Книга Всюду третий лишний - Бен Хетч

Что касается меня, то на третьем году учебы обнаружилось, что моему здоровью и общему состоянию угрожало неизлечимое заболевание, выражающееся в редко встречающемся нарушении мышечной координации, известном в медицине под названием синдрома Пшена – Барре, сделавшее мои конечности мягкими и дряблыми, по причине чего Дэнни в течение трех недель должен был возить меня по школе в инвалидной коляске. Всякий раз, когда я появлялся на уроке с опозданием, находился кто-либо, готовый протянуть мне руку помощи, и возглашавший на весь класс:

– Мисс, у него брали пункцию.

В последние годы в школе, несмотря на то что среди нас не было ни отчаянных зубрил, ни отъявленных нарушителей дисциплины и порядка, наши родители, ученики младших классов, а подчас и учителя относились к нашей группе с неприязнью и даже с некоторым презрением. Изменить сложившееся отношение к нам не смог и Саймон Скелетон, слывший школьным записным остряком; он первым подметил, что все мы низкорослые и все с физическими изъянами, а поэтому дал нашей компании прозвище «Белоснежка и семь гномов» (Дэнни, у которого была чистая белая кожа, был удостоен сомнительной чести именоваться Белоснежкой).

Все это не сильно трогало нас. Мы-то сами, как мне казалось, считали себя настолько другими, настолько отличными от тех, кто почитал себя крутыми, что нас можно было бы принять за крутых, только в ином смысле. Именно так мы и воспринимали ситуацию.

Колин Хэар начал курить, что считалось официальным атрибутом крутого парня. В качестве ответной меры мы принесли в школу пустые пачки от сигарет, в которые были уложены однопенсовые леденцы на палочках, и тайно от всех сосали их за велосипедными сараями, рассуждая, как они, должно быть, хороши с кофе.

Нельзя сказать, что мы проявляли большое усердие в занятиях, но мы были новыми романтиками школьного труда, и испытывали большую гордость от того, как выглядят наши учебники. Мы подчеркивали заголовки красной чертой, пользуясь линейками, которые входили в состав первоклассных оксфордских наборов письменных и чертежных принадлежностей; с презрением относились к шариковым ручкам и писали перьевыми, купленными в магазинах фирмы «Фокс», считающейся одной из самых престижных и дорогих среди поставщиков офисных принадлежностей. Мы, все как один, щеголяли с причудливыми прическами на прямой пробор, укладывая волосы с помощью лака для волос так плотно, что они казались пластинами, которые, если их отделить от наших голов, можно будет запускать, как пластмассовые диски. В то время как все ученики носили учебники в простых ранцах, украшенных самодельными надписями и рисунками, мы ходили с дипломатами, которые почему-то никогда не держали за ручки, а прижимали к груди, словно в них хранились бриллианты.

Чтобы как-то компенсировать тот коллективный остракизм, которому подвергли нас в школе, был выработан свой, хотя и крайне неупорядочный этический кодекс, и мы очень строго относились к любым проявлением «крутости» членами нашей группы. Роджер был почти отлучен от группы лишь за то, что проявил интерес к творчеству Ллойда Сола[17]и стал носить перчатки, не закрывающие верхние фаланги пальцев. Другой пария, Алекс Роуз, страдавший от псориаза, просочился в нашу среду и почти целый триместр считался своим, но был изгнан, когда начал закатывать рукава рубашки так, как это делал Брюс, капитан футбольной команды.

Все это отнюдь не свидетельствует о том, что мы были пай-мальчиками. Повторяя трюки, проделываемые им в начальной школе, Дэнни умудрился дважды найти приключения на свою голову – первый раз он забрался на подвесной потолок в кабинете биологии и квакал во время препарирования лягушки, а второй раз (мы с Карлосом тоже оказались втянутыми в задуманное им мероприятие) мы во время обеденной перемены назойливо и неотступно преследовали нервную миссис Жеррард, учительницу, гуськом ходя за ней по всей школе.

– Прошу вас, дети, не ходите за мной.

– Но, миссис Жеррард, мы тоже идем на этаж технических кабинетов.

