Книга Ненавижу - люблю - Мария Барская

— Ну я же знала: как только тебе позвоню, ты приедешь. Что нам тут в тесноте толкаться. А у Максима дел по горло. На следующей неделе в командировку. Собраться надо.

— Вот, вот. Значит, в самое тяжелое для тебя время его вовсе в Москве не будет. Я-то рассчитывала на него: к врачу тебя отвезти или еще что.

— Не бери в голову, мама. Понадобится, такси вызовем или попросим кого-нибудь. Да хоть Ларкиного Гондобина. Димка, конечно, зануда жуткая, зато здоровенный: меня куда хочешь дотащит.

— Да, зануда зятек мой, конечно, редкостная. — Неожиданно согласилась со мною мама. Кажется, первый раз в жизни она позволила себе в моем присутствии выпад по адресу Ларискиного мужа. Шлюз открылся. Поток откровений продолжился: — Знаешь, Алиса, я иногда просто диву даюсь, как Лара его терпит. Я бы давно его сковородкой по башке огрела.

— Положим, наша Лариска тоже зануда дай бог, — вмешалась я.

И, к немалому моему изумлению, вновь встретила поддержку:

— Что есть, то есть. Не понимаю, от кого это у нее. Видно, в отцовскую родню. Я их не знала.

Что касается меня, то не только родню отцовскую, но его самого я почти не знала. Отец умер, когда мне едва исполнилось десять лет.

— Зато дети у Лариски с Димкой замечательные получились, — сказала мама. — У всех троих отличное чувство юмора. Даже не понимаю откуда.

— Из чувства самосохранения, — предположила я. — Иначе бы им не выжить.

— А я думала, ты скажешь, что ребята в меня пошли, — усмехнулась мама и с разговора о личной жизни перешла к еще более актуальной теме. А точнее, к моей ноге.

Это меня полностью устраивало. Во-первых, мы наконец прекратили разговоры о семье, браке и дурных характеристиках. А во-вторых, мне действительно хотелось как можно скорее избавиться от костылей.

Мама моя много лет и до самого выхода на пенсию преподавала английский язык в мединституте, связи среди докторов у нее остались обширные, и она всегда с большим удовольствием занималась лечением нашего многочисленного семейства. Неохваченным оставался только Гондобин. По той самой причине, что никогда не болел. Я не преувеличиваю. Вообще никогда. И ничем. У него, по-моему, ни разу в жизни даже насморка не было. Поэтому он относился в равной степени скептически как к болезням, так и к врачам, искренне считая их шарлатанами.

Подробно расспросив меня о симптомах, мама извлекла из сумки толстую потрепанную записную книжку, на обложке которой значилось: «Медицина», задумчиво полистала ее и объявила:

— Позвоню-ка я для начала Розе Львовне и посоветуюсь. Она уж точно подскажет, к кому обратиться.

Разговоре Розой Львовной вышел не очень длинный, и вердикт ее был суров: доверять травмпунктам нельзя. Люди, конечно, там разные, встречаются среди них и добросовестные, но надо срочно сделать повторный рентген и проконсультироваться у надежного хорошего специалиста.

— Но это я и без нее знала, — сказала мама. — Зато Роза Львовна пообещала договориться, чтобы тебе сразу и рентген сделали, и осмотрели. А то в твоем состоянии двадцать раз по Москве не наездишься.

Мама наготовила мне еды дня на три вперед. Я все ждала, когда же она начнет собираться домой. У меня и нога уже ныла, и спина и голова разболелись. Денек насыщенный получился. Единственным моим желанием было вытянуться на диване и поспать, но вместо этого приходилось поддерживать беседу.

Наконец я не выдержала:

— Мама, тебе не кажется, что поздновато уже? Как ты поедешь?

— А я у тебя останусь. Одной тебе не справиться.

— Где же ты спать собираешься?

— Да как-нибудь. На кухне на диванчике.

— Он короткий, на нем неудобно. Завтра вообще двигаться не сможешь. Лучше уж поезжай домой. У меня все есть. А по квартире я с костылями нормально передвигаюсь.

Мама заколебалась.

— Может, я на полу устроюсь?

— С ума сошла! В твоем возрасте спать в походных условиях опасно! Хватит за один раз одного инвалида. Да еще Лариса в гриппу. Если тебе спину прихватит, за мной даже ухаживать будет некому.

Мама нехотя поднялась.

— Тогда завтра утром позвоню. Договоримся, когда приеду.

Она ушла. Завтра уговорю ее не приезжать. По крайней мере, таким образом избегу вопросов, отчего Максим меня больше не навещает. А с понедельника «отправлю» его в командировку.

При мысли о Максиме мне стало зябко. Целый день меня отвлекали. Бахвалов, Люська, мама… Ни минуты не оставалась одна.

Даже подумать некогда было о наших с ним отношениях.

Таких ссор, как сегодня утром, у нас с Максимом еще никогда не было. И, главное, на пустом месте! Я надеялась, что Максим остынет, придет в себя, сообразит, что не прав и сгоряча наговорил мне глупостей.

Не мог же он всерьез полагать, будто я вела двойную жизнь. Знает ведь, как я люблю его. Конечно, со стороны наши отношения с Бах-валовым могли показаться странными. Но с Максимом мы не первый день знакомы.

Ну ладно, приревновал, вспылил. Однако, остыв, все же можно понять, что нет у меня второго любовника! Не та я натура! Другое дело, если бы он только вчера со мной познакомился. Но ведь два с лишним года у нас близкие отношения. Пусть не в одном доме, но постоянно встречаемся. Что-то это должно значить. И прекрасно ему известно: я хочу быть с ним вместе. И все это время была ему верна. Как ему только могла взбрести в голову та чушь, которую он мне сегодня наговорил!

Мы ведь были счастливы эти два года. Я взяла свой ноутбук, улеглась с ним на диван и стала смотреть фотоархив.

Вот мы с Максимом в гостях у его друзей. Месяц как познакомились. Максим улыбается и смотрит на меня влюбленными глазами. А вот мы в Египте, в Шарм-Эль-Шейхе. Лежим у бассейна. Две недели блаженного отдыха вместе! Вот мы там же верхом на верблюдах. Много-много снимков из Египта, и на всех мы загорелые, веселые, счастливые. Я пощелкала мышью. Мы с Максимом на презентации журнала по недвижимости. Это я его с собой взяла. Как он тут хорош собой! И как к лицу ему серый костюм в тонкую полоску. Мы вместе его выбирали! Девчонки из моей конторы от Макса просто упали. Обзавидовались до смерти. Кокетничали напропалую, а он смотрел только на меня! А вот мы гуляем в Кускове. Было замечательно, и почему мы туда с тех пор больше ни разу не ездили? На этих фотографиях мы порознь. Потому что были там только вдвоем, и сперва он снимал меня, а потом я — его.

А вот мои самые любимые фотографии. Я сняла его утром в этой самой квартире, на этом самом диване. Максим остался у меня ночевать. Я проснулась раньше его, а он продолжал крепко спать, и выражение лица у него было совсем детское — беззащитное и одновременно очень счастливое. Я осторожненько встала и, взяв аппарат, нащелкала эти фотки. Вот он спит. А вот уже проснулся. Такой смешной, всклокоченный. Сердится за то, что сняла в столь неприглядном и непарадном виде.