Книга Как мой прадедушка на лыжах прибежал в Финляндию - Даниэль Кац

— Ну… родные… друзья. Кто-нибудь да присмотрит.

— А как же моя торговля? Придется закрыть лавочку? — взволновалась Вера.

— Подумаешь, золотой прииск! Очень ты на этом деле разбогатела?

— Нет, но все же какой-никакой доход… — пробовала возразить Вера.

— Все равно вы концы с концами не сводите, — напомнила Лена.

— Что верно, то верно.

— Ну так что?

Лена взяла билет в вагон первого класса на поезд, идущий в Петербург, и они поехали.

Когда поезд пересекал границу Великого княжества, Лена, что-то шепча себе под нос, расчесывала щеткой свои длинные волосы.

— Что ты там нашептываешь? — спросила Вера.

— Считаю, сколько волос выпадает. В среднем каждый раз по семь волосков.

— Так, может, надо расчесывать поосторожнее, — высказала предположение Вера.

Прозвучал свисток паровоза.

— Тебе не приходило в голову, что клавесин, в сущности, щипковый инструмент и его можно сравнить с гитарой или лютней?

Вера как-то странно поглядела на Лену, и Лена принялась поспешно объяснять:

— Вот послушай. Как рождается звук? Нажимаешь на клавишу, поднимается вертикальный стержень с крючочками из птичьих перьев или кожи на конце, он зацепляет струну и заставляет ее вибрировать. Понимаешь?

— Еще как понимаю! — вскинулась Вера. — Помню, как-то раз зимним вечером я развела в печке огонь и развесила одежки на вешалках. Беня сидел тут же и курил свою сигару — «хиршпрунг» по двадцать копеек за штуку. За пять минут мы не проронили ни слова, каждый был занят своими мыслями. Затем Беня молча вынимает сигару изо рта, будто хочет что-то сказать, я тоже прикусываю губу, словно хочу заговорить, и мы оба поворачиваемся друг к другу и одновременно, в один голос, говорим: «А ведь клавесин, в сущности, щипковый инструмент…» — не то: «В клавесине тоже есть струны…» — сейчас точно не помню. Так или иначе, мы рассмеялись, взялись за руки, подмигнули друг другу, и Беня сказал: «Вот так совпадение! Надо это отпраздновать!» — и отправился в пивную. Вернулся через два дня и все еще смеялся без удержу, только как-то смущенно.

Они помолчали, вспоминая Беню.

— Ах, Беня, Беня, — сказала наконец Лена. — Верно, не курит теперь твой Беня «хиршпрунгов», ну а хоть махорку-то получает, бедняжка? Да и сможет ли он вообще курить…

— Скажи лучше, жив ли он вообще…

Петербург заходился в истерике. Повсюду, чуть ли не под юбками нянь, гуляющих по парку с детьми, искали немецких шпионов. В гражданском отделе военной комендатуры Веру и Лену трижды допросили, сперва у входа, затем в вестибюле, затем в приемной коменданта; на все вопросы женщины давали правдивые ответы, ничего не скрывая, и в конце концов их пропустили к коменданту. Вера трогательно описала Беню, дескать, добрый отец и супруг, пролил кровь за святую Русь. «А потому, господин комендант, нам надо получить разрешение на поездку в Смоленск, мой муж там сейчас в госпитале. И еще как знать, жив он или мертв. Надо забрать его оттуда живым или мертвым».

Коменданта, толстого мужчину, было легко растрогать… Вере пришли на ум слова из Писания: «Тогда взяли Иеремию и бросили его в яму Малхии, сына царя… в яме той не было воды, а только грязь…» И Вера подумала про себя, что комендант, пожалуй, вот-вот… Однако комендант просморкался и сказал:

— Сударыня! Я тронут. Отечество нуждается в подобных женщинах. Наш государь…

Про себя же подумал: «Что это меня понесло?» Но остановиться уже не мог. Он повернулся к Лене и спросил:

— А вы, милая барышня, вероятно, сестра этого мужественного раненого или усопшего воина?

— Ничего подобного, — отрезала Лена.

— Вот как. Великолепно! Значит, он вам даже не брат. Восхищаюсь вами.

