Книга Миллионы женщин ждут встречи с тобой - Шон Томас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наверное, мы такие разные из-за биологических часов, которые в женском организме тикают гораздо громче, чем в мужском. Женщине нельзя стоять на месте, надо как можно скорее найти того самого и избавиться от неподходящего партнера. Разрулить ситуацию прежде, чем пройдет слишком много времени. Им необходим самец со здоровыми генами. А может, женщины просто бессердечней и лишь прикидываются милыми и добрыми. Мужчины в таком случае — круглые идиоты.
Пик моих страданий пришелся на тот день, когда я решил изобразить попытку самоубийства. Очень умно, ничего не скажешь.
Я остался ночевать у друга. Он терпеливо слушал, как я распускаю нюни и плачу о Бриони, а потом мы уснули прямо на полу. Наутро, когда я очнулся, его уже не было дома. Что ж, неудивительно. Лежа на полу с пепельницей под носом, я ощутил всю «безбрионность» своей жизни.
И просто-таки помешался на идее «самоубийства». Оно докажет Бриони, как сильно я ее люблю, как истинно и благородно мое чувство. И она тут же ко мне вернется. Проще пареной репы.
С завидной решимостью я принялся искать лезвия. Настоящих лезвий не нашел, поэтому вскрыл биковскую бритву и пару раз царапнул запястье.
Стало больно. Поэтому я прекратил, но тут же понял, что одна царапина вряд ли произведет на Бриони впечатление, и сделал еще несколько. Показались первые капли крови, меня замутило.
«Вот так», — подумал я, уставившись на эти более или менее заметные царапины. Сгодится. Теперь Бриони точно будет моей. Замотав руку тряпкой, я вышел в серую зиму, запрыгнул в автобус и поехал в универ. Но вместо того, чтобы пойти на пары, заглянул в медпункт. Сперва медсестра в ужасе уставилась на мою руку, затем, стерев запекшуюся кровь с «раны», сочувственно посмотрела мне в глаза и произнесла:
— Не так уж и плохо.
— В каком смысле?! — выпалил я. Неужели все мои мучения псу под хвост?
— Ну… — Медсестра была очень симпатичная, молоденькая, на пару лет старше меня. Она склонилась над моим запястьем, потом улыбнулась и сказала: — Швы накладывать не надо. Само заживет.
Ничего себе! Прямо скажем, мне было неприятно это слышать. Я угрюмо посмотрел на свидетельство моего «самоубийства».
Тишина. Мы оба молчали. Сестра задумчиво хмурилась, как будто сосредоточенно о чем-то размышляла. И, наконец, придумала:
— Хочешь, я сделаю тебе повязку?
Я с надеждой поднял на нее глаза:
— А что, можно?
На следующее утро я стоял с перевязанной рукой во дворе университета и поджидал Бриони. Я знал, что в этот день у нее занятия в странном, похожем на обсерваторию корпусе, стало быть, она обязательно пройдет по двору около полудня.
В полдень из-за угла вынырнула маленькая, темная и чуть сгорбленная фигурка Бриони в зимнем пальто. Она показалась мне очень сексуальной посреди огромного университетского двора. Голые ножки в высоких сапогах… Бриони несла книги и, как настоящая отличница, торопилась на пару. Я же гордо устроился на ступенях, выставив напоказ забинтованную руку.
Она меня не заметила, поэтому я ее окликнул. Тогда Бриони сделала безразличное лицо, а потом… улыбнулась. Не знаю почему. Но меня это приободрило. И я пошел вниз по ступеням, испытывая благородную боль в груди. Несмотря на февральский мороз, рукав моего пальто был закатан, чтобы Бриони увидела повязку — неопровержимый довод в пользу ее возвращения, свидетельство моей безграничной любви и попытки самоубийства.
Она посмотрела мне в глаза. В мои любящие и отчаянные глаза. На всякий случай я приподнял руку.
Бриони помолчала немного, а потом крикнула:
— Черт, когда ты оставишь меня в покое?! Идиот!
С этими словами она развернулась на каблуках и пошла в обсерваторию. Несколько секунд я просто стоял на лестнице и тупо глядел на свою забинтованную руку. Потом немного отодвинул повязку и увидел белесые царапины. Они уже заживали, через несколько дней от них не осталось бы и следа.
Подойдя к воротам, я сорвал повязку и выбросил в урну.
Примерно тогда мне и полегчало. Труднее всего пришлось в первые три месяца — говорят, это норма для отношений, которые длились полтора года. Конечно, я грустил о Бриони гораздо дольше, однако такой безысходности и отчаяния больше не испытывал. А шесть месяцев спустя сбрил усики.
Итак, что же происходит со мной теперь? Когда ушла Лиззи? Грусть длится четыре часа. К обеду я уже почти в норме — пора вернуться к интернет-знакомствам. И на этот раз я буду беспощаднее.
Следующие несколько недель я хожу на свидания, которые ни к чему не приводят. В корейском ресторанчике района Примроуз-Хилл я ужинаю с грудастой тридцатилетней архитекторшей. Она с порога заявляет, что очень счастлива, ведь буквально два дня назад познакомилась с мужчиной своей мечты. Я спрашиваю, зачем мы тогда встретились, на что она отвечает, что «все равно решила заскочить». Понятия не имею, к чему все это. Полвечера она, хихикая, эсэмэсничает со своим ухажером, при этом поглядывает на меня и краснеет.
Мы делим счет пополам.
Второе свидание — с умной и симпатичной иранкой, студенткой Кембриджа. Я веду ее в бар, где она заявляет, что все мужчины — вруны и слабаки. Однако любезно позволяет покупать ей выпивку. После двухчасового мизантропического монолога она изрекает: «Полагаю, ты хочешь записать мой номер». Сперва я хочу ответить «да» (все-таки она очень хорошенькая), но потом меня охватывает внезапный гнев за все мужское население Земли — согласен, пусть мы уроды, но кто еще будет убивать пауков в ванной? — и я говорю «нет». Она смеряет меня изумленно-презрительным взглядом и быстренько сваливает. Уф…
Третье свидание в этом любовном слаломе — с русской девушкой, прожившей в нашей стране два года, но так и не научившейся говорить по-английски. Однажды она зарегистрировалась на сайте meetrussianbrides.com, и в нее влюбился богатый бизнесмен из Ноттингема. Девушка бросила родной Смоленск и переехала в Англию. Увы, ей не понравились его друзья. Или дом. Или машина. А может, в конце концов, он сам. И она съехала.
Мне по душе эта блондиночка с отличной грудью и попкой. В ее простодушии есть что-то трогательное. Мы идем по летнему Кенсингтону, и она восхищается буквально всем: транспортом, урнами, тротуаром. «Здесь так чисто! Не то что в Смоленске!» Да уж, классный вышел бы слоган для туристической компании: «Не то что в Смоленске!» Потом мы идем в бар, где пропускаем по два стаканчика водки с тоником, и ее пробивает на слезы: она страшно скучает по родителям и по тому, как холодными зимами они вешали ковры на стены и ютились в одной комнатке, и жили без горячей воды, и питались солеными огурцами. «Здесь все по-другому. Здесь все богатые. Но может быть, там я была счастливее. Не знаю». И бормочет что-то по-русски.
Мы чокаемся. Тут она вновь начинает хныкать. Понятия не имею, как поступить с этой цыпочкой из России. У нее действительно сложная жизнь, и она запуталась, только вот… ее попка потянет на Пулицеровскую премию. Пусть это звучит грубо — ничего не могу с собой поделать. Я в замешательстве. Да, она чокнутая. Она снова обливается слезами. Но чего стоит ее задница!..
