Книга Любовь Стратегического Назначения - Олег Гладов

— Тебе больно?

— Нет. Нет. Конечно, нет…

В этой непонятной, полутёмной и пыльной кладовке мы оказались несколько минут назад. Помню её горячую ладонь — она, вцепившись в мою руку, буквально тащила меня за собой, и я чувствовал ещё там, на диване перед телевизором: в ней начинает искрить мощный, уже знакомый генератор. Я видел, как припухли её губы. Я почувствовал, как между её ног стало тепло и влажно. Я почти зримо увидел электричество, хлынувшее по её венам.

И вот теперь она на тюках с постельным бельём пытается привести в порядок дыхание. Только что мы повторили то, что происходило недавно в лифте. Я, вернувшись из ослепительной вспышки (!!!), вдруг заметил слёзы на её щеках. Поэтому и спросил:

— Тебе больно?

Отдышавшись, она поглядывает на меня сквозь полуопущенные ресницы: я лежу рядом с ней, опершись на левую руку. Правая покоится возле её пупка. У Алёны упругий плоский живот, и мне нравится водить по нему кончиками пальцев, едва касаясь.

— Я хочу, чтобы в следующий раз всё было по-другому, — говорит она чуть слышно.

— Как?

— Звучит, конечно, как… — она хмыкнула, — я хочу выкупать тебя в ванной с ароматическими солями, зажечь благовония, свечи. Много-много свечей… И чтобы ты делал всё медленно…

— Благо… что?

— Благовония.

— Я что, делаю всё слишком быстро? — деревянным голосом спросил я.

— Нет-нет, что ты! — она поднялась и провела рукой по моему лицу. Мне показалось, что она слегка смутилась:

— Просто хотела, чтобы тебе было хорошо.

— Мне и так хорошо.

Она совсем смутилась. Рука, поглаживающая мою голову, на мгновение остановилась, потом пальчики снова мягко зашевелились в волосах, разрушая мою и без того помятую прическу.

— А где ты хочешь зажечь… ну, эти свечи… и это… ну, благовония? — спросил я минуту спустя. — В «Водных процедурах»?

Единственные ванны, которые я видел, стояли именно там, в кабинете «Водные процедуры» рядом с «Перевязочной», что в конце коридора. Бело-синий кафель, три чугунных ёмкости, отделённые непрозрачными пластиковыми ширмами. Чуть дальше — душевые кабинки. «С 8:30 до 9:30 — женщины. С 10:00 до 11:00 — мужчины» вспомнил я расписание на дверях кабинета.

— Нет! — она улыбнулась. — Конечно, нет.

— Где же… В «Хирургии»?

— Вообще не здесь. Не в больнице… Понимаешь?

Я молча смотрел на неё.

— Это вполне реально. Достать тебе одежду — и…

Она вдруг села и посмотрела прямо в глаза:

— Слушай…

— Прямо сейчас? — сердце на секунду замерло.

— Нет, но очень скоро.

* * *

— Что?!

Юра смотрел на меня, как на инопланетянина.

Я повторил.

— А что тут такого? — подал голос Ярик. — Дро — парень, можно сказать, интересный. Бабам такие нравятся.

Я промолчал. Юра тоже: поджав губы и нахмурившись, он стучал по клавиатуре, что-то выискивая в недрах компьютера.

— Что ты паришь мозги пацану? — Ярик достал сигарету и щёлкнул зажигалкой. — Ты дашь ему одежду или нет?

Юра строго посмотрел на меня, потом на Ярика.

— Я не парю мозги. Я веду наблюдения за объектом, потерявшим память. У меня тут дневник в «компе». Я спецом прогу написал под него… Сколько весит, что ест, когда срёт, наконец…

— Да? — Ярик изобразил на лице восторженный интерес. — А образцы кала есть?

— И вот, — не обращая на него внимания, продолжил Юра, — объект тут занимается сексом, происходит незапланированный выброс семени, а у меня ничего не отмечено.

— Как ты это назвал? Выброс семени?

Юра посмотрел совсем уж свирепо. Но на Ярика, похоже, это не действовало:

— И кто тебя уполномочил называть Дро объектом, ковыряться в его говне и вообще вести какие-то наблюдения, а? Шизоид?

— Я в говне не ковыряюсь, — пробурчал Юра.

— Неважно. Мужик хочет поиметь свою подругу в нормальных, человеческих условиях. Ему нужна одежда. Он пришёл к тебе. Ты ж ему вроде как мама, или нет?

Юра промолчал. Я на протяжении всего разговора не издал ни звука. Ярик продолжал:

— Так вот. Я ему тоже вроде как семья… И если мама у нас злая, то папа сегодня добрый. И сделает сынуле подарок. Понял? Может, у чела любовь и всё такое… А ты встаёшь на пути его счастия… — Ярик затянулся, выпустил клуб дыма и с удовольствием произнёс. — Фу ты отвратительный! Молофья, вафлист и защекан!

— А если заметят, что его нет? — подал наконец голос Юра.

— Во, мля! Кому он нужен?

Помолчали. Я уже стал жалеть, что начал этот разговор.

— Главное, чтобы он вернулся до утреннего обхода.

— Ну что он, совсем тупой? — Ярик посмотрел на меня. — И Алёна эта, наверное, понимает, что Дро нужно вернуть в срок. Если только не решила сделать его своим рабом, ха-ха. Прикует его к батарее и заставит сниматься в порно.

— Ладно! — сказал наконец Юра. — Когда ты там собираешься понежиться в ароматической ванне и предаться греху при свечах?

* * *

— Ш-ш-ш! — Алёна приложила палец к губам, глянула за угол и, открыв дверь с надписью «Прачечная», шепнула, — быстрее!

Полутёмное помещение, заставленное огромными стиральными машинами, мешками с порошком, пропахшее дикой смесью чистого и ещё не стираного белья. Алёна закрывает дверь и пару секунд смотрит в замочную скважину.

— Пошли! — она ведёт меня за руку, ловко огибая препятствия, возникающие на пути. Ещё одна дверь щёлкает замком, открываясь: в руке моей спутницы небольшая связка ключей с металлической биркой. Каким способом Алёна смогла их раздобыть, мне известно: стащила у сестры-хозяйки.

Коридорчик. Тусклая лампочка под потолком. Из-за двери ощутимо тянет холодком. Там — те безбрежные белые пространства, которые я видел из окна. Там — космос.

— Застегнись, — Алёна надевает шапку, затягивает пояс на куртке. Я неловко орудую молнией на пуховике: одежда моя — это сборный комплект, собранный Юрой и Яриком. Свитер, джинсы, ботинки, тёплое белье. Алёна помогает мне справиться с застёжками, странно поблескивая глазами. Пошли…

Двери, скрипя, отворились, впуская клуб пара. Я глубоко втягиваю обжигающий морозный воздух, отчего слегка кружится голова, — незнакомое пьянящее состояние. Мы быстро идём, скрипя снегом, к недалеко стоящему автомобилю с оранжевым маячком на крыше: такси. Алёна вызвала его по телефону. В верхней одежде она совсем не похожа на медсестру, которую я знаю, и выглядит чужой.

Всё происходящее действует на меня странно, я не могу сосредоточиться на чём-то одном: ходьбе, чёрном бездонном небе. На оставшемся за спиной здании, морозе, щипающем щёки.