Сила воспоминаний на время оторвала меня от реальности. Может быть, память — более реальное место? Поднявшись, отлепляю от ног прилипшие шорты. Совсем стемнело, а после наступления ночи парк принадлежит совсем другим особям, к которым я не отношусь. Лучше пойти домой и отыскать Жаклин.

Дома оказывается, что входная дверь заперта на замок. Я пытаюсь открыть ее, но изнутри дверь закрыта еще и на цепочку. Ору и стучу. Наконец, из щели почтового ящика вылетает листок. На нем написано: «УХОДИ». Я достаю ручку и пишу на обороте «ЭТО МОЯ КВАРТИРА». Как и следовало ожидать, ответа не последовало. Таким вот образом я второй раз за день оказываюсь у Луизы.

— Мы будем сегодня спать в другой постели, — говорит она, наполняя ванну и стоя в клубах пара, благоухающего ароматическими маслами. — Я согрею комнату, а ты будешь лежать в ванне и пить какао. Ты не против, Кристофер Робин?

Да, не против, не против, даже могу напялить на голову синий колпак. Но все равно — как это нежно и ни на что не похоже. Совершенно невероятно. Жаклин должна была понять, что я пойду сюда, зачем же она так поступила? А вдруг они сговорились и хотят меня так наказать? Или я уже на том свете, и все это Страшный суд? Ну, суд или нет, а к Жаклин я не вернусь. Что бы ни ждало меня у Луизы, — а я не питаю особых надежд, — но Жаклин обижена так сильно, что она не пойдет на примирение. В том парке под дождем мне стало ясно: Луиза женщина, которую я желаю, пусть даже и не смогу получить. Честно признаться, Жаклин по-настоящему никогда и не была мне нужна — просто какое-то время у нее была подходящая форма.

Стыковка молекул — хорошая задачка для биохимиков. Молекулы можно свести вместе многими разными способами, однако лишь немногие варианты соединений превращаются в прочные связи. Научный успех в области биохимического синтеза светит вам, если вы, например, обнаружите, какая химическая структура образует соединение, ну, скажем, с определенным видом белка в клетках раковой опухоли. Если вы сможете выполнить эту рискованную и головоломную работу, то сможете найти средство для излечения карциномы. Но молекулы, как и люди, существуют в мире вероятностей. Мы встречаемся с кем-либо, соединяемся и расстаемся, и не знаем, что будет дальше. Может быть, моя связь с Луизой исцелит мое израненное сердце, а может быть, это будет опасный и разрушительный эксперимент.

Я надеваю махровый халат, который мне дала Луиза. Хочется надеяться, что он не Эльджина. В одном похоронном бюро жульничали: покойника привозили в добротном костюме и пока готовили к погребению, бальзамировщик с подручными примеряли одежку на себя. Кому из них он подходил, платил шиллинг. То есть, шиллинг шел в церковную кружку, а костюм с покойника стаскивали. Конечно, мертвецу разрешалось покрасоваться в приличном виде во время отпевания, но перед самым погребением беднягу уже заворачивали в дешевую простынку. Поскольку я собираюсь воткнуть кинжал Эльджину в спину, мне не улыбалось носить его халат.

— Это мой, — сказала Луиза, когда мы встретились у нее наверху. — Не беспокойся.

— Откуда ты узнала, что я беспокоюсь?

— А помнишь, мы попали под проливной дождь по дороге к вам? Жаклин тогда настаивала, чтобы я переоделась. Она вручила мне свой халат, а я так хотела, чтобы это был твой. Я надеялась, он хранит твои тепло и запах.

— А разве я их не храню?

— Еще как. Ходячий соблазн.

Луиза разожгла камин в комнате, которую она именовала «будуаром». Сейчас почти никто не топит камин, но в их доме не было центрального отопления. Она сказала, что Эльджин ноет по этому поводу каждую зиму, хотя она сама покупает дрова и сама занимается растопкой.

— Ему на самом деле не нравится так жить, — сказала она, подразумевая внешнее великолепие их с Эльджином семейного гнезда. — Он бы был счастливее в поддельном тюдоровском особнячке в стиле 30-х годов с утепленными полами.

— Тогда почему вы купили такой?

— Потому что это принесло ему славу великого оригинала.