– Не понимаю, зачем вам это нужно.

– Что нужно, миссис Жеррард?

По непонятым причинам неприятности, которые приключались с нами, не так уж дурно отражались на нашей репутации, у других с репутацией обстояло гораздо хуже! Мы не курили; не сидели на ступеньках лестницы, ведущей в кабинет географии, и не поджидали, придав своим лицам безразлично-унылые выражения, когда мимо пройдут ученицы второго года, чтобы запустить руки им под юбки, а ведь то, что мы этим не занимались, являлось в глазах каждого самым большим преступлением, на которое способен учащийся средней школы: «Они какие-то недоразвитые».

Мы постоянно были вовлечены во что-то. Энтузиазм Дэнни, не знающий пределов и ограничений, распространялся на все: от увлечения жестокими фильмами ужасов до подражания догматам и обычаям различных религиозных верований. Посмотрев летом после окончания пятого класса «Плоть для Дракулы», Дэнни стал безостановочно фантазировать о том, какой силы экстаз можно почувствовать, когда впиваешься зубами в горло по-настоящему красивой девочки, а мы с Карлосом были вынуждены в течение нескольких недель, несмотря на сильную жару, ходить в одежде с высокими и плотными воротниками, поскольку боялись, что он может впиться в горло и нам. Но спустя какое-то время он впал в другую крайность и сделался вегетарианцем.

Оглядываясь назад, я могу с уверенностью сказать, что школьные годы были золотой порой моей жизни. Мы делали все как положено – никто из нас не был одержим тщеславием, так же как никто из нас не считал себя тупицей, но важнее всего было то, что я не припомню дня, прошедшего без смеха, истинного смеха, до слез, до колик в животе, который впрыскивает в кровь добрую порцию адреналина и убеждает тебя в том, что у тебя, подростка, вся жизнь впереди, и вселяет в тебя уверенность, что ты находишься среди настоящих друзей. А что для этого нужно – взгромоздить на масляные нагреватели в кабинете математики дюжину стульев, а затем смотреть в замочную скважину на то, как Фил, смотритель здания, с кряхтением растаскивает их. Или тот день, когда на площадке для игр Колин Хэар плюнул Дэнни в глаз, и Дэнни весь путь до кабинета директора шел, запрокинув голову назад, чтобы сохранить на лице липкое свидетельство того, за что Колин должен будет крепко и сполна получить.

– Мистер Энтони, простите, но мне придется огорчить вас, – обратился Дэнни к директору, показывая для убедительности пальцем на то, о чем собирался уведомить директора, – Колин Хэар только что харкнул мне в глаз.

Громоподобный, долго не смолкающий хохот.

30 ноября 2000 года

Сегодня мы проехали 133 мили по шоссе 1-20 и теперь находимся в национальном парке «Каменный холм» в шестидесяти милях от Атланты, если ехать по 78-й автостраде, и уже готовы тронуться в дальнейший путь.

Как это ни смешно, но сегодня ссора возникла между Карлосом и Доминик, когда мы пытались найти в Атланте центр «Мир кока-колы» (уже забитый до отказа к нашему приходу толстозадыми американцами, которые, как только служители убрали ограждение, беспорядочной толпой ринулись в зал бесплатной дегустации, а затем облевали все сиденья на унитазах после халявной передозировки апельсиновым напитком «Санкист»). Доминик снова принялась за старое. Она никак не могла выяснить, где находится проезд Мартина Лютера Кинга-младшего, и Карлос, поехавший по ее настоянию не по той дороге, да еще и с односторонним движением, вынужден был делать обратный разворот, пересекая три полосы движения, и чуть не врезался в проезжавшую машину, когда кепка сползла у него на глаза. Доминик подлила масла в огонь, швырнув карту через плечо и надев кроссовки, как будто собиралась выйти из машины и учинить нешуточный скандал. Затем, изобразив на лице полный траур, она сообщила нам, что было бы славно, если бы в момент, когда Карлос нажал на тормоз, чтобы избежать столкновения, ее ремень безопасности не был пристегнут и она разбила голову, врезавшись в переднее сиденье: