Книга Уходили из дома. Дневник хиппи - Геннадий Авраменко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Успел уволиться с поста барабанщика нашей группы «Осень». У них теперь новое название — «Дом». Совсем умом тронулись! Тут же начались звонки от Немета, Шурика и Макара, и меня вернули обратно. Но я с Макаром все равно играть не хочу, если только сгоняю на концерт в Харьков, и всё — уж больно Немет просит. Макар прекрасный человек, с ним хорошо дружить, но работать абсолютно, категорически невозможно. Особенно сейчас, когда в группе два полноценных лидера, он и Шурик.
Приехали в гости Солидол с Котенком. Порассказал про поездку. Солидол загорелся, хочет со мной в Литву прокатиться, давно, говорит, не был. А мне по фигу, хай едет.
Львенок так и не перезвонила. Интересно, что ей надо?
День прошел так себе. Встретился с Машкой Прайс, поболтали. Машка что-то совсем оцивилилась. Может, и правильно, решила остепениться, не вечно же клешами бульвар подметать и фотокорреспондентам позировать. Все меняется, народ взрослеет. Тусовка на Гоголях вон совсем сдала, пионеры одни радостные носятся, да вечная дринч-команда на скамейках бухает. Нормальные хиппи уже давно разъехались по югам. Да, интересно, а сколько я протяну в своем нынешнем хипповском состоянии? Ведь нужно со временем как-то остепениться, жениться там, детенышей нарожать, блага цивилизации скупать. Не вечно же болтаться по стране, питаться подножным кормом и наслаждаться практически безграничной свободой? Не знаю, но еще нет ощущения того, что я знаю, что буду делать в этой жизни. Хотелось бы заняться каким-то творчеством, конечно, душа-то поет, а как эту песню в ноты записать, нет ни малейшего представления. Музыкант, если барабанщика можно назвать музыкантом, из меня не получился. Рисовать не умею. Писатель тоже, думаю, неважный, если один несчастный фантастический роман не могу закончить. В общем, нету в жизни для меня уголка. Будем искать!
На «Пентагоне» никого, только «пятидесятисемиты» из школы напротив кофе потягивают. Юноша с замысловатым именем Фелимон Кролик Уроненный попытался втянуть меня в дискуссию о создании коммуны, но понимая, что закончится все банальным портвейном на Арбате, я на всякий случай ушел.
В «Мелодии» на Калининском купил «антроповские» битловские диски: «Сержанта», «Револьвер» и «Help!». Доволен до безумия, хотя в последнее время настойчиво прогоняю из головы маленького червячка, который подсказывает мне, что битлы, на самом-то деле, меня уже почти не интересуют. Бее песни наизусть уже знаю, нового они, по вполне понятным причинам, вместе уже ничего не произведут, а сольное творчество трех оставшихся меня как-то не очень пленяет.
В Москве оставаться уже невыносимо. Всего сутки, как дома, а уже снова тянет в дорогу. Причем совершенно неважно куда, лишь бы отсюда. Ну ничего, скоро в Вильнюс.
Да, сходил к Жучке. У нее летом Макар жить будет. Немет тоже там прописался, от мамы своей разговорчивой скрывается. И Анька там живет, с которой мы в Тракайском замке зажигали. Посидели, чего-то выпили, рассказали с Анькой про наши литовские пивные подвиги. Хороший день получился, насыщенный.
Вечером мама тусовалась на кухне с друзьями, пили пиво, дым коромыслом. Я в комнате сижу, пластинки слушаю, а тут мама с просьбой:
— Ген, — говорит, — у нас сигареты кончились, а бежать всем лень. Дай папиросы?
— Что ты, мама, — отвечаю, — у меня нету, ты же знаешь, что я не курю!
— Ага, — ухмыльнулась она. — А косяки-то во что забиваешь?
Вот так, никуда не скроешься. Как догадалась, ума не приложу! Пришлось отсыпать «Беломора».