Он замолчал, постучал себя пальцами по виску и резко сказал:

— Это невозможно. Как вы думаете, что будет, если все жены, матери, сестры и бабушки в разгар военных действий бросятся забирать и утешать своих раненых родственников?

— Думаю, — с готовностью отозвалась Лена, — начнется дикая неразбериха. Жены, матери и дети пустятся колесить по стране, переполнят все казармы и госпитали, запрудят гостиницы и трактиры, поезда перестанут ходить, грузы застрянут. Военные действия нацело спутаются, а то и вовсе приостановятся. Очень может быть, мы проиграем войну. Если у врага не произойдет то же самое. И тогда всякая война станет невозможной!

— Так точно! Именно это и произойдет, — подтвердил комендант, замолчал и погрузился в размышления. — Ну, и что дальше?

Вера пнула Лену в лодыжку и воскликнула:

— Мы с вами совершенно согласны! Но ведь у нас случай исключительный, господин комендант!

— Тогда конечно, — согласился комендант. — Только что ж тут исключительного?

— А то, что это мой муж лежит раненый в госпитале, — терпеливо объяснила Вера.

— Очень огорчен, — сказал комендант, и, судя по его виду, это было действительно так. — Видите ли, Смоленск располагается слишком близко к границе. Штатских лиц туда не пускают. Вам лучше бы проехать в Тулу — в той стороне это самый близкий город вне района военных действий. Оттуда вы смогли бы установить связь с госпиталем в Смоленске. Правда, и в Тулу не так легко попасть, — задумчиво добавил он.

— Почему? — спросила Вера.

— Как почему? — обидевшись, спросил комендант. — Это очень нелегко. Можно даже сказать, очень трудно. Надо сесть на поезд в Тулу, но попробуйте взять на московском вокзале билет в Тулу — вас сейчас же сочтут за шпионок.

— Но ведь нас уже не раз проверяли здесь в Петербурге… и убеждались, что никакие мы не шпионы, — сказала Лена.

— Это совсем другое дело. В Тулу-то ездят одни туляки да шпионы. И по правде сказать, вы больше похожи на шпионов, чем на туляков, — учтиво добавил он.

— Вы очень любезны! — хором воскликнули Вера и Лена, а Лена к тому же сделала книксен.

— Но… смею предложить маленький план, — продолжал комендант, — надеюсь, вы не проговоритесь и не поставите меня в затруднительное положение. — Он запнулся, явно забыв, о чем только что говорил.

В помещении воцарилась тишина. Присутствие женщин действовало на коменданта усыпляюще… Но вот снаружи послышался шум, крики и конское ржание. Ржание, цоканье копыт, взволнованные возгласы все ближе… Затем шум стал удаляться. Комендант очнулся от забытья:

— Так вот… О чем это мы говорили? Вы покупаете в Москве билеты, но не до Тулы, а до Курска. Почему так? А потому, что до Курска можно проехать без особых хлопот, не привлекая к себе внимания. В Курск ездят только жители Курска или их родственники. Люди едут в Курск из Орла, Воронежа и даже из Харькова, не знаю почему, там вроде бы нет ничего особенного. Это надо выяснить, — сказал комендант и, взяв перо, хотел сделать заметку на память, но так и застыл с пером в руке. Вера громко кашлянула. — Итак, вы сидите в поезде. К вам в купе заходит, посвистывая, кондуктор, смотрит на вас, на ваши билеты, снова на вас и говорит: «Стало быть, дамы едут в Курск?» Вы улыбаетесь, киваете и, пока кондуктор компостирует ваши билеты, тихо мурлыкаете в унисон: «Тулалла тралалла, щеки надулалла» — и так далее, подмигиваете кондуктору и суете ему в руку две десятирублевки. Когда поезд останавливается на вокзале в Туле, вы, всплеснув руками, восклицаете: «Так мы в Туле? Нам совершенно необходимо купить отцу на память что-нибудь этакое сугубо тульское, чего бы это ни стоило!» — или что-нибудь в этом роде. Затем сходите с поезда, бежите по направлению к вокзальному киоску, но, не задерживаясь перед ним, пробегаете дальше и прячетесь за магазином.