Книга Теплая вода под красным мостом - Е Хэмми

— Я оставлю её себе. Буду за ней ухаживать. Она такая славненькая. Когда я только достала её из сумки, мышка совсем перепугалась, представляешь, описалась! У мышки такая крохотная розовая пиписка, такая маленькая! Меньше, чем ягодка нандины. На грудке маленькое светлое пятнышко, оно поблескивает в коротком пушке, как крошечный бриллиантик. Мне стало её ужасно жалко. — Она вытерла слезы.

Чтобы избавиться от воды, Саэко украла неисчислимое множество самых разных вещей. Из чувства стыда эти краденые вещи она хранила втайне. Теперь последовала летучая мышь. У этой разновидности летучих мышей — премиленькая физиономия, похожая на мордочку новорожденного ослика; у неё трогательные, широко раскрытые глазки; носик-пятачок, как у маленькой свинки. Эта порода летучих мышей не внушает того отвращения, которое возникает обычно при одном упоминании летучей мыши.

Вот какие мысли посетили меня, пока я разглядывал висевшую вверх тормашками летучую мышь; причём, глядя на неё, я словно сам перевернулся вверх ногами. Опять я задумался о взаимосвязи всего сущего в природе…

Эта мышь прибыла в Японию с Аравийского полуострова или из Северной Африки. Прошла через руки нескольких дельцов, а потом на корабле или на самолете попала в далекую Японию. До этого мышь наслаждалась ночными полётами вокруг Гизских пирамид в обществе законной супруги или любимой подружки. Вероятно, какой-то усатый и смуглый восточный мужчина поймал эту парочку в свою сеть. Потом мышь отправили в дальневосточную богатую страну, где любят держать дома разных диковинных существ, и по сходной цене продали в зоомагазин, где уже томились другие представители животного мира, не имеющими никакого отношения к пирамидам. Теперь мышь ждала своего покупателя. Но неожиданно его «взяла в плен» и заточила в клетку некая японка, у которой при избытке жидкости в организме возникает желание украсть. И вот теперь эта несчастная мышь сидит в клетке, стоявшей на помосте для сушки белья и любуется ночным видом Тихого океана, раскинувшегося за рекой. Всё связано между собой, всё переплелось в этом мире…

Я как друг Саэко понимал, что она совершила кражу потому, что из-за моего шестидневного отсутствия иначе не могла избавиться от воды, переполнявшей её. Другими словами, если бы мою мать не положили в больницу по поводу острой почечной недостаточности, то я бы сейчас не взирал в растерянности на летучую мышь, которая в своё время, возможно, летала вокруг пирамид, а сейчас висела вниз головой и в свою очередь взирала на нас. Если бы я не стал невольным свидетелем кражи сыра у касс супермаркета, то теперь не смотрел бы на эту самую мышь в клетке в доме Саэко.

Я вздохнул. Моим размышлениям о взаимосвязях в природе, казалось, не было конца — они то прерывались, но накатывали с новой силой. А всё потому, что эти взаимосвязи находятся в постоянном движении, в развитии, и не имеют ни прошлого, ни будущего. Мышь в клетке как-то грустно тряхнула своей «мантией». В клетке словно сгустилась странная атмосфера, рассказать всё о которой не хватило бы и десяти лет. Я ощутил в этой висевшей вниз головой мыши, попавшей сюда из далёкой-далёкой страны, некое мужество и какое-то печальное достоинство. В конечном итоге, летучая мышь мужского пола тоже оказалась вовлечённой в историю Саэко с её «водяной болезнью». Я вдруг ощутил невольную симпатию к этому маленькому существу.

Слёз у Саэко как не бывало, с сияющим лицом она проговорила:

— Его зовут Пепе. Я дала ему это имя. Называть просто мышкой как-то язык не поворачивается. А его подружку, оставшуюся в магазине, назвала Пипи.

— Хочу поселить их у себя вместе — Пепе и Пипи!

В ответ я возмущённо завопил:

— Пора прекратить воровать! Я прошу тебя. Теперь я всегда буду помогать тебе избавляться от воды!