Сгонял в Москву, посмотрел расписание электричек. Подходящих нет, так что сразу, чтоб не зависать по полдня на перегонах, пойду на трассу. Сейчас тепло, любая трасса — подарок. Идешь себе, загораешь. Едем с Солидолом, вдвоем веселей. Впрочем, Солидол зануда и в больших количествах небезопасен для нервов. Разобьемся по одиночке, в крайнем случае. Забили стрелу в одиннадцать вечера, но я продинамлю — к отцу собрался.
А мама в Ногинск уехала, на похороны. Умер наш дальний родственник. Она меня с собой и не звала, знает, как я к этому отношусь. Не могу я выносить всю эту скорбь. Были уже похороны в моей недолгой жизни, когда дедушка умер в 85-м, так до сих пор забыть не могу. Все эти табуретки, ельник, толпа незнакомых людей в черном, бабульки в платочках. И маленький я в школьной форме. Мама, когда ей позвонили — утром, помню, рано совсем было, — собралась и уехала, меня оставила на дядю Толю, своего тогдашнего возлюбленного, так и не сказав, что случилось. Я хоть и маленький, догадался, но осознать не осознал еще. Потом она позвонила и велела мне с дядей Толей приехать в Ногинск и школьную форму надеть. Я подумал, что для тепла, — холодновато было, сентябрь. Уж не помню, плакал я на похоронах или нет, но обида на деда была страшная. А на рыбалку с кем я ходить буду? А кто велосипеды чинить будет? Как он вообще мог так поступить? Крайне эгоистичное детское поведение. А особенно в память врезалось то, как Кока, сестра деда Валентина Алексеевна Алешина, когда мы ехали с гробом в грузовике, все время сквозь слезы говорила: «Гена, не бойся, потрогай дедушку за руку». Я боялся, а мама плакала и кричала на Коку, чтоб она от меня отстала.
У отца в гостях мои грустные мысли начисто улетучились, потому как наступил праздник живота. Его жена, Елена Ивановна, расстаралась и приготовила шикарную курицу. Которую мы и употребили с картошечкой, лучком-чесночком и, конечно, водкой. Что еще нужно человеку для счастья? Праздник живота происходил под какой-то «ужасняк» на видео — страшновато, но пищеварению, уверен, не помешает. Пришел сводный брат Димка Серебряков с подружкой Лерой. Еды ему, увы, уже не досталось, развлекали исключительно разговорами. Да, папа предлагает работать у него. Вот уж не знаю. Делать я ничего на кабельном телевидении не смогу, по крайней мере, мне так кажется. Административными навыками природа меня явно обделила, оператором тоже вряд ли сумею. Но главное, конечно же, не в этом, а в том, что если Бог хочет наказать человека, он устраивает его на работу к родственникам. Ни за что! А как отказаться, не знаю — обидится же.
Отец предлагает, если уж я такой писатель оказался, попробовать издать мой фантастический роман. Интересная мысль, только нужно этот чертов роман еще заново переписать, многое поменять, отпечатать на машинке и только тогда думать об издании. А редактировать у меня нет времени, потому что я в разъездах. Если не путешествовать, а сидеть в Москве и писать, то надо что-то кушать, а чтобы кушать, надо работать. Но тогда не останется времени на творчество. В общем, заколдованный круг получается.
Сегодня День детей. Дети — цветы жизни. Хиппи — дети цветов. Вывод: у меня сегодня профессиональный праздник! Хиппаны сегодня натаскают кучу денег, поедут на Ореховские пруды в Царицыно, будут пить портвейн, курить траву, заниматься любовью, а не войной, драться с гопниками и бегать от ментов.
Минская трасса. Вдвоем с Солидолом нас брать никто не хотел, кроме двух храбрых безрассудных частников, так что пришлось разделиться. Если честно, будь я владельцем автотранспорта, я бы Солидола не стал подвозить ни за какие коврижки. Он настолько космат, что наводит ужас даже на привыкшего меня. Глаза у него голубые и добрые, но с большого расстояния, какие там у чудища глаза, не разберешь. Как ни странно, его все-таки берут, и это вдребезги разносит утверждения некоторых умников, что эпоха автостопа в России закончилась.