Водная эрозия

Акция нашей компании вступила в заключительную стадию. До её окончания оставалось всего десять дней. Раздававшийся каждое утро из динамика мобилизующий голос руководителя штаба по проведению акции стал слегка сиплым, заведующий филиалом добряк Судзуки воздевал глаза к небу. Дело в том, что по первой половине кампании некогда запланированных финансовых показателей удалось достичь весьма быстро, вторая половина намеченного руководством срока внушала некоторое беспокойство, поскольку до сих пор не было ясно, удастся ли выполнить установленный план. Сейчас линия графика ползла вверх гораздо медленней, а одноглазая «дарума» смотрела на нас весьма серьёзно. Лица тётушек-внештатниц с каждым днём покрывались всё более густым загаром и стали похожими на рисовые лепешки. Я по-прежнему не заключил ни одного контракта. Но мой личный график взлетал вверх, как струи сломавшегося фонтана. Ведь, по самым скромным подсчётам, к настоящему времени моими усилиями из тела Саэко удалось извлечь более пятидесяти литров воды. Подсчёт самый элементарный. При одном половом акте из неё выливается два литра. У нас было двадцать пять соитий, при умножении двадцати пяти на два получается пятьдесят литров, пятьдесят тысяч миллилитров. В переводе на большие бутылки воды «Эвиан» выходит больше тридцати трех штук. Если перевести на стандартные бутылки соевого соуса «Киккоман», то получится двадцать семь. Закрыв глаза, я вообразил себя директором завода по выпуску воды «Эвиан», стоящим навытяжку среди множества заполненных жидкостью бутылок светло-голубого цвета.

Разумеется, это нехорошо по отношению к заведующему отделением Судзуки и тётушкам-внештатницам, но зато в таблице, показывающей объём излившейся воды, вверх поднялся я один. Инцидент с кражей летучей мыши, случившийся из-за моего шестидневного отсутствия, заставил меня более часто, чем раньше, бывать в доме Саэко. Теперь я проходил по красному горбатому мосту почти ежедневно. В район Канто вслед за сухим июнем, пришёл такой же засушливый, душный и знойный июль. В некоторых местах были введены ограничения на потребление воды; только Саэко продолжала свои обильные излияния.

Летучая мышь по кличке Пепе, висевшая вверх тормашками в своей клетке на помосте для сушки белья, как всегда, не моргая, пристально смотрела на нас. Я, трудясь вместе с Саэко, иногда бросал взгляд на зверюшку.

Саэко достала из кладовки толстый виниловый плащ. Он был тёмно-синего цвета. Это был длинный мужской плащ с капюшоном. Возможно, принадлежал её отцу, ушедшему из семьи. Мы постелили плащи, расположившись на нём, обнялись. Спине стало удобнее, плащ держал воду лучше, чем виниловая пленка. Вытекавшую тепловатую воду мы аккуратно сливали в капюшон. Если, осторожно держа наполненный капюшон обеими руками, заглянуть внутрь, можно разглядеть два глаза. Это глаза воды. Чтобы не пугать бабушку Саэко, я сливал воду с помоста вниз небольшими порциями. Капюшон каждый раз раздувался от воды, принимая форму человеческой головы. Стебли текомы с удовольствием тянулись к воде и с радостными звуками поглощали её; в результате таких «поливок» цветы ещё ярче заалели, а листья стали густо-зелеными. При этих звуках глазки Пепе начинали сверкать, как кусочки обсидиана, а покрывавшая грудку чёрная мантия начинала мелко дрожать.

Воды у Саэко не становилось меньше.

Получалось, будто в кладовке у Саэко в самом деле спрятано множество бутылок воды «Эвиан» и «Природной воды с Южных Альп»; может быть, после моего ухода она выпивает их содержимое залпом прямо из горла? Возможно, кровеносные сосуды Саэко несут не кровь, а поток тепловатой воды, струящийся в её теле подобно реке? Может, поры её кожи впитывают влагу из атмосферы, наполняя тело водой. А если река Кигосигава и Саэко — сообщающиеся сосуды?.. Вот какие домыслы роились у меня в голове, когда я по ночам уходил от Саэко, косясь на текущую рядом реку. Может так. А может и не так… В итоге я решил не заморачивать себе голову домыслами.